Роберт Говард - Ползущая тень

Раскаленный воздух волнами поднимался над пустыней. Конан-киммериец провел рукой по потрескавшимся губам и огляделся. Из одежды на нем была лишь шелковая набедренная повязка, да широкий пояс с золотыми украшениями, на котором висели сабля и кинжал. Киммериец стоял, равнодушно снося болезненные уколы лучей нещадно палившего солнца. На руках и ногах виднелись свежие раны.

Обхватив руками колени и низко опустив светловолосую голову, рядом с ним на песке сидела юная девушка, белизна ее кожи резко контрастировала с цветом загорелого тела огромного варвара. Короткая, перехваченная в талии туника без рукавов и с глубоким вырезом на груди скорее обнажала, чем прикрывала ее прекрасное тело.

Конан тряхнул головой, словно хотел избавиться от слепящего солнца. Он приложил к уху кожаный бурдюк, который держал в руке, встряхнул его и услышав слабый плеск, только сильнее сжал челюсти.

Девушка вздрогнула и жалобно простонала:

— Пить! Пить! О Конан! Нам теперь не спастись!

Киммериец не ответил ничего, враждебным взглядом осматривая песчаные дюны. Исподлобья он смотрел на них и такая злоба пылала в его голубых глазах, что казалось — нет у него врага большего, чем эта пустыня.

Конан наклонился и поднес бурдюк к губам девушки.

— Давай, пей! — приказал он. — Пей, пока не остановлю!

Она пила мелкими, жадными глотками, пока не выпила всю воду. И лишь тогда все поняла.

— Ах, Конан, — воскликнула девушка. — Зачем ты это сделал? Ведь я же выпила все! И тебе ничего не осталось!

— Не реви! — прорычал он. — Береги силы!

Конан выпрямился и отшвырнул в сторону пустой бурдюк.

— Ну почему ты не остановил меня, почему? — всхлипывала девушка.

Он даже не посмотрел на нее. Конан стоял, выпрямившись во весь рост, и в его глазах, устремленных в таинственную пурпурную мглу на горизонте, горела ненависть.

Киммериец понимал, что близится смерть, хотя при одной мысли об этом бунтовала вся его дикарская душа. Силы еще были, но он чувствовал, что под этим убийственным солнцем ему долго не выдержать. Девушка же уже совсем обессилела. Так не лучше ли одним ударом сабли милосердно прервать ее страдания? Видеть ее адские мучения, наблюдать, как она медленно сходит с ума от жажды — ведь эти несколько глотков ненадолго ее утолили — о, нет! Из ножен, дюйм за дюймом выползала сабля.

Рука Конана дрогнула. В глубине пустыни, далеко на юге что-то сверкнуло в раскаленном воздухе. «Почудилось, — подумал он со злостью, — очередной мираж, что так часты в пустыне». Конан приложил руку к полуослепшим от солнца глазам, — и ему показалось, что он различает вдали башни, минареты и сверкающие стены. Он недоверчиво смотрел, ожидая, что мираж вот-вот поблекнет и рассеется в воздухе. Натала перестала всхлипывать. Она с трудом поднялась на ноги и тоже вглядывалась в мерцающее марево.

— Что это такое, Конан? — прошептала она, боясь спугнуть пробудившуюся надежду. — Город, или мираж?

Киммериец молчал. Он несколько раз моргнул, искоса посмотрел на город, затем вновь прямо — тот не исчезал, не улетучивался, стоял на том же месте.

— Кто его знает, — буркнул он в сомнении. — Так или иначе, стоит на это посмотреть поближе.

Он затолкнул саблю в ножны, наклонился, и легко, словно перышко, поднял Наталу на руки.

— Не надо, Конан, — запротестовала она. — Я могу идти, пусти меня!

— Смотри, сколько камней! — рявкнул он гневно. — Мигом порвешь! — Он мотнул головой, показывая на изящные, салатового цвета сандалии. — А нам надо спешить, чтобы дойти туда до заката.

Надежда на спасение влила новые силы в стальные мышцы киммерийца. Он бежал по дюнам, словно летел на крыльях. Цивилизованный человек уже давно отдал бы богу душу, но он, варвар, сражался за жизнь словно кошка.

Конан и Натала чудом бежали после разгрома армии мятежного принца Альмурика, этой пестрой орды, которая вихрем промчалась по королевству Шем и утопила в крови северную границу Стигии. После этого орда, уже со стигийской армией на хвосте, вторглась в королевство Куш и в ее пределах была наконец окружена на краю южной пустыни. Армии стигийцев и кушитов соединились и уже не выпустили добычу из капкана. Конан в последний момент поймал верблюда, забросил на него девушку — и был таков. Им посчастливилось, они избежали трагической судьбы своих товарищей, но для них осталась лишь одна дорога — в пустыню.

Натала была родом из Бритунии. Конан как-то увидел ее на невольничьем рынке в одном из шемитских городов, захваченных ордой Альмурика, и он не долго думая, тут же присвоил себе понравившуюся ему девушку, не спрашивая ни у кого на то разрешения. Сама она с радостью приняла такой поворот в своей жизни, да и чего ей оставалось ждать? Скорее всего, ее продали бы в шемитский сераль, а для женщин гиборейской эры это было худшим из всех возможных зол.

Конан и его спутница несколько суток подряд не слезали с верблюда — стая стигийцев неутомимо преследовала их по пятам. Когда погоня наконец отстала, беглецам не оставалось ничего иного, как продолжить путь в том же направлении — возвращаться было поздно. Они долго ехали, высматривая оазис, но их спаситель-верблюд в конце концов упал замертво, и им пришлось идти дальше пешком, по колено в горячем песке испытывая жестокую жажду. Девушка была сильной и выносливой, закаленной суровой лагерной жизнью, как мало кто из женщин той суровой эпохи, но и она, как ни оберегал ее варвар, постепенно выбилась из сил.

Адская жара струилась с неба на черную гриву Конана. Тошнотворный туман и тупое безразличие волнами заливали его мозг, но он не поддавался и шел стискивая зубы все дальше и дальше, поскольку теперь знал наверняка, что впереди действительно находится город, а не мираж. Что ждет их там? Новые враги? Кем бы они не оказались, с ними можно будет сразиться и убить. А большего Конану и не требовалось.

Солнце низко висело над горизонтом, когда они остановились наконец в животворной тени огромных городских ворот. Конан с облегчением расправил плечи. Перед ними на высоту не менее тридцати футов возвышались крепостные стены. Зеленоватого цвета, они блестели, словно стеклянные.

Конан пробежал взглядом по верхушкам стен, но ничего не заметил. Он крикнул во всю мощь своих легких — ответом была тишина. Варвар ударил в ворота рукояткой сабли — лишь гулкое эхо отозвалось и тут же утонуло в песках. Натала, напуганная странной тишиной, дрожала словно в лихорадке, а Конан, разгорячившись, навалился всей массой на ворота. Те неожиданно уступили и не издав ни малейшего скрипа, начали открываться. Варвар отскочил, напряженный, как пантера и с саблей наготове прижался к стене, ожидая нападения. Девушка вскрикнула.