Мотт кивнул.
– Моя жизнь – ваша, принц Джерон. – Он поправил воротник моего камзола и сказал: – Что вы теперь о себе думаете?
– На лучшее я не мог рассчитывать.
В дверь постучали. Мотт открыл, и вошла Имоджен с едой на подносе. Глаза у нее были красные, но сухие. Я хотел попросить Мотта выйти, чтобы поговорить с ней, но знал, что он должен выполнять приказ Коннера. Кроме того, не мог сказать ей больше того, что уже было сказано. Она была несчастной жертвой этого плана, и виноват в этом был я. Если и можно было извиниться, я все равно не знал как.
Она поставила поднос на маленький столик в центре комнаты. Мотт велел ей принести поднос прямо мне, но я поднял руку и сказал, что сам подойду. Она, должно быть, заметила, как болезненно я поднялся, между бровями у нее появилась морщинка, глаза вопросительно смотрели на меня. Я улыбнулся в ответ, но не думаю, что она поверила моей улыбке.
– Хотите, чтобы она ушла, пока вы будете есть? – спросил Мотт.
Игнорируя его слова, я обратился к ней:
– Ты сегодня что-нибудь ела?
Она бросила быстрый взгляд на Мотта, но я сказал:
– Имоджен, это был мой вопрос, а не его.
Она медленно покачала головой. Я поднял крышку с подноса и обнаружил мясной пирог и кусок хлеба.
– Здесь более чем достаточно для нас обоих.
Она беззвучно проговорила «нет», но я притворился, что не видел, и разделил пирог на две порции, отложив одну половину на тарелку с хлебом. Я протянул ей тарелку и сказал, что съем свою половину после нее.
– А ты ел, Мотт? – спросил я.
– Лучше бы ел, потому что на троих это не разделишь, – ответил Мотт.
Имоджен так набросилась на еду, будто не ела несколько дней.
– Хочешь еще? – спросил я. – Я не голоден.
Она покачала головой и встала, отходя от стола со склоненной головой.
– Она поедет с нами в замок, – сказал я Мотту.
– Это не по плану Коннера… – начал Мотт.
– Зато по моему плану. Что делали Тобиас и Роден весь день?
– До Коннера вчера вечером дошли некоторые слухи. Он послал их в город, чтобы они что-нибудь разузнали.
– Что за слухи?
– Что есть и другие принцы, ваше… другие принцы, Сейдж. Оказывается, не у одного Коннера возник такой план.
– Да, но у Коннера есть некоторое преимущество перед остальными, так? – Мотт улыбнулся мне в ответ. Имоджен заметила этот обмен улыбками, но, конечно же, ничего не сказала.
Коннер вернулся в комнату, когда я заканчивал есть. Он приказал Имоджен отнести поднос, а Мотту – ждать снаружи и закрыл за ними дверь. В руках у него было два свертка.
– Выглядишь хорошо, – сказал он.
– Лучше, чем чувствую себя, – ответил я холодно.
Коннер взглянул на меня без тени сочувствия.
– Надеюсь, ушибы заставят тебя надолго запомнить мои слова.
Можно было с уверенностью утверждать, что я никогда их не забуду. У меня кровь закипала каждый раз, как я думал о них. Я кивнул в сторону свертков.
– Что в них?
Он начал разворачивать первый, поменьше.
– Это ты уже видел, – сказал он и достал отделанную изумрудами шкатулку. – Она принадлежала королеве Эрин. Об этом знали всего несколько человек. Даже я не знал, пока не заглянул в эту шкатулку после их смерти и не увидел.
Он достал маленький бронзовый ключ и открыл шкатулку. Я увидел лишь несколько свернутых листов бумаги.
– Что это?
Он подал их мне.
– Ты положишь это в карман. Я думаю, это более чем достаточное доказательство твоей подлинности, но всегда лучше перестраховаться.
Я развернул бумаги, и у меня вырвался нечаянный вздох. Я знал, что моя мать рисовала, но не мог оценить ее способности, когда был ребенком. Это был простой набросок, мой портрет, сделанный примерно в то время, когда они с отцом отправили меня в Баймар.
Я смотрел, как она нарисовала мои глаза. В них не было вызова и высокомерия, которые всегда изображали придворные художники, а было то неуловимое выражение, которое может заметить лишь мать, видевшая в своем сыне то, чего не видели другие. Глядя на рисунок, я увидел себя таким, каким видела меня она, и с нежностью провел большим пальцем по бумаге. Я почувствовал ее любовь ко мне.
Тут я заметил, что Коннер наблюдает за мной. Я быстро свернул рисунок и сунул в карман.
Коннер все еще смотрел на меня.
– Принц Джерон?
Я почесал щеку.
– Надо, наверное, привыкать, что меня будут так называть. Как думаете, смогу я со временем взять себе прозвище Сейдж?
– Нет, не сможешь. – Коннер улыбнулся, и тревога его исчезла. – Но, полагаю, мне стоит начать называть тебя Джероном, чтобы ты привык. – Поколебавшись, он добавил: – На секунду я подумал…
– А что в другом свертке? – спросил я.
Этого было достаточно, чтобы сменить тему.
– Ах, да! – Коннер отставил шкатулку и начал разворачивать второй сверток. – Это безусловное доказательство твоей подлинности. Когда четыре года назад принц взошел на борт корабля, на нем была эта корона. Все это время считалось, что она лежит на дне моря. Если бы водолазы нашли ее, чтобы возвести на престол самозванца, металл и камни короны были бы повреждены соленой водой. Но взгляни на нее. – Он развернул сверток и вытащил корону, которую я в последний раз надевал на корабле.
Это был золотой обод с рубинами на каждом зубчике, перевитый золотой лентой. Корона была когда-то сделана на вырост, так что сейчас должна была лучше сидеть на мне. Она была в идеальном состоянии, не считая одной царапины, которая появилась после того, как я в этой короне упал с дерева.
– Пираты забрали ее с корабля перед тем как затопить его, – пояснил Коннер. – Они принесли ее мне в доказательство смерти Джерона.
Я снял эту корону перед тем, как бежать. Для меня это было знаком того, что я навеки покидаю королевскую семью.
– Посмотри в зеркало, – сказал Коннер.
Я подчинился и увидел, как он водрузил корону мне на голову. Ее тяжесть вызвала во мне целый рой воспоминаний. Будто с этого момента я снова стал принцем. И скоро вся страна узнает об этом.
50По плану Коннера Креган должен был отвезти нас прямо в замок. Я настаивал на том, что Тобиас, Роден и Имоджен должны поехать с нами, но Коннер категорически не соглашался. Я кивнул Имоджен и пожал руку Родену.
– Еще не поздно отказаться. – Хватка у Родена была железная. – Ты никогда этого не хотел.
– Не хотел. – Тут у меня не было возражений. – Но это моя судьба, не твоя.
Ярость исказила лицо Родена, но он отошел в сторону, а я пожал руку Тобиасу.
– Я думаю, ты должен стать королем, – сказал Тобиас с улыбкой. – Звезды сегодня светят для тебя.
Он почувствовал, как я вложил ему в руку записку, и незаметно взял ее, когда мы разняли руки.
Поездка с Коннером в замок проходила спокойно. Он попытался проэкзаменовать меня по некоторым вопросам, но я сказал, что уже знаю все что надо, и попросил позволить мне помолчать.
Я смотрел, как на горизонте появляется замок. Я не был здесь четыре года и, когда уезжал, не думал, что вернусь. Это был один из самых новых замков Картии, он многое заимствовал у других известных замков страны. Он был выстроен из массивных гранитных блоков из гор Менденвала, позаимствовал баймарские круглые башни, сочетавшиеся с квадратными плоскими башнями других замков. Как в архитектуре Гелина, центральная часть замка была высокой, многоуровневой, а боковые крылья длинными и угловатыми. Для картийского народа это был центр государства, символ королевской власти и процветания, которое никогда не покидало нас. Для меня это был просто дом.
Однако вскоре стало ясно, что мы не единственные, кто собирается проникнуть в ворота. Перед нами выстроилась вереница карет. Стражник у ворот беседовал с кем-то, сидевшим в первой карете. Нескольким удалось проехать, но большинству пришлось поворачивать назад.
Коннер высунул голову и окликнул человека в карете, которой запретили въезд.
– Что происходит? – спросил он пассажира.
– Не могу точно сказать. Что бы я ни говорил стражнику, он не пустил нас. Можете себе представить?! А ведь я везу в замок пропавшего сына Картии, принца Джерона!
Я хотел высунуться, чтобы взглянуть на него, но Коннер толкнул меня обратно на сиденье.
– Во всех этих каретах пропавшие принцы? – спросил Коннер.
– Боюсь что да, есть несколько мошенников. В нескольких каретах приехали представители знати, чтобы поприветствовать новоизбранного короля, и их пропустили. Но мой мальчик, то есть принц, здесь, так что они совершили большую ошибку.
– Будем надеяться, что сегодня коронуют правильного мальчика, – сказал Коннер, пожелал ему удачи, и наша карета двинулась дальше. Когда мы снова остались одни, Коннер добавил: – Его мальчик не имеет ничего общего с принцем Джероном. Стражники должны оценивать сходство, пропуская внутрь только наиболее вероятных кандидатов. Не волнуйся, Сейдж, ты похож на принца, и нас пропустят.
