Ведьма Алика. Психотерапия для демонов - Александра Власова

Серия «Другие миры»

© Александра Власова, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Наши дни

Клиентка была ухоженная, умная, похожая на бизнесвумен, какими их рисуют в фильмах: волосы забраны в строгий пучок, на глазах модные очки, юбка чуть выше колен. Пахнет от женщины корицей. Между работой и походом к ведьме Алике она пекла пирожки для детей и мужа. Колдунье клиентка сразу понравилась.

Как только женщина вошла и уселась за стол, сразу начала беззвучно плакать, аккуратно прикрыв ухоженное лицо бумажным платочком.

– На всем нашем роду проклятье! Я пыталась его снять: и в церковь ходила, и молитвы читала. И даже пробовала обратиться к бабке-ворожее, она свечку подержала да что-то над моей головой пошептала! Ничего не помогает!

– Проклятье? – Ведьма иронично приподняла бровь. Судя по дорогому парфюму, дорогой сумочке, холеному личику и прочему благополучию, женщина не казалась ни несчастной, ни проклятой. Но что-то грызло ее изнутри острыми крысиными зубками. Что-то давнее, темное. То, что давно пора отпустить.

– Да, – призналась женщина, опустив усталые глаза, – я прокляла родную сестру.

И начала рассказ.

В детстве я была неуклюжей, смешной и полненькой. А Аня, так зовут мою сестру, не оставляла случая самоутвердиться за мой счет и постоянно выставить меня дурочкой перед своими друзьями.

– А сколько будет корень из четырех? – спрашивала сестренка приторно-ласковым голоском.

Я не знаю, ведь корни проходят только в седьмом классе, а я только в третьем.

– Дуреха! – смеются ее друзья и поклонники.

– Я не дуреха, – краснею, готовясь вот-вот разреветься.

– Раз ты не дуреха, скажи, сколько у тебя хромосом? Сорок шесть или сорок семь? – доверительно заглядывая в глаза, спрашивает Анька.

Чувствую, вопрос с подвохом. Главное – не прогадать. Почему-то кажется, чем больше хромосом (даже толком не знаю, что это такое), тем лучше.

– Сорок семь! – выдаю я, гордясь собственной сообразительностью.

Друзья сестры взрываются таким хохотом, что трясется люстра на потолке.

– А ты не дауненок, случайно? Может быть, наши родители что-то недоговаривают! Смотрите-ка, и рот у нее приоткрыт! Точно, ты даун!

Измывательства продолжались так долго, что Аня умудрилась убедить всех детей, с которыми мы общались, что я – альтернативно одаренная. При взрослых она лицемерно изображала идеальную сестричку, нежную и заботливую до приторности.

Но стоило старшим отойти, в ней просыпалась иная натура. Было в сестре нечто гадкое, изобретательно-злое.

Она ябедничала на меня взрослым, рассказывая обо мне всякие небылицы, в которые любому адекватному человеку сложно поверить. Но родители верили, и каждый раз после Анькиных кляуз следовало неизбежное наказание.

Сестрица портила мои вещи – рвала одежду, кофточки и блузки, а однажды даже разрезала ножом моего любимого плюшевого медвежонка – подарок мамы на день рождения.

Сейчас я понимаю, почему Анька так себя вела. Наша мать развелась с Анькиным отцом, вновь вышла замуж и родила меня, и Анька, когда-то избалованная всеми принцесса, страдала от острой нехватки внимания.

Идти против отчима она боялась, поэтому отрывалась на самом беззащитном члене семьи со всей изощренной жестокостью подростка.

Когда Аньке стукнуло четырнадцать, к всеобщему облегчению, сестра переехала в Москву к своему папе. Он пристроил дочку в престижную математическую гимназию. Сестренка, несмотря на скверный характер, неплохо соображала. В столице было больше развлечений и перспектив, и Аня считала себя выше того, чтобы остаться в нашем захолустье.

С тех пор мое детство стало беззаботным и счастливым.

Я вспоминала Аньку как наваждение, страшный сон, приснившийся из-за того, что за окном бушует гроза, в то время как в самом доме тепло и уютно.

Память имеет свойство сглаживать все дурное. Аня звонила несколько раз в неделю маме, щебетала в трубку нежности и каждый раз просила к телефону «любимую сестричку».

На словах мы были лучшими подругами, и ужасы раннего детства начали забываться.

Потом я подросла, увлеклась психологией. Много читала об экспериментах, подтверждающих то, что детская память – вещь ненадежная.

Воспоминания не хранятся в мозгу как фотоснимки в старом альбоме. Каждый раз наш разум заново разыгрывает историю на внутреннем экране сознания. И невольно «переписывает» ее по мелочи, в зависимости от того, что происходит с человеком сейчас.

Повзрослевшие дети, которые считают, что над ними издевались, часто это выдумывают, не со зла, просто психика так устроена. Под обвинения попадают мамы и папы, сестры и братья, тети и дяди.

Может быть, все было не так уж жестоко? Что, если я что-то дофантазировала, в чем-то преувеличила?

Из каждого утюга неслись пламенные речи о необходимости прощать. В конце концов, Аня была ребенком. Даже если то, что я помню, отчасти правда, нужно давать людям второй шанс.

Когда она приехала в город вновь, мне было пятнадцать, а Ане уже стукнуло девятнадцать. Вы удивитесь, как так вышло, что мы с сестрой не виделись больше четырех лет?

Мама часто ездила к Ане в Москву, я же каждый раз находила убедительную «отмазку» для того, чтобы не видеться с ней. Если ничего не получалось придумать, перед самой поездкой у меня внезапно поднималась температура.

– Жалеешь, наверное, что не поедешь? Скучаешь по сестренке? – сочувственно гладила лобик мама.

– Скучаю! – вздыхала я. Мы так долго изображали прекрасных сестер, что я себе практически верила.

Поэтому, когда настал день икс, я вместе с семьей поехала встречать Аньку на вокзал, и, когда с поезда сошел не гадкий утенок, а прекрасная молодая леди, я сделала то, чего так ждала мама, – бросилась Аньке на шею.

Аня очень изменилась, никаких колкостей или издевок, сама элегантность, грация и красота. На радость маме мы делали то, что и положено сестрам, – гуляли в парке,