Ознакомительная версия.
– А так? – спросила я, убрав язык. – Так ты можешь?
– Конечно, могу, – изумленно ответил Джейми, показал скрученный язык и поводил им из стороны в сторону. – И все так могут, правда? Иэн?
– Да, конечно. – Иэн услужливо продемонстрировал свое умение. – Все могут.
– Я не могу, – сказала Брианна.
– Как это не можешь? – ошарашенно уставился на нее Джейми.
Брианна высунула плоский язык и поводила им туда-сюда.
– Не могу.
– Можешь-можешь. – Джейми нахмурился. – Смотри-ка, девочка моя, это легко – все так могут! – Он снова показал язык, то скручивая трубочкой, то разворачивая, прямо как папа-муравьед, подгоняющий своих отпрысков к аппетитной массе насекомых, и вопросительно глянул на Роджера.
– Кто бы мог подумать, да? – усмехнулся Роджер и высунул плоский язык.
– Вот видишь? – ликовала я. – Кто-то умеет сворачивать язык трубочкой, а кто-то нет. Этому не научишься. Либо передастся по наследству, либо нет.
Джейми переводил взгляд с Бри на Роджера и обратно, а затем, нахмурившись, посмотрел на меня.
– Допустим, что ты права. Почему тогда Брианна не способна сворачивать язык, если мы с тобой оба способны? Ты уверяла меня, что она моя дочь.
– Твоя, можешь не сомневаться, – сказала я. – Это подтвердит любой, у кого есть глаза.
Джейми посмотрел на Брианну – стройную, высокую и с копной рыжих волос. Она улыбнулась ему, сощурив голубые глаза. Джейми улыбнулся ей в ответ и, сдаваясь, добродушно пожал плечами.
– Что ж, саксоночка, ты женщина благородная, и я верю тебе на слово. Но как тогда объяснить это? – Он снова свернул язык трубочкой – все еще считал, что каждый может так сделать, если только постарается.
– Ну, ты ведь знаешь, откуда берутся дети, – начала объяснять я. – Яйцеклетка и…
– Знаю, – нервно перебил Джейми. Кончики его ушей немного покраснели.
– В общем, ребенок берет что-то от мамы и что-то от папы. – Я чувствовала, что и у меня самой порозовели щеки, однако стойко продолжала: – Иногда более заметно влияние отца, иногда – матери, но оба… э-э… влияния присутствуют. Они называются генами – то, что дети получают от родителей и что влияет на их внешность и способности.
Джейми посмотрел на Джемми, который, опять напевая, пытался поставить один камень на другой. Солнце блестело в его медных волосах. Отворачиваясь, Джейми поймал взгляд Роджера и поспешил обернуться ко мне.
– Ну и?
– Так вот, гены влияют не только на цвет волос или глаз. – Я вошла в роль лектора. – Для каждой черты человек получает два гена: один от отца, другой от матери. Когда в яичниках и семенниках формируются… э-э… гаметы…
– Может, лучше расскажешь об этом потом, саксоночка? – перебил меня Джейми, искоса глянув на Брианну. Судя по всему, он считал, что такие слова, как «семенники» – не для ушей его дочери. Его уши, кстати, уже пылали.
– Не волнуйся, пап. Я знаю, откуда берутся дети, – ухмыльнувшись, заверила его Бри.
– Ну что ж, – вернула я себе бразды правления беседой. – Для каждой черты человек получает два гена: один от отца, другой от матери, но, когда приходит время передавать их своим потомкам, передать можно только один из пары. Потому что другой ген ребенок получит от второго родителя, понимаете? – спросила я у Джейми и Роджера, и те, будто загипнотизированные, одновременно кивнули.
– Хорошо. Так вот, некоторые гены являются доминантными, а остальные – рецессивными. Если у человека доминантный ген, то он проявится и будет заметен. Если рецессивный, то его не видно, но он все равно может передаться потомкам.
Мои слушатели смотрели на меня с недоверием.
– Разве ты не проходил это в школе, Роджер? – удивилась Бри.
– Проходил, – пробормотал он, – просто, наверное, особо не слушал. Кто бы мог подумать, что это и правда пригодится…
– Вот видишь, – с иронией отметила я. – Что ж, выходит, у нас с Джейми доминантные гены, благодаря которым мы оба умеем скручивать язык. Но, – добавила я, подняв палец, – у каждого из нас есть и рецессивный ген, из-за которого язык не скручивается. Получается, каждый из нас передал Бри рецессивный ген, поэтому она и не может скручивать язык. То же самое с Роджером – ему передались два рецессивных гена, ведь если бы у него был хотя бы один доминантный, он мог бы скручивать язык в трубочку, а у него не выходит. Что и требовалось доказать, – откланялась я.
– Что такое се-мен-ни-ки? – раздался тонкий голосок. Джемми отвлекся от камней и с невероятным любопытством смотрел на меня.
– Э-э… – Я обвела комнату взглядом в поисках поддержки.
– Это таким умным словом называют твои яйца, дружок, – с серьезным видом сказал Роджер, стараясь не засмеяться.
Джемми это очень заинтересовало:
– Мои яйца? Где у меня яйца?
– Ну-у… – Роджер посмотрел на Джейми, а тот, хмыкнув, уставился в потолок.
– Ты же в килте, дядя Джейми, – ухмыльнулся Иэн.
Джейми не ожидал от племянника такого предательства, но не успел он сдвинуться с места, как Роджер наклонился и осторожно положил руку между ног Джемми.
– Вот здесь, малыш.
Джемми дотронулся до промежности и, озадаченно нахмурив рыжие бровки, посмотрел на папу:
– Не яйца. Краник!
Джейми глубоко вздохнул и встал. Он кивнул Роджеру, наклонился и взял Джемми за руку.
– Ладно, давай выйдем, и мы с папой тебе покажем.
Лицо Бри стало того же оттенка, что ее волосы, а плечи тряслись от смеха. Роджер, у которого тоже подозрительно порозовели щеки, открыл дверь и пропустил вперед Джейми и Джема.
Джейми без всяких задних мыслей повернулся к внуку, высунул язык и скрутил его трубочкой.
– А ты так умеешь, рыжик? – спросил он.
Брианна резко вдохнула, вскрикнув, будто напуганная утка, и замерла. Роджер тоже замер и не сводил с мальчика глаза, словно тот был бомбой, готовой взорваться, как тот опал.
Джейми понял свою ошибку.
– Черт, – прошептал он, побледнев.
– Плохо, деда! – с упреком посмотрел на него Джемми. – Это плохое слово, да, мама?
– Да, – ответила Брианна и сердито глянула на Джейми. – Придется дедушке вымыть рот с мылом, правда?
У Джейми был такой вид, как будто он уже наелся мыла – и очень едкого.
– Правда, – ответил он и откашлялся. Краска с лица полностью исчезла. – Я должен извиниться перед леди. – Джейми церемонно поклонился мне и Брианне. – Je suis navré, Madames. Et Monsieur[53], – добавил он, обращаясь к Роджеру. Тот едва заметно кивнул, не сводя глаз с Джемми, хотя веки его были опущены и он старательно скрывал любое выражение эмоций.
Круглое личико Джемми при этом выражало полный восторг, как это бывало всегда, когда в его присутствии говорили по-французски, и – к чему, видимо, и стремился Джейми – он сам поспешил добавить пару слов на прекрасном языке искусства и рыцарства.
– Frère Jacques, Frère Jacques…[54]
Роджер посмотрел на Бри, и что-то проскользнуло в воздухе между ними. Он наклонился и взял Джема за другую руку, перебивая его песенку.
– Ну что, малыш, умеешь так делать?
– Frère… Что делать?
– Посмотри на дедушку, – показал Роджер на Джейми, и тот, сделав глубокий вдох, быстро высунул язык и свернул трубочкой.
– Можешь так? – спросил Роджер.
– Конечно, – просиял Джемми и высунул язык. Плоский.
Все одновременно выдохнули. Не заметив этого, Джемми подобрал ноги и повис на руках Роджера и Джейми, а потом вновь встал на пол и повторил свой изначальный вопрос.
– У деда есть яйца? – спросил он, дергая папу и дедушку за руки и запрокидывая голову, чтобы посмотреть на Джейми.
– Да, дружок, есть, – с иронией ответил Джейми. – Хотя не такие большие, как у твоего папы. Идем уже.
Джемми повис между ними, как обезьянка, подтянув колени к подбородку, и под звуки его незамысловатой песни Роджер и Джейми вытащили малыша наружу.
Глава 110
Тот, кто жаждет крови
Я раскрошила руками сухие листочки шалфея, и они серо-зелеными хлопьями упали на горящие угли. Солнце висело над каштанами, но небольшое кладбище уже накрыла тень, и костер горел ярко.
Мы впятером собрались вокруг гранитной глыбы, которой Джейми отметил могилу незнакомца. «Нас было пятеро, и мы выложили диаграмму с пятью оконечностями», – писал он в дневнике. Мы единодушно решили, что это не только ради человека с серебряными пломбами, но и ради его четырех неизвестных напарников, а еще ради Дэниела Роулингса, чью новую и последнюю могилу устроили под рябиной неподалеку.
От небольшого чугунного котла поднимался бледный ароматный дым. Я взяла и другие травы, но знала, что для тускарора, чероки и могавков шалфей был священным растением, чей дым считался очищающим.
Растерев можжевельник меж пальцев, я тоже бросила его в костер, а затем добавила руту душистую, которую еще называли «благодать-травой», и розмарин – на память.
Вечерний ветер шелестел листвой, а сумерки подсветили серый дым, сделав его золотым. Он поднимался все выше и выше к небосводу, где его ждали едва заметные звезды.
Ознакомительная версия.
