— Да, но возможно, что твой отец мертв, Балинор, — предостерег его стоявший сбоку Дарин. — Настало время вести себя осмотрительно; пока мы еще не в замке. Гендель считает, что твой брат попал под влияние мистика Стенмина, а если это так, то тебе грозит большая опасность, чем ты думаешь.
Балинор помолчал, затем согласно кивнул, Он сжато изложил Шилону суть угрозы Каллахорну со стороны надвигающейся армии Севера, подчеркнув, что Граничный Легион жизненно важен для защиты их родины. Затем он стиснул плечо старого солдата и подался ближе к нему.
— Вы четыре часа ждете моего возвращения или посланного мной курьера. Если я за это время не вернусь и не дам о себе знать, тогда вы находите лордов Гиннисона и Фандуика. Граничный Легион необходимо немедленно собрать! Затем отправляйтесь к горожанам и требуйте от моего брата открытого решения нашего дела. Он не сможет отказаться. Кроме того, пошлите гонцов на Восток и на Запад, к гномам и эльфам, с сообщением, что Паланс держит в плену и меня, и кузенов Эвентина. Запомнили все, что я сказал?
— Да, мой лорд. — Солдат с готовностью кивнул. — Я сделаю все, как вы приказываете. Удачи вам, принц Каллахорна.
Он повернулся и снова исчез в бараке, а нетерпеливый и разъяренный Балинор отправился во внутреннюю часть города. Вскоре Дарин начал шептаться с младшим братом, убеждая его не входить за городскую стену, пока он не узнает, что случилось с Балинором, но Даэль упрямо отказывался остаться. Дарин понял, что дальше спорить с ним бесполезно, и в итоге признал за Даэлем право идти с ними. Младшему из эльфов еще не исполнилось и двадцати, жизнь для него только начиналась. Все члены маленького отряда, вышедшего из Кулхейвена, испытывали к Даэлю особую симпатию, ту оберегающую любовь, которую близкие друзья всегда испытывают к младшему из них. Его искренность, чистота и дружелюбие были редкими свойствами в этот век, когда жизнь человека была полна подозрительности и недоверия. Дарин боялся за него, ибо впереди у того была целая жизнь, а за плечами — почти ничего. Если бы с Даэлем что-то случилось, при этом он и сам бы необратимо лишился какой-то важной части своей души. Дарин молча смотрел на брата, а впереди во тьме пылали огни Тирсиса.
Вскоре они подошли к Внутренней Стене и через ворота попали на городские улицы. Снова стража посмотрела на них в нескрываемом изумлении, но по-прежнему никто не попытался преградить им путь. Они двинулись вниз по Тирсианской дороге, главной улице города, и Балинор словно вырос, его сумрачная фигура зловеще запахнулась в охотничий плащ, а на шее и запястьях блестели звенья кольчуги. Казалось, он стал выше ростом, в конце пути превратившись из усталого странника в возвращающегося домой принца Каллахорна. Люди мгновенно узнавали его, вначале застывая на месте и пораженно глядя в упор, как прохожие у наружных ворот, затем набираясь смелости и устремляясь вслед за его гордо шагающей фигурой, радостно приветствуя его. Вскоре толпа из пары дюжин выросла до нескольких сот человек, окружающих любимого сына Каллахорна, идущего по городу, с достоинством улыбающегося людям, спешащего во дворец. Крики и шум толпы переросли в оглушительный рев, отдельные возгласы превратились в дружное скандирование имени принца. Несколько человек из толпы сумели протиснуться вплотную к решительно настроенному Балинору, шепча ему зловещие предостережения. Но он не слушал испуганных голосов; качая головой в ответ на их слова, он шел вперед.
Растущая толпа миновала самое сердце Тирсиса, протискиваясь под нависающими над мостовой громадными арками и переходами, проталкиваясь через узкие отрезки Тирсианской дороги, мимо высоких зданий с белыми стенами и маленьких домов горожан, к Сендикскому мосту, парящему над нижними уровнями городских парков. Другим концом мост упирался в дворцовые ворота, темные и закрытые. На вершине его широкой арки принц Каллахорна вдруг повернулся лицом к толпе, верно следовавшей за ним, и поднял руки, требуя всем остановиться. Люди послушно замерли, шум голосов смолк, и высокий принц обратился к ним.
— Друзья мои — соотечественники. — Его торжественный голос зазвенел в полутьме, раскатываясь громогласным эхо. — Я тосковал по этой стране и ее отважному народу, но я вернулся домой — и больше я его не покину! Вам нечего бояться. Эта земля будет стоять вечно! Если должное положение дел в монархии нарушилось, то мне предстоит исправить это. Возвращайтесь домой и ждите утра, утром все предстанет в новом свете. Прошу вас, отправляйтесь по домам, и я пойду в свой дом!
Не дожидаясь ответных действий толпы, Балинор развернулся и зашагал по мосту к дворцовым воротам; братья-эльфы последовали за ним. Вслед им снова поднялся шум людских голосов, но толпа не двинулась вслед за ними, хотя многим и хотелось бы этого. Послушные его воле, они медленно повернули назад; некоторые из них еще дерзко выкрикивали его имя в сторону безмолвного, темного замка, но большинство бормотало мрачные пророчества о том, что ждет принца и двоих его друзей за стенами имперского дворца. Вскоре собравшиеся потеряли троих путников из вида, ибо те быстрым и решительным шагом двинулись вниз по высокой арке моста. Через несколько минут они подошли к высоким, окованным железом воротам дворца Буканнахов. Без промедления Балинор протянул руку к огромному железному кольцу, вделанному в дерево, и с грохотом обрушил его на запертые створки ворот. Некоторое время длилась тишина, и они стояли перед воротами в полумраке, прислушиваясь к молчанию со смесью гнева и дурных предчувствий. Затем изнутри раздался низкий голос, потребовавший, чтобы они назвали себя. Балинор произнес свое имя и резко приказал страже немедленно открыть ворота. Тут же тяжелые засовы отодвинулись, и створки ворот распахнулись внутрь, открывая путь троим спутникам. Балинор вошел в сад, разбитый во внутреннем дворе, не оглядываясь на безмолвных стражников; его взгляд остановился на украшенном колоннами величественном строении, высящемся впереди. В его высоких окнах свет горел только в левом крыле на первом этаже. Дарин жестом велел Даэлю проходить вперед, пользуясь возможностью всмотреться в окружающие тени, в которых он вскоре обнаружил дюжину хорошо вооруженных стражников, стоящих совсем рядом с ними. У каждого на тунике виднелась эмблема сокола.
Наблюдательный эльф понял, что они шагают прямо в ловушку, о чем он размышлял, еще только входя в город. Первым его порывом было остановить Балинора и предупредить его о том, что он видел. Но интуиция подсказала ему, что принц был слишком опытным воином, чтобы не понять, с чем он сейчас имеет дело. Дарину вновь захотелось, чтобы его брат остался перед дворцовыми стенами, но пути назад уже не было. По садовой аллее они приближались к парадным дверям дворца. Перед ними не стояло стражи, и от торопливого толчка Балинора они мягко распахнулись. Залы древнего замка заливал яркий свет факелов, пламя освещало великолепие цветных фресок и картин, украшавших стены фамильного замка Буканнахов. Деревянные панели, покрытые древней узорной резьбой, были тщательно отполированы и частично скрывались за тонкими гобеленами и металлическими пластинами с фамильными гербами многих поколений прославленных правителей этих земель. Шагая по этим безмолвным залам вслед за высоким принцем, братья-эльфы невольно вспоминали похожее место, где они недавно побывали — древнюю крепость Паранор. Там их среди пышности и великолепия минувшей эпохи тоже подстерегала ловушка.
Они свернули налево, в другой зал. Балинор все еще шел на несколько шагов впереди, и его крупная фигура заполняла широкий проход, а длинный охотничий плащ развевался за спиной в такт его шагам. На миг он напомнил Дарину Алланона, громадный, разъяренный, смертельно опасный, шагающий по-кошачьи мягко. Дарин тревожно взглянул на Даэля, но его юный брат словно ничего не замечал; лицо его раскраснелось от волнения. Дарин коснулся рукояти своего кинжала, и холод металла в горячей ладони придал ему уверенности. Если они и попадутся в ловушку, без боя их не возьмут.
