Ознакомительная версия.
– Крошки.
– Что? – не понял Ричард.
* * *Небольшое окошко в спальне выходило на крыши и водосточные трубы. Забравшись на кровать, Дверь дотянулась до него, открыла и насыпала на подоконник хлебных крошек.
– Зачем ты это делаешь? – удивился Ричард. – Я ничего не понимаю.
– Ну разумеется, – кивнула Дверь. – Тихо!
Послышалось хлопанье крыльев, и на подоконник сел сизый голубь с перьями, отливающими красным и зеленым. Он стал клевать крошки, и Дверь осторожно взяла его в руки. Голубь с любопытством смотрел на нее, но не вырывался.
Они сели на кровать. Дверь попросила Ричарда подержать голубя, а сама прижала к его лапке записку и принялась приматывать ее ярко-синей резинкой, которой Ричард перевязывал счета за электричество. Он не особенно любил голубей и совсем не умел их держать.
– Зачем тебе это? – спросил он. – Голубь ведь не почтовый, а самый обыкновенный, из тех, что гадят на голову Нельсона.
– Точно, – согласилась Дверь. На щеке у нее красовалась ссадина, грязные рыжеватые волосы были спутаны, хотя и не до такой степени, чтобы их уже невозможно было расчесать. А глаза… Ричард вдруг понял, что не может сказать, какого они цвета. Не голубые и не зеленые, не карие и не серые, они напоминали огненный опал, мерцая голубыми, зелеными, красными и желтыми искорками, которые вспыхивали, гасли и тут же вспыхивали снова. Дверь забрала у Ричарда голубя, поднесла его к лицу и заглянула птице в глаза. Склонив голову на бок, голубь уставился на нее своими черными глазками-бусинками.
– Значит так, – сказала Дверь и издала очень странный звук, похожий на голубиное воркование. – Значит так, Кррппллрр, ты должна отыскать маркиза Карабаса. Понятно?
Птица заворковала в ответ.
– Умница! Это очень важно, так что…
Голубка прервала ее громким, недовольным воркованием.
– Прости, – сказала Дверь. – Ты и сама отлично знаешь, что делать. – Она поднесла голубку к окну и выпустила на волю.
Ричард удивленно наблюдал за ней.
– Надо же! Такое впечатление, будто она тебя поняла, – проговорил он, когда птица взметнулась в небо и скрылась за крышами.
– Ну да, – отозвалась девушка. – Теперь придется подождать.
Подойдя к книжному шкафу, она взяла с полки «Мэнсфилд-парк»,[12] – Ричард и не знал, что у него есть эта книга, – и отправилась в гостиную. Ричард побрел за ней. Дверь уселась на диван и стала читать.
– Это прозвище? – спросил он.
– Что?
– Дверь.
– Нет. Меня так и зовут – Дверь.
– Дверь?
– Да, как то, что ты открываешь, чтобы куда-нибудь войти.
– А… – Чтобы сказать хоть что-нибудь, Ричард брякнул: – Что за имя такое – Дверь?
Она подняла на него свои странного цвета глаза и ответила:
– Мое имя, – и вернулась к Джейн Остен.
Ричард взял пульт и включил телевизор. Переключил канал – раз, другой, третий. Вздохнул.
– А чего мы ждем?
Дверь перевернула страницу и сказала, не отрываясь от книги:
– Ответа.
– Какого ответа?
Дверь пожала плечами.
– Ну ладно, – пробормотал Ричард. Тут он вдруг заметил, что у нее очень бледная кожа, – раньше это было сложно разглядеть под слоем грязи и засохшей крови. Интересно, она такая бледная, потому что чем-то больна? Или от потери крови? Или просто редко выходит на улицу? А может, у нее малокровие? Может, она сидела в тюрьме? Хотя вряд ли, слишком уж она молоденькая. А вдруг тот тип не соврал, и она действительно сумасшедшая?
– Скажи, когда те люди вошли…
– Люди? – ее опаловые глаза блеснули.
– Круп и… ммм… Вандербильт.
– Вандемар, – Дверь на секунду задумалась, потом кивнула: – Ну да, они похожи на людей. Две ноги, две руки, голова.
– Так вот, – продолжил Ричард. – Куда ты делась, когда они зашли в квартиру?
Лизнув палец, она перевернула страницу:
– Я была здесь.
– Но… – В его квартире просто невозможно спрятаться. А наружу она точно не выходила. – Но…
Послышался шорох, и из груды видеокассет под телевизором выскочил какой-то темный зверек, покрупнее мыши.
– Господи! – воскликнул Ричард и запустил в зверька пультом. Пульт ударился о видеокассеты и с громким стуком упал на пол. Зверек исчез.
– Ричард! – крикнула Дверь.
– Не бойся, – сказал он. – Это всего лишь крыса.
Она возмущенно посмотрела на него.
– Разумеется, это всего лишь крыса. И ты ее, беднягу, сильно напугал.
Дверь огляделась, потом тихо свистнула.
– Эй! – позвала она и, отложив «Мэнсфилд-парк», опустилась на колени. – Эй, где вы?
Она снова сердито глянула на Ричарда.
– Если ты ее покалечил… – с угрозой в голосе начала она, а потом тихо и очень вежливо обратилась к крысе: – Простите, он полный кретин. Вы где?
– Я не кретин! – возмутился Ричард.
– Тссс, – шикнула Дверь. – Куда вы делись?
Тут из-под дивана показался розовый носик. Через пару секунд зверек осторожно высунул голову и подозрительно оглядел черными глазками комнату. «Да, это точно не мышь, – подумал Ричард. – Мыши гораздо мельче».
– Здравствуйте! – радостно сказала Дверь. – С вами все в порядке?
Она протянула руку. Зверек вскарабкался ей на ладонь, а потом пробежал по руке до локтя и там остановился. Дверь погладила его пальцем по пушистой шерстке. Это была темно-коричневая крыса с длинным розовым хвостом. К ее брюшку был привязан сложенный листок бумаги.
– Это крыса, – сказал Ричард, решив, что иногда говорить очевидное простительно.
– Конечно, крыса. Ты не хочешь извиниться?
– Что?
– Извинись.
Может, он не расслышал? Или сошел с ума?
– Перед крысой?
Дверь промолчала, давая понять, что он понял правильно.
– Простите, – с достоинством сказал Ричард крысе. – Я не хотел вас напугать.
Крыса посмотрела на Дверь.
– Нет, нет, он правда не хотел, – сказала девушка. – Это не просто слова. Что вы мне принесли?
Она отвязала сложенный в несколько раз клочок оберточной бумаги – Ричард заметил, что он был примотан к крысе обрывком ярко-синей резинки.
Дверь развернула листок, испещренный мелкими буквами. Быстро пробежав письмо глазами, девушка кивнула.
– Спасибо, – сказала она крысе. – Я очень благодарна вам за все, что вы для меня сделали.
Крыса спрыгнула на пол, бросила гневный взгляд на Ричарда и скрылась.
Девушка по имени Дверь протянула Ричарду обрывок бумаги.
– На, прочитай, – велела она.
* * *День клонился к вечеру. Начало темнеть, – осень уже давно вступила в свои права. Ричард доехал на метро до Тоттенхэм-корт-роуд и теперь шел на запад по Оксфорд-стрит. В руках он держал клочок коричневой оберточной бумаги. На Оксфорд-стрит было множество магазинов, поэтому даже сейчас, в сумерки, тут толпились туристы.
«Это записка, – сказала она, вручая ему мятый обрывок бумаги, – от маркиза Карабаса».
Ричарду показалось, что он уже где-то встречал это имя.
«Замечательно, – сказал он. – Должно быть, у него закончились открытки».
«Просто так быстрее».
Он прошел мимо шумного, залитого ярким светом огромного магазина «Вирджин», мимо магазинчика для туристов, в котором продавались шлемы лондонских полицейских и крошечные модели красных двухэтажных лондонских автобусов, мимо кафе, где продавали пиццу кусками, а потом повернул направо.
«Ты должен сделать все так, как написано в записке. Смотри, чтобы за тобой никто не следил. – Дверь вздохнула и добавила: – Не надо было тебя во все это впутывать».
«Если я все сделаю… ты сможешь уйти из моей квартиры?»
«Да».
Он свернул на Хэнвей-стрит. И хотя шумная, ярко освещенная Оксфорд-стрит была всего в двух шагах, словно попал в другой город. Хэнвей-стрит казалась пустынной, заброшенной: узкая, темная улица, больше похожая на переулок, с мрачными магазинами звукозаписи и закрытыми ресторанами. Ее освещал лишь свет из окон нелегальных пабов на верхних этажах домов. Ричард почувствовал страх.
«…сверни направо на Хэнвей-стрит, потом налево на Хэнвей-плейс, потом еще раз направо – на Орм-песседж. Остановись возле первого фонаря…»
«Ты уверена, что так надо?»
«Да».
Ричард не помнил Орм-песседж, хотя и бывал на Хэнвей-плейс не раз: здесь в одном из подвалов находился индийский ресторан, который обожал его коллега Гарри. Насколько Ричард помнил, Хэнвей-плейс заканчивалась тупиком. Ресторан назывался «Мандир». Ричард прошел мимо ярко освещенного входа, глянув на лестницу, ведущую вниз, в ресторан, и повернул налево…
Он ошибался. Отсюда действительно можно было свернуть на Орм-песседж. На стене даже висела табличка: «ОРМ-ПЕССЕДЖ, № 1».
Неудивительно, что он раньше не замечал этой улицы. Ее и улицей-то нельзя было назвать: просто узкий переулок, освещенный газовыми фонарями. «Таких сейчас почти не осталось», – подумал Ричард и поднес клочок бумаги к свету.
«Трижды повернись вокруг себя против движения солнца. Против движения солнца – это то же самое, что против часовой стрелки, Ричард».
Ознакомительная версия.
