Внезапно друид обернулся и направился обратно к ним, очевидно, на что-то решившись. Они смотрели, как он шагает к ним, как легко развевается его черный плащ, как решительно выглядит его суровое темное лицо даже в миг горького поражения. Менион застыл, словно окаменев, с бешено бьющимся сердцем ожидая того столкновения, которое уже давно назревало между ними, ибо горец, всегда предпочитавший действовать сам, подозревал, что его планы не во всем совпадают с планами Алланона. Флик заметил тень страха на лице принца Лиха, но кроме того, отметил и его неожиданную смелость и самообладание. Все они медленно поднялись и собрались вместе, перед подошедшей к ним темной фигурой друида; в их утомленных, почти сломленных умах внезапно вспыхнуло новое яростное стремление бороться с судьбой. Они не знали, что прикажет им Алланон, но сознавали, что прошли слишком далеко и пожертвовали слишком многим, чтобы сейчас сдаваться.
Друид стоял перед ними, в его глубоких глазах горели смешанные чувства, а темное лицо казалось могучей гранитной стеной, истертой и покрытой выбоинами. Когда он заговорил, его ледяные слова начали мерно падать в тишину.
— Возможно, мы проиграли, но отступить сейчас — значит обесчестить себя как в собственных глазах, так и в глазах тех, кто во всем полагается на нас. Если нам предстоит погибнуть в битвах со злом Севера, с порождениями мира духов, то мы должны идти и сражаться. Мы не можем вернуться домой и надеяться, что какое-то неожиданное чудо спасет нас от силы, которая готова поработить и уничтожить нас всех. Если мы встретим впереди свою смерть, то встретим ее с обнаженным оружием и Мечом Шаннары в руках!
Он оборвал свою последнюю фразу с такой ледяной решимостью, что даже Балинор ощутил, как его охватывает легкая дрожь волнения. Все они мысленно восхитились неистощимой силой друида, внезапно ощутив гордость тем, что стоят рядом с ним, участвуют в его опасном и рискованном походе, приняты им в отряд.
— А как же Шеа? — вдруг заговорил Менион несколько более резким тоном, и проницательный взгляд друида остановился на нем. — Что стало с Шеа, из-за которого мы, собственно, и отправились в эту экспедицию?
Алланон медленно покачал головой, в который раз задумавшись о судьбе юноши.
— Я знаю не больше твоего. Эта горная река унесла его к равнинам. Возможно, он жив, возможно, нет, но сейчас мы ничего не можем для него сделать.
— Значит, вы предлагаете забыть о нем и отправиться за Мечом — бесполезным куском металла без законного владельца! — в гневе закричал Алланон, охваченный давно копившейся в его душе яростью. — Так вот, я не сделаю ни шагу вперед, пока не узнаю, что стало с Шеа, даже если мне придется на время забыть о походе и нашей цели, пока не найду его. Я не предам друга!
— Не забывайся, горец, — предостерег его неторопливый, насмешливый голос мистика. — Не говори глупостей. Бессмысленно обвинять меня в потере Шеа, ибо я последним из вас всех причинил бы ему вред. Твои утверждения даже отдаленно не походят на истину.
— Хватит умных слов, друид! — взорвался Менион, делая шаг вперед, совершенно не думая о возможных последствиях своего поступка, ибо равнодушное признание мистиком потери Шеа стало последней каплей, переполнившей чашу его терпения. — Мы шли за тобой не одну неделю, через сто земель и опасностей, ни разу не усомнившись в твоих приказах. Но это уже слишком. Я принц Лиха, а не какой-то нищий, чтобы беспрекословно выполнять любые требования и думать только о себе! Моя дружба с Шеа для тебя — ничто, но для меня она значила больше, чем сотня Мечей Шаннары. А теперь отойди в сторону! Я пойду своей дорогой!
— Глупец, ты с этой речью похож не на принца, а на шута! — взревел Алланон. Его лицо перекосилось гневной маской, а огромные руки сжались в кулаки и протянулись к Мениону. Все остальные побледнели, глядя, как эти двое бичуют друг друга в безудержной ярости словесной схватки. Затем, ощутив, что близится настоящая драка, они быстро встали между ними, пытаясь успокоить их здравыми словами, боясь, что раскол в отряде лишит их последнего крошечного шанса на успех. Только Флик остался на месте. Он продолжал думать о брате, испытывая отвращение к своей беспомощности и неспособности хоть что-либо сделать, чувствуя себя неполноценным. Как только Менион начал свою речь, он обнаружил, что горец точно выражает его собственные мысли, и он тоже не должен двигаться отсюда, пока не узнает, что стало с Шеа. Но всем им всегда казалось, что Алланон знает в тысячу раз больше их, и его решения каждый раз оказывались верными. Сомневаться в мудрости друида было просто нелепо. Какой-то миг Флик мысленно боролся с собой, пытаясь представить, как поступил бы в этом положении Шеа, что бы он мог им предложить. Затем ему в голову неожиданно пришло решение.
— Алланон, у меня есть идея, — коротко заявил он, стараясь перекричать создавшийся шум. Все моментально повернулись в его сторону, пораженные решительным выражением лица юноши. Алланон кивнул, показывая, что слушает его.
— Ты способен общаться с мертвыми. Мы видели в долине, как ты это делаешь. Разве ты не в силах узнать, жив ли Шеа? Если тебе удается призвать мертвую душу, то тебе должно хватить сил найти и живую. Ты же можешь сказать, где он сейчас, верно?
Все перевели взгляд на друида, ожидая его ответа. Алланон тяжело вздохнул и опустил глаза к земле, уже забыв о злости на Мениона, обдумывая вопрос юноши.
— Я могу это сделать, — наконец ответил он к общему изумлению и облегчению, — но не стану. Если я употреблю свою силу на то, чтобы разыскать Шеа, узнать, жив он или мертв, то, несомненно, раскрою тем самым свое присутствие Повелителя Колдунов и Носителям Черепа. Они встревожатся и устроят нам в Параноре ловушку.
— Если мы еще пойдем в Паранор, — мрачно вставил Менион, и Алланон в ярости тут же двинулся на него, ощутив новый прилив угасшего было гнева. Снова все бросились между ними, растаскивая их в стороны.
— Стойте, стойте! — сердито закричал Флик. — Так мы ничего не добьемся и точно не поможем Шеа. Алланон, за весь поход я ни о чем тебя не просил. У меня не было права просить; я пошел с тобой по своему желанию. Но теперь у меня есть такое право, ведь Шеа — мой брат, пусть не по крови и не по расе, но все-таки он мой родной брат. Если ты с помощью своей силы не узнаешь, что с ним случилось и где он находится, то я пойду с Менионом искать Шеа.
— Он прав, Алланон. — Балинор медленно кивнул, легко кладя свою могучую руку на плечо юноши. — Что бы с нами ни случилось, эти двое имеют право знать, можно ли надеяться на спасение Шеа. Я понимаю, что произойдет, если нас обнаружат, но я бы сказал, что мы обязаны рискнуть.
Дарин и Даэль поддержали его слова выразительными кивками. Мистик взглянул на Генделя, желая узнать его мнение, но молчаливый гном, не меняя позы, только посмотрел в его черные глаза. Алланон поглядел на них всех по очереди, вероятно, оценивая глубину их чувств, обдумывая степень риска, сопоставляя возможную потерю Меча с потерей двоих членов отряда. Он рассеянно глядел на заходящее солнце, на крадущиеся по горам сумерки, медленной рябью тьмы смешивающиеся с алыми и пурпурными лучами заката. Позади лежал долгий, трудный путь, но, преодолев его, они все еще ничего не добились
— только потеряли того, без которого все путешествие теряло смысл. Все, казалось, было сделано неправильно, и теперь друид мог понять их нежелание идти вперед. Он задумчиво склонил голову, затем взглянул на своих спутников и заметил, как вдруг зажглись их глаза, полные надежды, что он сейчас кивнул в знак согласия с предложением Флика. Без малейшей тени улыбки высокий странник решительно покачал головой.
— Выбор за вами. Я сделаю, как вы просите. Отойдите прочь и не обращайтесь ко мне и не приближайтесь, пока я не разрешу вам.
Члены отряда отступили от него, и он молча замер на месте, сосредоточенно склонив голову, сложив на груди длинные руки, спрятанные под черным плащом. В сгущающихся сумерках слышались лишь отдаленные шорохи. Затем тело друида напряглось, и от его застывшей фигуры полилось белое сияние, слепящая аура, вынуждающая людей щуриться и прикрывать глаза руками. На миг свечение залило все вокруг, и темная фигура Алланона исчезла из вида, а затем оно ослепительно сверкнуло и погасло. Алланон стоял на прежнем месте, неподвижный и мрачный, а затем он медленно осел на землю, прижав руку ко лбу. Секунду все они медлили, затем бросились вперед, забыв о его распоряжении и опасаясь за его жизнь. Алланон неодобрительно поднял глаза, рассерженный таким непослушанием. Затем он прочел на их склоненных над ним лицах искреннюю тревогу. Он с удивлением и неожиданным пониманием смотрел на людей, что в молчании окружали его. Он был глубоко тронут, ощутив прилив странного тепла от мысли, что эти шестеро, различных рас, из разных земель, разного образа жизни, по-прежнему верны ему, несмотря на все случившееся. Впервые после потери Шеа Алланон ощутил некоторое облегчение. Он с трудом поднялся на ноги, слегка опираясь на сильную руку Балинора; его охватывала слабость, вызванная поисками Шеа. Какой-то миг он стоял молча, затем слабо улыбнулся.
