В пещере стоит обычный лесной запах: жизни и тления вперемешку.
Габриэль говорит:
– Я подумал, если что-нибудь случится… ну, пойдет не так… мы здесь встретимся.
– А что, по-твоему, должно случиться?
– Я не знаю, но на тебя идет охота; а Меркури опасна и непредсказуема. – Он колеблется, потом добавляет: – Да и ты тоже.
Он, конечно, прав.
Он вынимает из своего рюкзачка жестянку и говорит:
– Оставлю здесь мои вещи. – Он говорил мне, что лежит в жестянке: любовные письма его отца к его матери, а также то, чем Габриэль собирался заплатить Меркури, если она найдет способ превратить его из фейна в колдуна. Но что это такое, я не знаю. И не спрашиваю. Захочет – сам скажет. Он кладет коробку в угол пещеры, а потом выуживает из рюкзака что-то еще.
И протягивает это что-то мне.
– Это тебе, держи… Я подумал, тебе понравится.
Я не знаю, что делать, что сказать.
Он говорит:
– Возьми. Это подарок.
Судя по тому, какой у Габриэля необычный голос, как он запинается, как едва заметно дрожит его рука, он хочет, чтобы подарок мне понравился. И я хочу, чтобы он мне понравился, ради него.
Пакет у меня в руках длинный и плоский. Судя по весу, это могла быть книга, но я знаю, что это не так – обрадоваться такому подарку мне было бы слишком трудно. Предмет завернут в магазинный пакет, светло-зеленый с буквами, он сложен у горловины и слегка помялся в рюкзаке. Бумага плотная, гладкая.
Я сажусь на корточки и аккуратно приподнимаю край пакета. Внутри оберточная бумага, белая, во много слоев, новая, совсем не мятая. Я осторожно вытягиваю сверток из пакета, тот падает на землю. Вернее, медленно, как осенний листок, опускается на пол пещеры. Все в этот миг кажется мне особым. Подарок тяжело лежит у меня в ладони, в нем чувствуется сбалансированность и прочность.
– Когда ты в последний раз получал подарки? – спрашивает Габриэль и нервно посмеивается.
Не знаю. Давным-давно.
Я кладу сверток перед собой на выстланное сосновыми иголками дно пещеры, и он лежит на нем, ярко-белый на коричневом и зеленом.
Я снимаю бумагу, очень осторожно.
Так медленно, как только могу.
Так нежно, как только умею.
Еще один слой.
– После такой подготовки лучше бы он тебе понравился.
Мне уже нравится. И я жду, наслаждаясь мгновением – белой бумагой, почти раскрытым подарком.
Кончиками пальцев я приподнимаю последний слой. Под ним лежит нож, черный на белом. Рукоятка из отличной черной кожи. Лезвие в толстых кожаных ножнах. И пряжка, чтобы надевать на пояс. Рукоять удобно ложится мне в ладонь – не слишком велика, но и не мала. Нож не тяжелый и не слишком легкий. Лезвие с легкостью выходит из своего защитного чехла. Это нож боуи, с характерным изгибом клинка. Металлическая поверхность собирает рассеянный в пещере свет и посылает далеко в лес солнечного зайчика.
Я смотрю на Габриэля. Он пробует улыбнуться.
– Мне нравится.
Я так и не попросил у него прощения за глаз.
Я закончил вырезать деревянный нож. Мне бы очень хотелось, чтобы Габриэль увидел его, но я знаю, что этого не случится. Я встаю и поворачиваюсь назад, к коттеджу, и мне хочется кричать и выть, до того все это несправедливо. Никогда у меня не было такого друга, как Габриэль, а они взяли и отняли его у меня, как отнимают все, и я хочу убить за это Киерана и остальных. Но я знаю, что убей я их сейчас, Охотники снова возьмут мой след и, может быть, поймают меня, и тогда я не смогу помочь Анне-Лизе. Значит, ради нее придется соблюдать осторожность.
Я возвращаюсь в пещеру.
Уже темно, и я почти пришел, как вдруг, идя вдоль холма, я вижу небольшое пламя. Костерок.
Неужели…?
Я замираю. Потом двигаюсь вперед. Медленно. Бесшумно. Скрываясь в тени деревьев.
Огонь горит у входа в пещеру. Красные угли окружены кольцом из камней, на одном стоит кофейник.
Но кто же развел здесь огонь? Ведь не Габриэль, правда? Может, туристы? Неужели Охотники? Да нет, они не стали бы разводить костер, тем более затем, чтобы сварить кофе. Да и в голове у меня не звенит, мобильных телефонов поблизости нет. Значит, не фейны. Но, скорее всего, и не Охотники.
Неужели все-таки Габриэль?
Он любит кофе.
В пещере что-то движется. На пороге возникает темный мужской силуэт.
Габриэль?
Но нет, этот ниже и шире в плечах.
Но и не Охотник. Звона в голове нет, и потом их было бы два – или двадцать два…
Черт! Кто же это?
Мужчина проходит мимо костра. Он смотрит в мою сторону. Темно. Я стою за деревьями. Он не может меня видеть.
– Черт меня побери, парень, – говорит он. Судя по акценту, австралиец.
Я снова думаю, что их двое и что он обращается к напарнику в пещере.
Но он продолжает медленно приближаться… Нерешительно, но все же идет, прямо на меня.
Я застываю на месте и перестаю дышать.
Он делает еще шаг. Потом еще один. И смотрит на меня. Нас разделяют всего четыре или пять метров, огонь, горящий у него за спиной, превращает его в черный силуэт. Я не вижу его лица, но точно знаю, что он не Габриэль.
– Адская кровь, – говорит он. – Я думал, ты мертвый.
Он определенно говорит со мной. Наверное, он видит в темноте. Я не двигаюсь, только смотрю на него в упор.
Тогда он нервно спрашивает:
– Эй, парень, ты не мертвый?
Мой нож давно у меня в руке, и я, сделав к мужчине шаг, хватаю его за куртку, пользуясь инерцией движения, толкаю его на землю и тут же придавливаю ему коленом грудь, а нож приставляю к горлу.
– Ладно, парень, хватит, – говорит он. Судя по голосу, он скорее раздражен, чем напуган.
– Заткнись! – командую ему я.
Мой клинок давит ему на шею плоской стороной, так что не порежет. Я быстро оглядываюсь кругом, убеждаясь, что у него нет напарника. Кажется, нет, но, может быть, есть друг. Никого не видно, только темные силуэты деревьев, костерок да кофейник рядом с ним.
– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.
– Вряд ли ты поверишь, если я скажу, что просто люблю проводить время на открытом воздухе?
– Вряд ли ты будешь возражать, если я вырежу тебе язык за то, что ты мне врешь?
– Надо же, какой ты обидчивый, парень. Уж и пошутить нельзя.
Я нажимаю ему ножом на горло так, что выступают крошечные капельки крови.
– Думаю, что смогу вырезать его и так.
– Несбит, меня зовут Несбит. А тебя Натан, верно?
Я не знаю, стоит ли подтверждать эту информацию, но потом, решив, что положительный ответ ничего не изменит, говорю:
– И что ты здесь делаешь, Несбит?
– Прибыл по приказанию босса.
– Зачем?
– Чтобы выполнить одно поручение.
– И это поручение…?
– Личного характера.
– Поручение личного характера, которое ты не выполнишь, потому что сейчас окажешься без языка и с кишками наизнанку…
Одним рывком он переворачивается на бок, стряхивает мою руку и хватает меня. Он крупнее, тяжелее и сильнее, чем я, но я все равно вырываюсь, откатываюсь от него и вскакиваю на ноги. Он тоже уже стоит: он проворнее, чем кажется.
Он говорит:
– А ты шустрый.
– А ты был бы еще шустрее, если бы меньше ел.
Он делает гримасу.
– Для моего возраста и это неплохо. – Он хлопает себя по животу. – Да и ты не промах, для мертвого-то парня.
Я выпрямляю спину и прикидываюсь, будто расслабился.
– Кто тебе сказал, что я мертвый?
Он ухмыляется.
– Никто не говорил. Я сам видел.
– Ты? Видел меня мертвым? Во сне, что ли?
– Во сне! Как бы не так! А ты что, правда меня не помнишь? Хотя чувствовал ты себя тогда, конечно, неважно. Но ты меня видел, только… называл почему-то Розой…
– Что? Ты видел меня, когда я был ранен? Ты тоже был в этом лесу?
– Да, да, да. Шел за тобой от самой станции. Повезло мне в тот день. Я ехал… Неважно куда. – Он ухмыляется и подмигивает. – Вдруг вижу тебя, а за тобой – Охотницу. Она тебя еще не заметила, но за этим дело не стало бы, если бы не я, – я отвлек ее и дал тебе уйти. К тому же ты оставлял след шириной в милю. По нему тебя нашел бы и младенец. Мне пришлось немало потрудиться, прибираясь после тебя. Но Охотницу мы все же потеряли, а потом я пошел за тобой в лес.
Я долго шел прямо за тобой, но потом лег ненадолго соснуть, проснулся, а ты уже улизнул. Еле нашел тебя в деревне, в магазинчике. Ты пытался прочесть газету, чтобы узнать, какой сегодня день. На тебя было жалко смотреть. До твоего дня рождения оставалось всего два дня. Ты что, и этого не помнишь?
Я трясу головой.
– Ну, я опять отвел тебя в лес, а сам все посматривал, следят за тобой или нет, что после магазина должно было случиться. Честно говоря, парень, не думал, что ты выкарабкаешься, – в тебе ведь охотничья пуля засела, так?
Я киваю.
– Да, так вот, пришлось мне снова подчистить твой след, а когда вернулся, гляжу: ты вроде как прооперировал себя – всюду кровища и желтая такая дрянь… а сам ты лежишь, как мертвый. Ты был весь серый, серый и холодный, парень, веки приоткрыты, зенки закатились, только белки торчат, – короче, мертвый.
