Он снова посмотрел незнакомцу в лицо и узнал его за полсекунды до того, как человек в белом поднял капюшон.
Те же, такие знакомые, глаза – большие, карие, внимательные, – но все остальное постаревшее лет на двадцать-тридцать.
– Трэвис.
Он сглотнул и наконец обрел голос:
– Пэйдж.
Следующие минут пять оба молчали. Волны бились о берег, и эхо раскатывалось по глубоким каньонам.
Где-то на теле Пэйдж щелкнуло радио, и голос произнес что-то неразборчивое. Она опустила руку к талии, достала из складок одежды компактное устройство и нажала кнопку.
– Пропустила. Повтори.
Мужской голос почти утонул в электрических разрядах.
– Я спросил, во что ты стреляла.
– Объясню, когда увидимся. За меня не беспокойся.
– Ты выяснила, откуда шел дым?
– Не совсем. Подожди, пока я вернусь.
– Будь осторожна.
Мужчина отключился, и Пэйдж убрала радио. К этому моменту Трэвис понял, что узнал голос, даже не различая тона. Ритм и модуляции были слишком хорошо ему знакомы.
Пэйдж сделала еще шаг, подняла руку и нежно коснулась его лица. Провела большим пальцем по щеке.
Он увидел в ее глазах смущение вперемежку с каким-то хрупким пониманием и подумал, что знает, в чем дело. Пэйдж – другая Пэйдж – описала ему это прошлым вечером в гостиной Гарнера. Принимать, не принимая. Брешь научила ее этому.
Трэвис мог бы задать тысячу вопросов. И столько же он видел в ее глазах вместе с отражением его собственных.
Как она попала сюда? Определенно не рейсом из Юмы. Она никогда бы не приняла в этом участия, какие бы КНЧ-волны на нее ни действовали. Она не оставила бы всех тех людей умирать.
Должно быть, Пэйдж прибыла сюда позднее, уже после окончания «Сурового декабря». Если кто-то и сумел пережить «Умбру», не уезжая в Юму, то это персонал «Тангенса» в Пограничном городе, со всеми их экзотическими ресурсами. И, несомненно, Бетани была права: Пэйдж нашла его до наступления конца света. Нашла и сохранила ему жизнь.
Все эти мысли пронеслись у него в голове секунды, может быть, за три и ушли – их отодвинуло то единственное, о чем он мог думать сейчас.
Цилиндр.
Голубые огоньки на корпусе.
И время – истекающее, как кровь из пробитой артерии.
Каждая минута, проведенная им здесь, могла стать роковой для Пэйдж и Бетани в Нью-Йорке.
Палец на его щеке дрогнул. Он поднял руку и бережно сжал ее запястье.
– Мне нужно идти. Прямо сейчас. Извини, но объяснить ничего не могу.
Она покачала головой – не извиняйся – и убрала руку от его лица.
– Иди.
Он задержал взгляд еще на секунду, потом повернулся и подбежал к Финну. Поднял цилиндр и нацелил на ту гильзу, возле которой выпал из радужки. Теперь дым от горящего самолета скроет его возвращение в настоящее.
Положил палец на кнопку…
– Подожди.
Трэвис обернулся. Пэйдж стояла рядом.
– Не могу. У меня слишком мало времени…
– Тебе нужно услышать кое-что. – Она положила руку ему на плечо. – Это важнее всего остального, что бы ты ни делал.
– Если я опоздаю даже на тридцать секунд, умрут люди. И среди них ты.
Внешне она никак не отреагировала на страшную новость.
– Это необходимый риск. Послушай меня. В тридцать секунд я, может быть, не уложусь, но постараюсь побыстрее.
Такой серьезной он ее никогда не видел. Серьезной и даже испуганной.
Трэвис убрал палец с кнопки и повернулся к ней.
– Я знаю о сообщении, которое послала через Брешь. И знаю, что ты создал и отправил «Шепот».
Трэвис едва не выронил цилиндр.
– Ты рассказал мне все, – продолжала Пэйдж. – Другой ты рассказал мне все. Тот, с которым я только что разговаривала по радио. Ты объяснил это в тот день, когда мы запечатали Брешь.
Трэвис только смотрел на нее изумленно. Ему и в голову не приходил сценарий, при котором он мог узнать, как Пэйдж отреагирует на новость, которую он старательно скрывал от нее.
Она как будто прочла вопрос в его глазах.
– Я приняла это лучше, чем ты ожидал.
Ответ такой же сюрреалистический, как и тот факт, что он нашел ее здесь. Трэвис покачал головой.
– Как такое возможно? Я создал «Шепот». Все те люди в Цюрихе погибли из-за меня. И в Пограничном городе тоже. Твои друзья…
– Я перенесла это легче, потому что понимала то, чего не понимал ты. То, что касалось Бреши. Я знала, чего стоит отправка такого сообщения. Задолго до того, как у нас появилась возможность сделать это, «Тангенс» уже знал, что это за процесс. Доктор Фэган рассчитала все. Не хуже тех ученых, что работали над проектом «Манхэттен» и рассчитали все параметры атомной бомбы. Машина, которая доставит что-либо в Брешь – Фэган называла ее инжектором, – будет нестабильна до такой степени, что ее сочтут бесполезной. Тому, кто попытается управлять этой машиной, нужно будет расположиться непосредственно перед Брешью и оставаться там до самого конца, руководя процессом. Никакой автоматики, только вручную. Оператору нужно быть там. У Бреши.
– Это неважно, – сказал Трэвис. – В оригинальной, основной линии времени, еще до того, как что-то изменилось, другая ты пришла к выводу, что меня необходимо уничтожить. Она отправила в прошлое сообщение. И другой я послал туда же «Шепот» для того, чтобы перехватить это сообщение и спасти собственную шкуру. Он мог бы установить для «Шепота» четкие параметры, установить ограничения – например, никого не убивать, – но ничего подобного не сделал. Ему было наплевать на всех, кроме себя самого, то есть меня.
– «Шепот» был компьютером, дополненным технологиями Бреши. Он был непредсказуем. Скорее всего, тот, другой, Трэвис даже не представлял, с какой жестокостью «Шепот» станет делать свою работу.
– Это в лучшем случае догадка, которая никак его – меня – не оправдывает. Я послал это чудовище в прошлое, руководствуясь эгоизмом, заботясь только о себе. Вот и все.
– Ошибаешься. Дело вовсе не в эгоизме.
– Почему ты так думаешь?
– Потому что тому, кто посылает что-то в прошлое, нужно находиться с этой штуковиной перед Брешью и оставаться там до завершения инжекции. Сам акт инжекции сопровождается крайне бурной, гиперинтенсивной реакцией. Температура в приемной камере в определенный момент превышает две тысячи градусов и держится на этом уровне на протяжении полутора минут. Понимаешь, о чем я? Чтобы отправить сообщение через Брешь, тебе придется умереть.
Трэвис молчал. Все, что он хотел сказать, улетело, испарилось. Остались только ее слова и то, что стояло за ними.
– Должно быть я – та, которая отправила то сообщение, – действительно считала это важным и даже необходимым. Она пожертвовала собой. Но и ты, противодействуя ее ходу, тоже отдал свою жизнь. Объяснить это эгоизмом невозможно. В том, что делала я, как и в том, что делал ты, было что-то другое, что-то важное, о чем я тогда не знала. Возможно, с моей точки зрения, это представлялось злом, но ты владел другой информацией и понимал ситуацию лучше. Может быть, ты просто не мог поделиться этой информацией со мной. Может быть, все было вот настолько плохо. Очень плохо, но необходимо.
Трэвис опустил глаза. Задержал взгляд на цилиндре. Голубые огоньки… ступеньки лестницы, ведущей к виселице.
– Я говорю тебе это, потому что это важно. Ты должен вернуться в «Тангенс». Тебе нужно быть там. Та, другая версия тебя, владевшая более точной и глубокой информацией, умерла ради того, чтобы ты попал туда.
– Тогда почему он не проинструктировал «Шепот» рассказать мне все?
– У меня было время подумать об этом, целых семьдесят лет. Полагаю, что если бы «Шепот» рассказал обо всем, что тебе придется однажды сделать, ты бы отказался. Ты, будущий, вычислил это намного легче.
Сказанное ею словно завихрилось, словно тот дым от самолета.
– А нельзя просто запечатать Брешь? – спросил Трэвис. – У вас ведь получилось.
Пэйдж качнула головой:
– Нет. Господи, чуть не забыла. Ни в коем случае не запечатывайте Брешь.
– Но ведь получилось же. Прошло семьдесят три года, а пломба держится.
– Печать удержалась, но закончилось все плохо. В лучшем случае скопившиеся в туннеле объекты со временем будут просто раздавлены. В некоторых случаях при разрушении высвобождается энергия, которая так или иначе поступает в мир. Объемы этой энергии огромны. Есть радиация. Есть энергии, которые мы не в состоянии даже идентифицировать. Эффект ощущается до сих пор. Даже здесь.
Трэвис еще раз оглядел пустой город, и только теперь до него стало доходить…
– Да, – кивнула Пэйдж. – Это место почти мертвое из-за того, что Брешь запечатана. Возможно, то же самое происходит – если уже не произошло – по всему свету. Не запечатывайте Брешь.
Краем глаза Трэвис зафиксировал какое-то движение. Он посмотрел на цилиндр. Один из голубых огоньков просто погас.
– Господи…
– Возвращайся в «Тангенс», – повторила Пэйдж. – Я не знаю, что случится, но, когда это произойдет, тебе нужно быть там. Возможно, это даже важнее, чем мы сейчас представляем. Иди.
