Ознакомительная версия.
Джейми обнял меня за плечи и прижал к груди, бормоча что-то успокаивающее.
– А Гидеон? – спросила я наконец, пытаясь вытереть нос краем мокрого плаща.
– Жив. Правда, обгорели бок и нога, да еще гриву спалил. – Джейми попытался вытереть мое лицо полой мокрого сюртука. – Надеюсь, теперь поспокойнее будет, – добавил он, пытаясь обратить все в шутку.
– Хорошо бы. – Я заставила себя улыбнуться, и стало полегче. – Думаешь, получится свести его вниз? У меня есть одна мазь, хорошо заживляет ожоги.
– Наверное. – Джейми подал мне руку и помог встать. Я повернулась, чтобы отряхнуть мятые юбки, и вдруг замерла, зацепившись взглядом.
– Смотри, – прошептала я едва слышно. – Смотри…
В трех метрах от нас вверх по склону росла огромная пихта; ее дымящаяся верхушка была начисто срезана, а между обрубком ствола и горелыми ветвями застряло что-то большое, округлых форм. Туша наполовину обуглилась, однако на другом боку топорщилась влажная шерсть цвета сливок.
Джейми застыл с открытым ртом, глядя на труп медведя; затем очнулся, покачал головой и перевел взгляд на далекие горы, над которыми беззвучно сверкали молнии.
– Говорят, что сильная гроза предвещает смерть короля, – тихо сказал он и нежно коснулся моего лица. – Подожди здесь, саксоночка, – схожу за лошадью. Пора домой.
Фрейзер-РиджОктябрь 1771Времена года менялись не по дням, а по часам. Она легла спать в приятной прохладе бабьего лета, а проснулась посреди ночи от стылого укуса осени. Под единственным одеялом замерзли ноги – пришлось вставать.
Полусонная, Брианна выползла из постели и прошлепала по ледяному полу к кроватке. К счастью, Джемми, укутанный по самые ушки, не замерз. Она легонько положила руку на спинку, проверяя дыхание. Раз, другой, еще…
Она достала запасное одеяло, разложила на постели, потянулась за водой и обнаружила, что кружка пуста. Ужасно хотелось забраться под одеяло и провалиться в глубокий, уютный сон, однако в горле пересохло.
На крыльце стояло ведро колодезной воды. Морщась и зевая, она отодвинула засов и осторожно опустила, хотя Джем спал крепко.
И все же она тихо приоткрыла дверь и вышла на крыльцо, поеживаясь от ночного холода. Где-то тут было ведро… Брианна нагнулась и пошарила рукой в темноте. Странно, нету. Куда же…
Краем глаза она успела заметить какое-то движение и отпрянула. На секунду ей показалось, что вернулся Обадия Хендерсон, и сердце сжалось, словно кулак. Кто-то поднялся со скамейки… Не успев ничего понять, она очутилась в объятиях Роджера.
Прижавшись к нему, она постепенно различала детали: изгиб ключицы, запах одежды, до того заношенной, так давно не стиранной, что даже потом уже не пахло – только лесом, землей, на которой он спал, и горьким дымом. Сила его рук, шершавая борода на ее коже. Потрескавшаяся холодная кожа сапог под ее босыми пальцами, кости его ступней внутри…
– Ты вернулся! – воскликнула она и заплакала.
– Да, я дома, – прошептал он ей на ухо. – Как ты? Как Джем?
Брианна ослабила хватку, и он улыбнулся. Так странно видеть эту улыбку в зарослях густой черной бороды, знакомый изгиб рта в лунном свете…
– У нас все хорошо, а ты как? – Она шмыгнула носом, и ее глаза снова наполнились слезами. – Что ж ты тут сидишь? Почему не постучал?
– Да просто не хотел вас пугать. Решил поспать на скамейке, зайти утром. Почему ты плачешь?
Брианна вдруг поняла, что он шепчет вовсе не из боязни разбудить Джема. Раньше голоса не было совсем – лишь его искореженное подобие, пустое и безжизненное. Теперь Роджер изъяснялся довольно отчетливо, без мучительных пауз.
– Ты заговорил… – Она поспешно вытерла слезы тыльной стороной кисти. – То есть лучше.
Инстинкт подсказывал, что не стоит упускать эту внезапную вспышку близости. В любой момент напряжение может вернуться, и они опять станут чужими, но сейчас, в эту минуту, ей позволено сказать или сделать все, что угодно; и она коснулась теплого шрама на горле, погладила надрез, спасший ему жизнь, – чистая белая линия в густой бороде.
– Больно говорить?
– Да, – ответил Роджер слабым хриплым шепотом; его темные глаза сияли в лунном свете. – Но я могу – и буду. Брианна…
Она отступила назад, не отпуская его руки.
– Пойдем домой, холодно.
* * *
У меня имелись некоторые возражения против открытого очага, начиная от заноз под ногтями и смолы на руках и заканчивая ожогами, волдырями и выводящей из себя непредсказуемости огня. Однако были и благоприятные факторы: во-первых, тепло – этого никак нельзя отрицать; а во-вторых, свет пламени превращал плотскую любовь в прекрасное таинство, где забывались слабости наготы.
По стене плыли наши сплетенные тени; вот рука, вот изгиб спины, ягодиц, словно горб диковинного существа. Вот поднялась голова Джейми; огромный гривастый зверь нависал надо мной, выгнув спину.
Я провела рукой по сияющей коже, дрожащим мускулам, искрящимся волоскам на предплечье, зарылась пальцами в тепло волос и притянула его, задыхающегося, в темную ложбину грудей.
Я сжала колени, не желая отпускать его тело, разрушать иллюзию целостности – если то была иллюзия. Сколько еще ночей мне выпадет обнимать его, даже в волшебном свете огня?
Я приникла к нему всем существом, чувствуя умирающую пульсацию собственной плоти. Однако пойманная радость – радость утерянная, и уже через пару мгновений я осталась одна. Даже в неверном свете пламени отчетливо виднелось сплетение вен на лодыжке.
Я ослабила хватку и нежно коснулась жестких завитков. Джейми повернул голову и поцеловал мою грудь, затем вздохнул и соскользнул набок.
– А еще говорят, у курицы нет зубов, – сказал он, осторожно дотрагиваясь до глубокого укуса на плече.
Я невольно рассмеялась и поддразнила:
– А у петуха чего нет?
Приподнявшись на локте, я уставилась в сторону очага.
– Что такое, курочка моя?
– Да смотрю, не сгорит ли одежда. – Я была слишком занята, чтобы заметить, куда он пошвырял различные предметы моего гардероба, однако вроде бы все валялось на безопасном расстоянии от огня: юбка кучкой свалена у кровати, корсаж и рубашка каким-то образом оказались в разных углах комнаты, а вот бюстгальтера что-то не видно.
На белых стенах дрожал отсвет пламени, кровать была полна теней.
– Красавица… – прошептал Джейми.
– Как скажешь.
– Ты что, не веришь? Я тебе когда-нибудь врал?
– Я не в этом смысле. Как ты скажешь, так и будет – твои слова все превращают в правду.
Он вздохнул и подвинулся, устраивая нас поудобнее. В очаге треснуло полено, рассыпав веер золотистых искр, и тут же зашипело – видимо, огонь добрался до влажного дерева. Я зачарованно наблюдала за игрой цвета: черный, пурпурно-красный, ослепительно-белый…
– А про меня можно так сказать? – неожиданно спросил Джейми. Голос его прозвучал робко, и я удивленно повернула голову.
– Что сказать? Что ты красивый? – Мои губы непроизвольно изогнулись, и он улыбнулся в ответ.
– Ну… ты хотя бы можешь смотреть на меня без отвращения?
Я провела пальцем по тонкой белой линии на ребрах – давний след от меча. Шрам потолще – от штыка – тянулся вдоль бедра. Рука – коричневатая, огрубевшая; от долгого пребывания на солнце и физической работы волоски выгорели до бледно-золотистого цвета. В гнезде из рыжих волос свернулся член, сейчас маленький, нежный и мягкий.
– Для меня ты красавец, – ответила я наконец. – Ты разбиваешь мне сердце своей красотой.
Его пальцы тихонько перебирали мои позвонки, один за другим.
– Я старик, – возразил он, улыбаясь. – У меня седина в волосах, да и борода вон тоже вся седая…
– Серебристая, – поправила я, ероша мягкую щетину, напоминающую лоскутное одеяло. – Местами.
– Седая, – упрямо повторил Джейми. – И паршивенькая вдобавок. И все же… – Его взгляд смягчился. – И все же я до сих пор горю, когда прихожу к тебе, – и так будет всегда, пока мы оба не сгорим дотла.
– Это поэзия? – опасливо уточнила я. – Или ты в буквальном смысле?
– Э-э… Нет-нет, что ты… – Он крепко обнял меня и прижался лбом к моей голове. – Я не про то. Но коли суждено…
– Нет.
Джейми фыркнул мне в волосы.
– Ты прям так уверена?
– Будущее можно изменить – я все время это делаю.
– Правда?
Я чуть откатилась на бок, чтобы лучше его видеть.
– Конечно. Возьми хоть Майри Макнил. Если бы не я, она бы умерла, и близнецы тоже. Однако я оказалась рядом, и теперь они живы-здоровы.
Я положила руку за голову, наблюдая за рябью теней на потолке.
– Иногда я думаю… Всех, конечно, не спасешь, но некоторых удается. Если кто-то остался жив благодаря мне, и потом у него будут дети, и у этих детей будут дети, и так далее… Короче, со временем в мире прибавится человек тридцать-сорок. И все они живут, каждый своей жизнью, чем-то занимаются – разве это не изменит будущее в итоге? – Впервые я задумалась о том, насколько я в одиночку способствую развитию демографического взрыва в двадцатом веке.
Ознакомительная версия.
