Кто бы мог подумать, что истекать кровью, как заколотый поросенок, настолько утомительно.
На крыльце у моей двери, под самым козырьком, лежали три маленькие коробки с посылками с «Амазона», и я тяжело вздохнула.
– Ну, сколько можно.
Я ничего не заказывала на «Амазоне», но знала, чьих это рук дело. Мне давным-давно пора поменять пароль от своего премиального аккаунта и отключить опцию «заказать в один клик».
Выругавшись сквозь зубы, я подняла коробки с пола. Они оказались легкими, но у меня еще болел живот. Я отперла дверь, вошла в гостиную и окинула взглядом диван. Покрывало персикового цвета не висело, как обычно, на спинке: оно лежало на подушке, а нижний его край сполз на пол.
Телевизор работал: шло кино про мальчишку в очках, который на метле пытался улететь от огромного разъяренного дракона. Я закрыла за собой дверь, заперла на замок и пробормотала:
– «Гарри Поттер… и Кубок огня»? Какого…?
И вздохнула.
Я положила коробки на низкую табуретку у двери, перед которой стояла скамеечка для ног, подошла к окну позади дивана и отодвинула занавески. Цветы в горшках покачивались от ветра, но плетеные кресла с невероятно мягкими подушками, за которые я отдала кучу денег, были пусты.
Впрочем, как и ванная дальше по коридору. Однако я все равно отдернула занавеску с рыбками пастельных расцветок. В ванне никого не было.
Я открыла дверь в свою спальню и с облегчением обнаружила, что там все так, как я оставила и как мне нравилось: шторы задернуты, жалюзи опущены. В моей комнате было на добрых двадцать градусов прохладнее, чем в любом другом уголке дома, и мне не терпелось рухнуть лицом вниз на кровать и забраться под невероятно удобное шенильное одеяло.
После того как приму душ.
По другую сторону от кухни была еще одна спальня поменьше, окна которой выходили на Колизей-стрит. Там тоже был маленький балкончик. В Новом Орлеане любят балконы. Я вышла на кухню и тут же заметила, что дверца шкафчика, где я держу коробки с хлопьями, открыта.
У меня их, наверно, дюжина. Люблю разнообразие во всем, что касается хлопьев.
Я бросила рюкзак на стул у круглого столика на одной ножке, стоявшего возле большого окна, которое смотрело во внутренний двор, и подошла к шкафчику.
На высоком столе под ним валялась опрокинутая коробка «Талисманчиков», моих любимых хлопьев. Защитная пленка на коробке была вскрыта, и верх коробки покоился на краю огромной сине-фиолетовой миски.
Я представить себе не могла, что там увижу, медленно подошла к миске, тут же прыснула от смеха и прикрыла рот рукой.
В миске, раскинув крошечные руки и ноги, возлежал мой маленький постоялец. Я понятия не имела, как так получилось, что он у меня прижился, и уж тем более – как от него избавиться. В коробке не осталось ни единой зефиринки, да и большая часть хлопьев, бьюсь об заклад, тоже наверняка перекочевала в раздувшийся живот домовенка, который сейчас дрых у меня в миске.
Могут ли брауни [1] отравиться сахаром?
Да кто ж их знает!
Два с половиной года назад я помешала эльфу увести из дома маленькую девочку, преследовала этого ублюдка по пятам до самого кладбища Сент-Луис, где и отправила его в Иной мир. На обратном пути, проходя мимо могилы легендарной Мари Лаво [2], я заметила маленького брауни.
Вообще домовых в обычном мире встретишь нечасто. Насколько я слышала, они его терпеть не могут и предпочитают леса Иного мира: им трудно скрывать, кто они такие.
Крылья мешают.
Если верить сказкам, у брауни нет крыльев, на деле же есть. Домовые – крошечные создания, не больше куклы Барби. Встретившийся мне домовенок был ранен: сломал ногу и хрупкое прозрачное крылышко. Когда он поднял на меня свои светло-голубые глазища, я поняла, что не могу бросить его тут одного, за вазой с сухими цветами, посреди хрустящих бусин с прошедшего Марди Гра [3]. Я подняла его и посадила в рюкзак.
И принесла домовенка домой.
Разумеется, я прекрасно знала, что должна закончить начатое. Существам из Иного мира в нашем мире не место. Но у меня рука не поднималась, хотя я прекрасно знала, что у меня могут быть огромные проблемы, вплоть до того, что вообще вышвырнут из Ордена. И все равно я принесла его домой, смастерила ему из палочек от мороженого шину для сломанной ноги и перебинтовала крыло, а он сидел, несчастный и одинокий, обиженно надув прелестные губки. Сама не знаю, почему я так поступила. Я ненавидела всех обитателей Иного мира вне зависимости от их размеров и породы, но почему-то решила позаботиться о домовенке.
Так он остался у меня.
Видимо, потому, что открыл для себя Интернет, телевизор и мой аккаунт на «Амазоне».
Ну, в общем, я прекрасно знала, как получилось, что у меня поселился домовенок. Только не понимала, с чего вдруг так привязалась к этому мелкому засранцу, которого назвала Динь.
Я фыркнула.
Динь возненавидел это прозвище с тех самых пор, как я показала ему кино про Питера Пэна [4].
Я заглянула в миску с хлопьями и покачала головой. Динь валялся голый по пояс, так что хлопья прилипли к его прозрачным белым крылышкам. Ну хоть в штанах, и на том спасибо. На Дине были брюки с куклы Кена, черные с атласными лампасами по бокам.
Я ткнула его пальцем в живот.
Динь вздрогнул, взмахнул руками, сел и попытался укусить меня за палец. Его острые зубки клацнули совсем рядом с моей кожей.
– Только попробуй меня укусить, – пригрозила я ему, – и я похороню тебя заживо в коробке из-под обуви.
Динь взлетел и завис над миской, раскрыв рот. От беззвучного движения его крылышек кусочки хлопьев разлетелись по столу.
– Где тебя носило? Ты не пришла ночевать. Я уж думал, ты у Мерль, а про меня никто не знает, и я останусь тут один-одинешенек. Позабыт-позаброшен. И буду голодать, Айви. Голодать!
Я скрестила руки на груди.
– Что-то не похоже, чтобы ты голодал. Скорее, играл в бурундука, который делал припасы на зиму и все сожрал.
– Ты меня бросила одного, и я заедал стресс! – крикнул Динь и погрозил мне кулачком размером с ноготь моего большого пальца. – Я не знал, где ты. Ты же не водишь шашни с парнями и всегда ночуешь дома.
Я поджала губы.
Динь взлетел повыше, чтобы оказаться на уровне моих глаз, сцепил руки на животе и вытаращился на меня.
– Я столько сахара съел! Столько сахара!
Я покачала головой, развернулась и принялась собирать хлопья со стола и бросать их в миску.
– Даже знать не хочу, какой у тебя после этого уровень сахара в крови.
– По нашим венам не течет кровь. – Динь подлетел ко мне, опустился на мое плечо и схватил меня крошечными пальчиками за мочку. – Только волшебство, – прошептал он мне на ухо.
Я дернула плечом, отгоняя его, и рассмеялась.
– Перестань, никакое волшебство по твоим венам не течет.
– Ну и ладно. И вообще, откуда тебе знать? – Он приземлился на стол и начал распинывать по нему хлопья. – Так где ты была, Айви-Кайфи?
– Ночью в меня стреляли.
– Что? – взвизгнул Динь и схватился за щеки. – Тебя ранили? Где? Как? Кто? – Он порхал туда-сюда, туда-сюда. – Ты плакала? Я бы плакал. У меня бы чертовы слезы рекой текли.
Я бросила на него долгий взгляд.
– Ты и обычно-то буйный, как фея на кокаине…
– Если у меня есть крылья, это еще не значит, что я фея, черт побери! – рявкнул Динь и перешел на язык, который смутно напоминал древнегэльский. Наконец он произнес: – Да, я перебрал сахару и что? Разве это преступление? Ты бросила меня одного на всю ночь! И что еще я должен был делать?
– А у домовых может быть инсульт? – спросила я, обеспокоенная тем, как вздулись вены у него на висках.
Динь наклонил голову набок и поморщился.
– Это когда в голове сосуд лопается? Не знаю. Постой-ка. Клянусь королевой Маб, ты что же, думаешь, у меня инсульт? – Тут Динь взмыл под потолок, к светильнику, и спрятался за серебристым куполообразным абажуром. Спустя секунду выглянул из-за него. Белесые волосы брауни торчали во все стороны. – У меня инсульт. Черт.
