– Я не езжу в Ханнарт. У меня были небольшие разногласия с графом, – сказал Кленнен. Он обернулся и одним взглядом отправил восвояси и того господина, которого Брид не расслышала, и того, который принял Линайну за нее саму. – Но я проеду до Водяной Горы и чуть дальше, – добавил он, снова поворачиваясь к своим приятелям.
Линайна уже забрала деньги и теперь начала их пересчитывать.
– Хорошо, – сказала она. – Мы можем остановиться здесь на постоялом дворе. Так хочется немного пожить под крышей…
Морил и Брид тоже были рады. Это было верхом роскоши. На постоялом дворе будут мягкие перины, настоящая ванна и настоящая еда, приготовленная на кухне. Брид облизнулась и радостно улыбнулась Морилу. Морил ответил своей обычной сонной, младенческой улыбкой.
– Нет. Некогда, – заявил Кленнен, когда он наконец освободился и его смогли спросить насчет постоялого двора. – Нам надо торопиться. По дороге мы возьмем пассажира.
Линайна ничего не сказала. Пока Брид, Морил и даже Дагнер пытались протестовать, она молча взяла вожжи и тряхнула ими, веля Олобу трогать.
2
– Где мы возьмем пассажира? – спросила Брид, когда они отъехали мили на три от Дерента и ее недовольство немного улеглось.
Она уже переоделась в свое повседневное платье в синюю клетку и теперь казалась моложе своих лет.
– Через пару миль. Я скажу тебе, где именно, – обратился Кленнен к Дагнеру, который Держал вожжи.
– Он едет на Север, да? – спросил Дагнер.
– Верно, – ответил отец.
Морил в простой рыже-коричневой одежде, которую предпочитал он сам и в которой, по мнению Брид, он выглядел гораздо лучше, вприпрыжку бежал рядом с повозкой, туманно надеясь, что попутчик не окажется занудой. В прошлом году они подвозили женщину, из-за которой он чуть с ума не сошел от скуки. Она знала чуть ли не сотню маленьких мальчиков, и все они в чем-нибудь были лучше Морила, и она рассказывала про каждого не меньше двух историй, чтобы это доказать. Они почти каждый год везли с собой кого-то, кому надо было попасть на Север. С тех пор как между Севером и Югом началась долгая вражда, сообщение между ними почти прекратилось. Те, у кого не было лошади (а пеший переход означал возможность обвинения в бродяжничестве и ареста), вынуждены были обращаться за помощью к странствующим музыкантам и платить им, чтобы те согласились подвезти.
Вражда началась так давно, что почти никто не мог вспомнить ее причины. На Севере бытовало одно объяснение, на Юге другое. Однако точно было известно, что три короля Дейлмарка умерли один за другим и прямых наследников тропа не осталось. Еще до воцарения последнего короля (он правил страной из Ханнарта на Севере) начались ссоры и войны и страна стала распадаться на две части. А когда Адон, последний король, умер, наследников найти не удалось – и гражданская война разгорелась уже всерьез.
С тех пор единственными правителями в Дейлмарке стали графы, каждый в своей земле, а им подчинялись бароны. Никто теперь не хотел короля. Керил, нынешний граф Ханнарта, публично заявил, что не претендует на троп. Но напряжение нарастало. Северяне утверждали, что половина страны порабощена, а южные графы говорили, что Север строит против них заговоры. В тот год, когда родилась Брид, все графы и бароны Юга объявили Ханнарт вражеской державой. После этого между двумя частями страны осмеливались ездить только торговцы и менестрели, имеющие официальное разрешение, но и тем приходилось представлять доказательства того, что их ремесло не опасно, иначе на Юге их могли арестовать где угодно.
Морил встречался с некоторыми торговцами и со многими музыкантами. Кленнен был о них не слишком высокого мнения, за исключением разве что Хестевана, которого Морил никогда не видел. Но Морил ни разу не слышал, чтобы кто-нибудь из торговцев или музыкантов жаловался на то, что им приходится брать пассажиров. Должно быть, они все очень терпеливые, подумал он.
– А плата? – спросила Линайна.
– Подожди, увидишь, – со смехом ответил Кленнен.
– Все это прекрасно, – заявила Брид, которая вспомнила о своем недовольстве, но почему нам постоянно приходится кого-то брать? Почему этот идиотский Север не может помириться с этим глупым Югом?
– А вот ты мне и объясни, – отозвался Кленнен. И после того как Брид минуту что-то лепетала, он рассмеялся и сказал: – А вот ты стала бы завязывать дружбу с тем, про кого ты знаешь, что он готов при первом же удобном случае всадить тебе нож в спину? Запомни это. Имей в виду, было время, когда на Юге жилось так же свободно, как на Севере. И это запомни тоже.
На Юге говорить такие вещи вслух было очень опасно. Последнее восстание было подавлено с большой жестокостью, и суровые законы оставались в силе до сих пор. Выражать недовольство жизнью на Юге было никак нельзя. Все знали, что страна наводнена шпионами и доносчиками, и любые бунтарские мысли тут жестоко карались.
Вот почему, когда Кленнен упомянул о Севере, Юге и свободе в одной фразе, Морил заметил, что Линайна заглядывает за живые изгороди, проверяя, не слышал ли их кто-нибудь. Морил поймал себя на том, что и сам делает то же.
Однако листва живых изгородей хоть и успела запылиться, была еще достаточно жидкой, и кусты просматривались насквозь. Единственные люди, которые были видны, находились далеко и сажали виноград на склоне холма. Так было до тех пор, пока повозка не подъехала к развилке, где от дороги уходил проселок к следующему винограднику. Там, на обочине, стоял какой-то мужчина. У его ног громоздилась пузатая оплетенная бутыль. Он помахал Рукой, и Дагнер остановил повозку. Олоб повернул голову и с явной тревогой посмотрел на громадную бутыль.
– Вечер добрый, Флинд, – поздоровался Кленнен. – Это не наша ли плата стоит у твоих ног?
Мужчина кивнул. Похоже, он не собирался отвечать на широкую улыбку Кленнена тем же.
– Я на это и надеялся, – сказал Кленнен. А где пассажир?
Флинд ткнул большим пальцем себе за спину. Пассажир, по-видимому пытаясь спрятаться от солнца, сидел в тени за бутылью. Он был очень потный, довольно угрюмый, а годами – чуть моложе Дагнера.
– Помоги ему забраться в повозку, – сказал Кленнен Морилу.
Морил подошел, чтобы помочь, но пассажир оттолкнул протянутую ему руку.
– Я сам могу залезть, – сказал он. – Я не калека.
Он очень проворно забрался в повозку и сел на ее дно. Полотняный верх был наполовину поднят, и, похоже, парень рад был укрыться в тени. Морил рассеянно посмотрел на него, надеясь, что это из-за жары он такой неприветливый. Морил на горьком опыте убедился в том, что паренек одних с Дагнером лет может сильно испортить жизнь, если на протяжении нескольких сот миль будет постоянно пребывать не в духе. Это может оказаться еще хуже, чем прошлогодняя пассажирка. Он взглянул на Брид – сестра в ответ состроила кислую гримасу, будто лимон проглотила.
Тем временем Кленнен и Флинд затаскивали громадную бутыль через дверцу в задке повозки. Это потребовало немалых усилий, а когда бутыль наконец была погружена, то заняла очень много места. Олоб так вскинул голову, что чуть не коснулся ушами спины, пытаясь выказать свое глубокое неодобрение.
– Ты взял плату вином? – спросила Линайна.
– Можно ли придумать лучшую? – отозвался Кленнен. – Милая моя девочка, на Севере ведь будет только пиво! Радуйся удаче. Мы начнем ее сегодня вечером, хорошо? Или ты предпочтешь подождать, когда мы поедем через Маркинд?
– О… Сегодня вечером, – сказала Линайна, чуть улыбнувшись.
Кленнен закрыл дверцу, помахал Флинду и они двинулись в путь. Олоб устроил настоящее представление, трогая повозку с места. Брид стало очень его жалко: бедняга, так надрывается под тяжестью новой ноши! Но все знали, что повозка так хорошо подвешена и смазана, что Олоб почти не почувствовал разницы. Дагнер, не церемонясь, вытянул конька кнутом.
– Какая ленивая лошадь! – воскликнул пассажир.
– Ленивые часто оказываются самыми умными, – сказал Кленнен.
