А вот Чанк ошибся: патронов оказалось в обрез.
пер. А. Кабалкин
Брайен Джеймс Фримен
Мгновенная вечность
В жизни нет места для слишком длительной скорби.
Но то, что сейчас, – вне жизни, вне времени, —
Мгновенная вечность зла и кривды.
Т. С. Эллиот «Убийство в соборе»
Когда Стивен увидел в дверном проеме разваливающегося дома девчонку, он принял ее за свою дочь. Каким образом она здесь очутилась?
Бессмыслица какая-то! Ребекка находилась дома, в безопасности, на другом конце света, далеко от этой раздираемой войной пустыни. Она не летела за тридевять земель на военном транспортном лайнере, который, казалось, никогда не приземлится, не моталась по отелям Зеленой зоны, не тряслась в белых вертолетах ООН, не охотилась за сюжетами, годными для новостных репортажей.
Мысль была странная, от нее хотелось отмахнуться, как от бреда. Даже то, что кто-то способен за ними следить, противоречило здравому смыслу.
В этом брошенном городишке никому не полагалось находиться. Группа репортеров, фотографов и телеоператоров с охраной, все в бумажных масках, розданных сотрудниками по связи с прессой миссии ООН, скоро должна была отсюда убраться. Когда вертолеты совершали предварительный облет зоны, здесь не было никаких гражданских лиц, так откуда они могли взяться теперь? Жить здесь могли бы разве что сумасшедшие или больные. Редкие местные жители, забредавшие в долину, назвали это место «ладонями дьявола». Любому, кто здесь задержится, несдобровать, твердили они.
Стивен держал камеру наготове, чтобы успеть сделать выигрышный кадр, на который у него могли быть считаные секунды. Рядом находился Рик Макдафф, репортер, отправленный на это задание вместе с ним. Вдвоем они, отстав от группы, тихо переговаривались, обсуждая любопытные моменты и ракурсы, которые могут проглядеть остальные.
Рик обладал экстраординарным мастерством завладевать вниманием читателя. Его карьера началась еще во Вьетнаме, и с тех пор ему все было нипочем. Стивен мечтал стать таким же, но он был всего лишь фотографом-самоучкой, впервые отлучившимся из родного города. Где ему выносить ужасные сцены с хладнокровием Рика!
Увидев девчонку, Стивен застыл. Она возникла в дверном проеме полуразвалившегося дома после того, как остальные репортеры прошли мимо, и ее неуверенные движения привлекли внимание Стивена. Худенькая, в рваном грязном платьице, бледная, синеглазая.
– Смотри, Рик! – сказал Стивен, указывая на дверной проем. Девчонка попятилась и исчезла среди развалин того, что раньше было домом.
– Дом?
– Нет, девочка.
– Никого не вижу, – ответил Рик и покосился на Стивена, потом на пустой выпотрошенный дом. – Ты же знаешь, здесь все тщательно обыскали.
Стивен не ответил, но, проходя мимо дома, оглядывался, чуть ли не вывернув себе шею. Никаких других признаков жизни, ни малейшего шевеления.
Когда-то здесь жила и процветала тысячная община. Рядом, на реке, располагалась заброшенная атомная электростанция – она и привлекла внимание прессы. Летнее солнце отражалось от воды, над тем, что осталось от мощеных дорог, дрожал раскаленный воздух. На месте гари понемногу снова отрастал лес, природа оживала, но ковровые бомбардировки, которым власти подвергали повстанческую армию, оставили неизгладимые следы.
ООН предоставила четыре тяжелых вертолета, чтобы транспортировать репортеров для серии съемок, и городок стал последним пунктом перед их возвращением. Ему предшествовали перенаселенный лагерь беженцев, мотоциклетный завод, превращенный в военное время в штаб, и опреснительная станция, вбомбленная одной из враждующих фракций в Каменный век.
Стивен чувствовал, как сильна в его профессии конкуренция: удачный кадр – редкое везение во времена, когда каждый день делаются тысячи цифровых снимков. Но он ненавидел своих коллег за то, что в таких поездках они прикидывались безразличными праздными туристами. Самому Стивену вся эта выжженная земля сильно действовала на нервы.
Стоило ему зажмуриться, как перед мысленным взором появлялись последствия бомбежек: обугленные детские тела, безутешные вдовы, не подлежащие восстановлению жилища, мужчины, женщины и дети с оторванными конечностями…
Его голову населяли призраки, чужие жизни. Каждая сгоревшая машина посреди мостовой таила собственную историю, не говоря уже о рухнувших домах, о разлагающихся трупах на обочинах дорог, об устроенных на скорую руку кладбищах.
Стивен знал, что сильные эмоции в таких случаях противопоказаны: это было его работой, его делом. Но ночами его уже мучили кошмары. Доходило до того, что он переставал различать, во сне он видел эти ужасы или наяву.
Подростком Стивен слышал от отца, что смерть – это мгновение вечности, и в это мгновение человеку ничего не остается, кроме как принять свою участь. Если пришло его время, то ничего не поделаешь. Тогда Стивен счел слова отца мелодрамой, но теперь думал иначе.
Его постоянно окружали ужас и смерть, неважно, открыты или закрыты были его глаза. Ему хотелось домой, к семье, хотелось навсегда покинуть и напрочь забыть эти погубленные места.
Почти каждый вечер он мог поговорить с Трейси и с Ребеккой по скайпу, но это было совсем не то, этого было совершенно недостаточно. Ему хотелось участвовать во всех важных моментах их жизни, а он их пропускал. Хотелось снова их обнимать. Обнял бы – и никогда больше не отпускал.
Но скоро Стивен отправится домой. Повстанцы и правительство подписали перемирие, а значит, его работа здесь вот-вот закончится. Читатели уже теряли интерес к этой теме. Репортажи о последствиях войны и о восстановительных усилиях набирали в разы меньше посещений на вебсайте его газеты.
Правда, пока боссы газеты не скажут, что все, ему пора домой, Стивен продолжит работу. А свою работу он всегда выполнял добросовестно.
Стадо репортеров запрудило старую городскую площадь, заросшую высокой травой и даже кое-где кустами. Посередине площади высилась статуя солдата, на которую почти никто из группы не обратил внимания. С площади уже можно было разглядеть все четыре бетонные блока электростанции, и от этого зрелища всех охватило нетерпение.
Всех, кроме Стивена: он разглядывал развалины вокруг площади в надежде найти прячущихся, подглядывающих за ними из укрытий людей. Вокруг его головы вились насекомые, солнце жгло лицо. У него было ощущение, что он оторвался от остального мира. Все вокруг сместилось, отошло от реальности. Чтобы вернуться в настоящее, требовалось совершить усилие над собой.
«Надо отсюда убираться, – подумал он. – Скорее подать заявление о переводе, иначе будет поздно: как бы мне не застрять здесь навсегда».
Он закрыл глаза, а когда снова открыл, то почувствовал некоторое облегчение. Только бы закончился сегодняшний тур ужасов – а дальше его ждали Зеленая зона и отель.
На счастье, посещение города не предполагалось долгим. Их настойчиво предупреждали об опасности радиации. Страх – лучшая гарантия, что они здесь не задержатся.
Сопровождающие раз за разом повторяли пугающий рассказ о том, как сотрудники ООН хлынули в опасную зону после аварии на АЭС и в процессе эвакуации ее персонала и местных жителей потеряли два вертолета. Один взорвался на земле, другой был сбит повстанцами, выпустившими украденную со старого военного склада ракету «земля-воздух». В конце концов удалось спасти сотни людей.
Теперешний наплыв журналистов был связан с годовщиной этого подвига. У большинства, впрочем, материал был готов заранее: это проще, чем до чего-то докапываться, платят-то все равно одинаково!
Репортеры топтались в высокой траве, выискивая выигрышные ракурсы для фотографирования АЭС. Дальше все равно никого не пустят: заминировано.
Побывавший здесь авангард выставил красные конусы с предупредительной символикой, значившей для носителя любого языка одно и то же: «Заходить за эту линию смертельно опасно!» За линией для большей наглядности были расставлены красные флажки, обозначавшие мины. Авангард, правда, отметил только ближайшие из них. Вне городской площади могло (и должно) было остаться много ненайденных взрывных устройств.
Всего в двадцати ярдах от опасной черты чернели обломки вертолета ООН, взорвавшегося при эвакуации горожан. Обгорелый, искореженный металл уже успел заржаветь.
Рядом с вертолетом остался брошенный пикап со спущенными шинами, с продырявленными кузовом и кабиной. Это были следы от осколков самодельного взрывного устройства, уничтожившего машину. Все окрестные окна остались без стекол, стены были густо покрыты следами шрапнели.
Вытирая заливающий глаза пот, Стивен разглядывал группу, с которой его свела судьба. Все бойко делали снимки и записи, шутили на разных языках, стоя рядом с памятником жителям города, погибшим в прошлых войнах. Стивен не сразу вспомнил, как их всех сюда занесло.
