Ознакомительная версия.
Роджер торопливо сгреб камни в небрежную пирамидку, снова кинулся в реку и побежал, задыхаясь, спотыкаясь на скользких камнях; бежал, что было сил в дрожащих ногах, покуда дым не схватил за горло, забив нос, рот и грудь, и задушил, выжав из него воздух и саму жизнь, оставив лишь черноту перед глазами, освещенную мерцающей краснотой пламени.
* * *
Он пытался вырваться… Из петли, из веревок на запястьях, но больше всего – из той черной пустоты, что раздавила грудь и запечатала горло… Еще один, последний глоток драгоценного воздуха! Роджер дернулся, напрягаясь всем телом, и покатился по земле, разбросав руки в стороны.
Судорожно молотя одной рукой по воздуху, он попал во что-то мягкое; раздался удивленный вопль. Кто-то схватил его за плечи, за ноги, и вот он уже сидит, судорожно пытаясь вдохнуть. Что-то сильно ударило по спине; он задохнулся, глотнул воздуха, зашелся кашлем, и из обожженных глубин выплеснулась черная мокрота, теплая и мерзкая, словно тухлая устрица.
Роджер выплюнул ее и почувствовал, как следом поднимается желчь, обжигая травмированную гортань. Сплюнул еще раз, глотнул и выпрямился, ловя ртом воздух.
Сперва он не обращал внимания на происходящее вокруг, поглощенный чудесной возможностью дышать. Какие-то лица, голоса в темноте, пахнет дымом… Какая разница? Главное – кислород, наполняющий грудь, расправляющий ссохшиеся клетки, словно размокший изюм.
Вода коснулась его губ, и он поднял голову, моргая слезящимися глазами. В глазах резало от сухости; свет и тень размылись в мутное пятно. Он часто заморгал, и теплые слезы живительным бальзамом омыли воспаленные глаза, охлаждая кожу на щеках. Кто-то поднял к его губам чашку – женщина с черным от сажи лицом. Нет, постойте, это не сажа… Он моргнул, прищурился, снова моргнул. Черная сама по себе. Рабыня?
Роджер сделал глоток, не желая надолго задерживать дыхание, хотя вода приятно охлаждала натруженное горло. М-м, вкусно… Он обхватил чашку ладонями, ожидая резкую боль в сломанных пальцах, онемевшей плоти. Однако руки, к его немалому удивлению, были целыми и вполне подвижными. Он рефлекторно схватился за шею, ища янтарную трубку, и недоверчиво ощупал гладкую кожу; вдохнул – и воздух засвистел в носу. Мир вокруг прояснился и стал отчетливей.
Какая-то ветхая хижина; рядом толпились люди, кто-то заглядывал с улицы. Почти все оказались неграми, и, судя по выражению лиц, настроены были весьма недружелюбно.
Женщина, подавшая ему воду, выглядела испуганной. Роджер попытался улыбнуться и вновь закашлялся. Она взглянула на него из-под тряпки, повязанной по самые брови, кровавыми белками глаз; веки тоже покраснели и распухли. Судя по ощущениям, он выглядел не лучше. В воздухе по-прежнему было дымно; с улицы доносился треск сухих стеблей тростника. Где-то неподалеку тревожно пискнула птица.
У двери шел ожесточенный спор. Время от времени спорящие поглядывали на него с выражением страха и недоверия. Снаружи начался дождь: запаха он не чувствовал, но в лицо ударила струя прохладного воздуха, а по крыше забарабанили капли.
Роджер выпил воду и передал чашку женщине. Та шарахнулась от него, как от чумного. Он кивнул, поставил чашку на пол и вытер глаза тыльной стороной кисти; опаленные волоски тут же рассыпались в прах.
Слова было не разобрать. Язык незнакомый – не английский, не французский и не гэльский. На таком хриплом наречии переговаривались между собой свежие рабы на ярмарке в Уилмингтоне. Какой-то африканский язык – или даже несколько языков.
Кожа покрылась горячими, болезненными волдырями; в хижине было удушающе жарко, пот ручьем тек с лица. Несмотря на это, по его спине пробежал озноб. А ведь он не на плантации – поблизости ни одной нет. Здесь, в горах, поселенцы слишком бедны, чтобы иметь рабов, не говоря уж о таком количестве. Некоторые индейцы держали рабов, но не черных.
Напрашивается только один вывод – а их поведение лишь подтверждает догадку: его захватчики (спасители?) – беглые негры.
Значит, их свобода – а возможно, и жизнь – зависит от соблюдения тайны, а он – реальная угроза. Только сейчас Роджер понял, насколько шатко его положение. Если они и спасли чужака от пожара, то сейчас, судя по злобным взглядам, об этом жалеют.
Наконец от группы отделился один из спорщиков, оттолкнул женщину и присел перед ним на корточки. Узкие черные глаза обшарили его с головы до пят.
– Ты есть кто?
Вряд ли забияка интересовался именем; скорее, хотел узнать род занятий. Роджер лихорадочно соображал: какой вариант выбрать? Кем прикинуться, чтобы спасти свою жизнь?
Охотник? Нет. Если поймут, что он – англичанин, да еще один, убьют наверняка. Может, притвориться французом? Пожалуй, для них это менее опасно.
Он еще раз проморгался и уже открыл было рот, чтобы сказать «Je suis Francais – un voyageur»[13], как вдруг почувствовал резкую боль в груди.
Видимо, при пожаре металлическая часть астролябии нагрелась – тут же вздулись и лопнули волдыри, приклеив ее к коже. Сейчас, шевельнувшись, он сдвинул ее в сторону, и вместе с ней оторвался кусок кожи в центре груди, оставив болезненную рану.
Роджер запустил руку за ворот рубашки и осторожно вытащил кожаный ремешок.
– Зем…ле…мер… – прохрипел он, выталкивая слоги через узел сажи и шрамов.
Допрашивающий уставился на золотой диск, выпучив глаза. Люди, стоявшие у двери, протолкались поближе, вытягивая шеи.
Кто-то протянул руку и сдернул астролябию. Роджер не сопротивлялся, воспользовавшись моментом: пока остальные рассматривали причудливую штуку, он медленно подтянул ноги поближе к себе и постарался сгруппироваться. Глаза так и норовили закрыться: даже мягкий дневной свет из дверного проема казался невыносимым.
Один из присутствующих покосился на него и что-то буркнул резким тоном – тут же двое встали перед дверью, сверля пришельца взглядом кровавых глаз, словно василиски. Человек, держащий астролябию, крикнул неразборчиво куда-то в сторону выхода; толпа зашевелилась, и кто-то протолкался в хижину.
Вошедшая женщина мало отличалась от остальных: в мокрых от дождя лохмотьях и с тряпкой на голове, закрывающей волосы. И все же была одна отличительная черта: тонкие веснушчатые руки и ноги, выступающие из-под рубашки, принадлежали белому человеку. Она подошла ближе, не сводя с Роджера глаз, и лишь вес астролябии в руке заставил ее отвлечься.
Вперед пробился тощий одноглазый мужчина, ткнул пальцем в астролябию и, видимо, задал вопрос. Женщина медленно покачала головой, зачарованно рассматривая гравировку на краю диска, затем перевернула обратной стороной. Вдруг ее плечи напряглись, и у него засветилась слабая искорка надежды – женщина прочла фамилию владельца и узнала ее.
Роджер поставил на «землемера», рассчитывая на понимание: результатов работы ждут другие люди, и если он не вернется, за ним придут. Таким образом, нет никакого смысла его убивать. Однако если женщине знакомо имя Джеймса Фрейзера…
Та метнула в него суровый взгляд, не вязавшийся с ее прежними колебаниями, и медленно приблизилась.
– Ты не Джеймш Фрейжер, – постановила она.
При звуке шепелявого голоса Роджер дернулся, часто заморгал и поднялся на ноги, заслонив глаза ладонью, чтобы лучше ее рассмотреть.
Возраст не поддавался определению: на вид ей могло быть и двадцать, и шестьдесят, хотя русые пряди у висков не поседели. Лицо покрыто морщинами, но скорее от голода и лишений, чем из-за возраста. Роджер намеренно улыбнулся, и ее губы рефлекторно растянулись в ответ – ненадолго, но он успел увидеть передние зубы, сломанные под углом. Прищурившись, он разглядел и тонкий шрам над бровью. Она была куда худее, чем описывала Клэр, но в данных обстоятельствах это и неудивительно.
– Нет, я не Джеймс Фрейзер, – хрипло согласился он и закашлялся. Деликатно отвернувшись, он выплюнул сажу и мокроту. – Зато ты – Фанни Бердсли, правда?
Несмотря на зубы, он не был уверен в своей догадке, но шок, отразившийся на ее лице, подтвердил предположение. Судя по всему, остальные тоже знали имя женщины: одноглазый быстро шагнул вперед и схватил ее за плечо; толпа угрожающе двинулась ближе.
– Джеймс Фрейзер – мой тесть, – поспешно добавил Роджер, опережая их намерения. – Хочешь узнать… о ребенке?
Она замерла; в ее глазах зажглось пламя такой силы, что он чуть не отпрянул.
– Фа-ни? – Долговязый все еще держал руку на ее плече. Он подобрался ближе, переводя подозрительный взгляд с женщины на Роджера.
Она что-то пробормотала едва слышно и накрыла его руку своей ладонью. Лицо мужчины мгновенно закаменело, словно все эмоции стерли ластиком. Она обернулась к нему и заговорила горячо и требовательно.
Атмосфера в хижине переменилась: теперь к общей враждебности добавилось недоумение. Прогремел гром, заглушая звук дождя, но никто не обратил на это внимания. Пара шепотом спорила; стоявшие у двери переглядывались. Сверкнула молния, высвечивая силуэты людей. Снаружи послышались удивленные голоса. Еще один раскат грома.
Ознакомительная версия.
