Уинлоу Поль
Священная Роща
Ночь была темна и безмолвна, настолько темна и настолько безмолвна, какими ночи бывают только здесь, в далеко оттянувшихся к югу отрогах Акрокеруанских Гор. Свайоли с длинными серебристыми листьями застыли, подняв к Ночному Светилу бледные, вытянутые лица с полузакрытыми глазами, что смотрели из глубины сплетения бесчисленных тонких стволов. Стволы эти поднимались из земли плотными группами, подобно стрелам в колчане. Кругом царили мертвые тишина и покой.
По залитой мраком поляне скользила серебристая тень быстрой дриады, обходившей очередным дозором свои владения. Трава на прогалинах у нее под ногами тотчас начинала тускло мерцать, однако этот слабый свет не в состоянии был пробиться сквозь облака мрака, сгустившегося под кронами окрестных деревьев. Любой, кто дерзнул бы погасить свет своего магического факела, тотчас канул бы в плотную, непроглядную завесу тьмы, царившей повсюду в Роще Свайолей. Лица их были сейчас запрокинуты; прищурив дальнозоркие глаза, что видели стократ острее орлиных, свайоли смотрели сейчас на звезды, их, единственных, они почитали почти что как равных и потому снисходили до них в своих бесконечных, длившихся тысячелетиями размышлениях. Происходящее же на земле их занимало крайне мало - до недавнего времени.
Лес Свайолей поражал пришельца своей безжизненностью. Ни звука, ни скрипа, ни шороха, ни хлопанья крыльев, ни голосов ночных птиц - вообще ничего.
Даже бродяга-ветер не осмеливался просто так, без дела, шуршать их кронами. Стояла глубокая, полная, омывающая душу покоем тишина. Ничто не шевелилось; одна лишь дриада, хозяйка рощи, неспешно плыла от одного свайоля к другому, не задевая ни травинки, ни веточки. Ее прохладные, белые ладони на миг прижимались к стволам - не притаилась ли где коварная болезнь, насланная злым колдовством - и она отходила, тотчас направляясь к следующему своему подопечному.
Ночь шла своим чередом. Волчье Солнце мало-помалу опускалось, клонясь к острой черной грани вершин Акрокеруанского Хребта, более темной, чем даже ночное небо. Звезды спокойно перемигивались в вышине; дриада завершала обход своей рощи.
Сперва казалось, что не случилось вообще ничего существенного - просто высоко в воздухе под покрытыми лесом холмистыми грядами созвездие Мертвой Головы на мгновение закрыла черная крылатая тень. Вздрогнув, дриада подняла глаза, однако так и не смогла ничего разглядеть. Очертания летящего существа были неразличимы - лишь звезды сперва на мгновение гасли, а затем вновь вспыхивали, обозначая путь крылатого создания.
Дриада ощутила безотчетный, липкий страх. Ее пальцы неосознанно-тревожным жестом поднялись к высокому лбу, над которым струились черные как смоль волнистые волосы. Длинные пряди ниспадали до самой земли, окутывая девушку подобно второму плащу.
Несколько мгновений дриада напряженно размышляла, прикусив от волнения нежно-розовую губу блестящими жемчужными зубками. Тень в небесах давно уже скрылась, исчезнув где-то на севере, над острыми вершинами хребтов; на вид в ней не было ничего пугающего или опасного, она не снижалась, не кружила над Лесом Свайолей, однако беспокойство маленькой Хозяйки не проходило. Она поколебалась еще некоторое время и, отбросив страхи, совсем уже было собралась идти дальше, к своему жилищу в самой глубине Рощи Свайолей, как ночное безмолвие внезапно нарушил хор мягких, музыкальных голосов, на все лады твердивших одно и то же:
- Айана, Айана, спаси нас, спаси, спаси от зла на крыльях, оно летит сюда, оно летит сюда, сюда, сюда!..
И без того молочно-белое лицо Айаны лишилось последних красок от ужаса. Она впилась зубами в кисть руки, чтобы не вскрикнуть, а затем, широко распахнув плащ своих волос, сорвала с пояса своего светло-зеленого хитона небольшую темно-коричневую флейту, вырезанную из корня Древа-Отца свайолей.
Страх дриады волнами расходился по роще, трава испуганно прижималась к земле, кусты поспешно втягивали ветви и сворачивали в трубочки листья. Руки Айаны дрожали, она не сразу смогла подобрать нужный мотив, но вот наконец ее пальцы легли как следует на отверстия клапанов флейты и над замершей Рощей полетела тревожная, прерывистая мелодия, для которой куда больше подошел бы громогласный и хриплый рог отряда наемников...
Твари, неведомые Твари из Тьмы, враждебные всему живому, вновь разгуливали по многострадальной земле.
В Шадизаре Проклятом третий день шел ливень. Улицы превратились в грязевые реки; жители отсиживались по домам, немногочисленные же прохожие утопали по колено в жидкой размокшей глине. Лавки были почти все закрыты, а в тавернах собрались лишь немногочисленные завсегдатаи.
И лишь в Воровском Квартале, в так называемой Пустыньке, во всех кабаках и борделях жизнь била ключом. Буйный и не стремящийся к встрече с городскими стражниками люд оказался на время дождей без работы - те, чьи кошельки они срезали или чьи дома грабили, сидели по своим норам, не давая благородному воровскому сословию в полной мере показать свои таланты - чем обитатели Пустыньки, понятное дело, были немало возмущены.
Одни лишь хозяева трактиров и распивочных были премного довольны благодаря неожиданно свалившемуся ненастью их торговля процветала. Одуревшие от скуки лихие обитатели Пустыньки пили, играли в карты, спорили, дрались, похвалялись, занимались любовью, не слишком стесняясь окружающих, снова пили - и платили.
И потому толстяк Абулетес, содержатель известного постоялого двора в самом сердце Пустыньки, лишь напускал на себя печальный и озабоченный вид, когда многочисленные посетители его заведения в сотый раз за вечер поносили на чем свет стоит погоду и безмозглых богов, которые вздумали таким образом освежить шадизарские улицы. Дело было и впрямь плохо. Все аристократы или богатые купцы сидели по домам, а их слуги предпочитали подворовывать вино из хозяйских погребов, нежели тащиться до ближайшей харчевни. Лишь очень немногие из воров, настоящие мастера своего дела, решались выходить на промысел в эти поистине неблагоприятные дни.
Дело шло к полуночи. Вовсю чадили плошки с прогорклым маслом, кое-как освещая небольшую, полную людом харчевню. Стоял густой, тяжелый запах немытых человеческих тел, дешевых благовоний, которыми пользовались местные девки, жареной требухи, каковой хитроумный Абулетес в основном и потчевал своих посетителей - хотя, разумеется, кое для кого у него имелось и мясо, и доброе туранское вино.
