По некотором размышлении я решила, что Хэрн относится к моей работе как к утешению или успокоению – вроде этих самых камешков. На него это похоже. Иногда я думаю, что только порадовалась бы, если б он оказался прав.
Когда с талисманами покончили, Утенок с Танамилом принялись плести сеть из тростника и провозились с ней далеко за полночь. Я это узнала лишь тогда, когда ушла ткать к самой Реке. Танамил, как перед этим мама, с трудом перебрался через край водопада и упал в теплое озерцо, подняв фонтан брызг. Мой станок так и окатило. Следом за Танамилом появился Утенок, серый от усталости. Он чуть не рухнул обратно – и рухнул бы и расшибся, если бы Джей не ухватил его за накидку. Тогда-то я и допустила ошибку в работе. Утенок и Танамил вымокли до нитки. Я никогда прежде не видела Танамила мокрым. Джей вытащил их обоих на берег. Утенок так и застыл, что-то шепча себе под нос, а Бессмертный перевернулся на спину. Грудь его тяжело вздымалась, и он был еле жив.
– Что с ним такое? – встревожилась я.
– Это все те сети, которые они мастерили, – отозвался Джей. – Похоже, они вложили в работу все, что у них было.
Я кое-как совладала со своим страхом высоты и посмотрела на сети. Они были хрупкие и узкие – все, кроме одной, большой, раскинувшейся у самого дна; но ее мне было плохо видно из-за висящей в воздухе водяной пыли.
Я слышала, что еще одна сеть натянута дальше, в узкой расщелине, при выходе из цепочки синих заводей. Те сети, которые я могла рассмотреть, протянулись через весь водопад, от края до края, везде, где только можно было найти выступ или ровную площадку. Хэрн расставил воинов на этих выступах по обе стороны водопада, по две группы на каждую сеть. Те, кого назначили в резерв, собрались на широкой травянистой поляне за той площадкой, на которой я ткала. Мы как-то очень быстро протоптали тропинку от этого места и до лагеря Карса Адона в долине.
К этой площадке кто-то постоянно прибегал и убегал, но мне некогда было особо присматриваться к этим перемещениям. Кто-то увидел лежащего Танамила и сбегал за Робин. Сестра тут же примчалась.
– Что ты натворил?! – воскликнула она, опустившись на колени прямо в теплую воду.
– Израсходовал все силы, сколько их у меня было, – тяжело дыша, отозвался Танамил. – Попытался заставить Канкредина принять такой облик, с которым мы сможем сражаться.
С водой-то не подерешься.
– Нельзя было использовать еще и все силы Утенка!
Я разозлилась из-за Утенка и из-за того, что мне пришлось распускать кусок работы. У меня и так было очень скверно на душе – из-за матери.
– Ничего другого не оставалось! – выдохнул Бессмертный. – Моих не хватало.
Я фыркнула:
– И ты еще именуешь себя богом!
Танамил приподнялся на локте и сказал весьма странную вещь – причем очень серьезно и пылко:
– Я никогда не именовал себя так! Ни я и никто из Бессмертных. Так нас нарекли люди, и так мы оказались связаны!
Я извинилась перед Танамилом. Думается, что его слова станут одной из самых сильных частей моего рассказа.
Робин отправила их обоих отдыхать ко мне в шатер. Когда она оттуда вышла, я сообразила спросить у нее про эту бобину с нитками. Конечно, надо было мне раньше обратиться к Робин.
Сестра отмотала хвост нитки, потерла ее, потом понюхала.
– Кажется, это тот же самый материал, из которого раньше был сделан Единый, – сказала она. – Ну, до того, как он вошел в огонь и превратился в золото. Как его спряли – я понятия не имею. Но ведь делают же как-то золотые нитки. Знаешь, Танакви, я думаю, Единый сам подскажет тебе, что из них соткать. Не используй их, пока не будешь твердо уверена.
И потому я жду. Я до сих пор не уверена.
Канкредин появился вечером. Когда Джей сказал мне об этом, я выскочила из-за станка и вместе с ним кинулась к краю – чтобы увидеть, что происходит внизу, и соткать это.
Зрелище предстало кошмарное – хотя я, в каком-то смысле, уже успела к нему привыкнуть. Канкредин явился в облике водяной горы, высотой футов в сто, если не больше. Эта гора с ревом обрушилась на долину и разлилась поверх озера, от берега до берега. Я видела, как она сминает деревья и каменные амбары, словно бумажные, едва их зацепив. Эта волна не была прозрачной и однородной. Черно-зеленая, она воняла протухшей водой и несла с собой деревья, балки, обломки моста и много всего другого. Время от времени все это проглядывало сквозь толщу воды. Но внутри водного массива виднелись чудовищные силуэты, глядящие на нас глаза и оскаленные зубы. Когда эти чудовища растеклись по озеру, я закричала. Они при продвижении втягивали в себя все окрест, а за ними оставалась лишь грязь, растекающаяся тонкими струйками. И у многих людей у меня за спиной тоже вырвался вопль.
Хэрн разослал ко всем гонцов, со словами о том, что это просто вода.
Вода. О Хэрн! Это же целая Река, обращенная ко злу! Вспомнить хотя бы, что творит Река во время половодья. Но люди уже начали верить брату.
– Это просто вода, – повторяли все, дрожа.
А вода прибывала. Вершина волны изогнулась, и на ее гребне заплясали деревья и камни. Казалось, что гребень вот-вот наклонится и обрушится. Но он не рушился. Я прямо-таки чувствовала силу, которая удерживает его. Неудивительно, что Танамилу пришлось спасаться бегством. Эта сила была уверена в себе – это я тоже ощущала. Маги Канкредина почти достигли конца своего пути, и Единый еще до вечера должен был оказаться у них в руках. Они помчались к расщелине с голубыми заводями.
Там-то Утенок с Танамилом и натянули свою первую сеть. Волна накатила, влилась в расщелину и прошла через сеть, словно и не заметив ее. Но тут я услышала грохот обрушившейся воды. У всех заложило уши и поджилки ослабли.
Гребень изогнулся, прежде чем маги успели его удержать, и вся масса воды рухнула в расщелину. Я вся вымокла, хотя и стояла высоко наверху. Бревна, камни и деревья рухнули вместе с водой. Некоторые люди, стоявшие пониже, пострадали, но серьезных травм не было.
Оставшаяся водяная стена замерла, зависла и в конце концов с ворчанием и скрежетом отступила обратно в озеро. Там и остановилась, и поверхность ее забурлила от ярости. Оказалось, что вход в расщелину разбит и Танамилова сеть вместе с ним. Но Танамил знал, что эта сеть будет разрушена.
Джей сказал, что это походило на проволоку, которую натягивают в ловушках. Но пришло известие, что нижние сети, включая ту, большую на дне, тоже порваны. Танамил, невзирая на усталость, кое-как выбрался из шатра и отправился вниз чинить сети. Проходя мимо нас с Джеем, он сказал, что запретил Утенку идти с ним, и я была ему за это благодарна.
Огромная волна стояла, бурля, посреди озера и по мере того, как в нее вливалась вода из водопада, становилась все выше и выше. За ней была лишь грязь и мелкие лужицы. Но еще до наступления темноты нам сообщили, что среди лужиц обнаружены тела двух магов.
– Так что они всего лишь смертные, как и мы, – сказал Хэрн.
А потом повсюду учинилась суматоха, поскольку брат желал выяснить: правильно ли ему запомнилось, что у Канкредина было всего не то сорок, не то пятьдесят магов? К этому времени даже самые колеблющиеся из варваров поняли, что они значат для Канкредина ничуть не больше, чем наши люди. Вожди варваров прислали гонца, который смиренно сообщил, что магов всегда было пятьдесят. Думаю, Хэрн и сам это знал, просто хотел людей приободрить.
Но мне это не помогло. Я смотрела на водяную гору и думала: как же можно в ней жить? А потом до меня дошло. Люди, которые имеют дело с душами, опасны и когда они живые, и когда мертвые. Я вспомнила, как Канкредин вдруг появился перед нами в том кресле – вот его не было, и вот он возник, – и заподозрила, что колдун вовсе не живой. Когда изнуренный Танамил, покончив с сетями, поднимался обратно, я шепотом спросила у него об этом.
– Да, он мертвый, – подтвердил Танамил. – Никто из живых не может работать с душами. Все маги проходят через смерть. А потом они облачаются в свои волшебные одежды, и эти одежды являются одновременно и заклинаниями, и их новыми телами.
Интересно, а почему тогда Незримая Смерть носил свое одеяние под той ужасной накидкой? Я сидела у станка и дрожала – сумерки выдались холодные. Но через ужас ко мне пробились две здравые мысли. Первая заключалась в том, что я тоже прошла через смерть и в этом им равна, а может, даже и превосхожу их. Когда же меня посетила вторая мысль, я отправила одну из девушек Робин к Хэрну передать ему, что мага можно вывести из строя, если разрезать его одеяние. Хэрн в ответ передал мне свою благодарность. И прозвучало это весьма почтительно.
Если бы Канкредин сразу же послал на нас еще одну волну, он бы победил. Танамил, отправившийся чинить сети, находился внизу, а я дошла только до моего разговора с Карсом Адоном у него в лагере. На этом месте мне пришлось остановиться, потому что совсем стемнело. Но я чувствовала, что Канкредин – ну не то чтобы усомнился, – он до сих пор был уверен, что победит, – но заосторожничал. Он встретил препятствие там, где совсем не ожидал. Мне кажется, сети помешали ему различить, кто же выступил против него. Утенок сказал, что они и были на это рассчитаны. Потому Канкредин решил подождать, чтобы при свете дня вся глупость этих ничтожных живых существ – то есть нас – оказалась на виду. Он мог действовать и в темноте, но ведь и мы в ночи кажемся таинственными и огромными.
