Надо же было так глупо попасться! Да еще кому — дикарям горцам! Соня подергала связанными за спиной руками. Бесполезно. Горцы, может, и были дикарями, а вязать умели.
— Ты, рыжая, угомонись! — К ней обернулся высокий горец в теплой волчьей шкуре поверх воинской рубахи. Очевидно, в захватившем Соню отряде он был за старшего. Хотя мало чем отличался от своих воинов: такой же грязный, вонючий, с бородой-лопатой на пол-лица и пронзительными черными глазками под приплюснутым лбом. Не унижаясь до ответа, Соня презрительно сплюнула. Плевок угодил на каменистый скат, пополз по гладкой, отполированной вешними водами и ветрами поверхности.
— Дай ей разок, Хура,— приказал старший.— Чтоб не плевалась.
Оскальзываясь на камнях, Хура подошел к Соне, гаденько ухмыльнулся:
— Зачем портить такое личико?
Грязные, ободранные об острые выступы скал пальцы погладили Соню по щеке, дотянулись до шеи.
— Эй, Хура, не съешь ее! Оставь хоть что-нибудь остальным! — крикнул кто-то из впереди идущих. Горцы дружно заржали.
— А ну, вперед, дети Ящерицы! — рявкнул на них старший.
Во всей этой истории Соню удивляло только одно — почему никто из пленивших ее воинов не попробовал воспользоваться ее беспомощностью? Почему, несмотря на связанные за спиной руки и отсутствие оружия, ее не щупали, не раздевали, оценивая фигуру, не насиловали? Должно быть, горцы торопились домой и откладывали утехи до более спокойных времен. Здесь, почти на границе ничейных земель, Бритунии и загадочной Гипербореи, они чувствовали себя неуютно. Соня не сомневалась, что ее пленили разведчики, пришедшие с восточных гор, что поднимались от озера Вилайет и снежными пиками вставали между ничейными землями и Гирканией. «Мало им набегов на Замору, полезли вынюхивать пути в Гиперборею!» — топая за горцами, думала она. На самом деле к горцам она относилась довольно терпимо, гораздо лучше, чем к убившим ее семью аквилонским ублюдкам. По крайней мере до сегодняшнего утра. Еще вечером она отыскала в горах укромную пещерку, забралась в нее, спасаясь от пронизывающего ветра, и улеглась спать. А утром обнаружила себя спеленутой по рукам и ногам в окружении гогочущих дикарей. Она, конечно, попробовала протестовать, даже сумела спихнуть со скалы одного из врагов, а что толку? Все равно топала теперь за бородатыми варварами куда-то к Восточному Хребту, а вовсе не к тому далекому заснеженному пику, где, по рассказам, обитал Великий Маг. До этого пика она добиралась почти десять дней. Вернее, пыталась добраться. Бродила по горным расселинам, карабкалась на каменные завалы, мерзла, обдирала в кровь ладони. Ценой за все эти мучения, возможно, было бы Бессмертие. Если бы не отряд бородатых разведчиков с востока.
«Даже лук выбросили, змеиные выползки!» — со злостью подумала она.
— Шевели ногами! — Короткий меч Хуры шлепнул по ее заднице. Теплая одежда, хоть и изрядно потрепанная, спасла Соню от боли, но не от унижения.
— Пошел ты! — Она извернулась, зацепила ногой увесистый булыжник и пнула пяткой в направлении Хуры. Горец вовремя отскочил. Громыхая по склону и, подобно зайцу, подпрыгивая на выступах, булыжник покатился в пропасть.
«Жаль.— Соня проводила его взглядом, поморщилась.— А попади в ногу глядишь, катились бы оба».
В свои девятнадцать лет девушка вовсе не была жестокой, но ей доставляла наслаждение мысль о том, что Хура мог сейчас лететь в пустоту вместе с этим камнем.
«Наверное, он выглядел бы потешно».— Она представила, как низкорослый бородатый Хура, нелепо взбрыкивая кривыми ножками, перемалывает кости об острые уступы, визжит, а его меч, позвякивая и кувыркаясь, летит рядом с хозяином, и засмеялась.
— Заткните девчонку! — рявкнул старший. Его злость только подлила масла в огонь. Соня наигранно расхохоталась. Старший подскочил к ней, зажал рот здоровенной пятерней. Девушка рванулась. К подобному обращению ей было не привыкать — за время бродяжничества повидала и не такое,— но ладонь варвара попросту мешала ей дышать. Она вцепилась в руку горца зубами. Тот коротко вякнул, отдернул ладонь. Ему на помощь пришел Хура. Выудив откуда-то из штанов замусоленную тряпку, он попытался затолкать кляп девушке в рот. Это оказалось нелегко — во-первых, Соня мотала головой, во-вторых, норовила пнуть горца ногой в пах. Вонь от тряпки исходила такая, что силы ее утраивались, едва кляп подносили к лицу.
— Рыжая стерва! — Вконец измотанный горец потерял терпение, вытянул из ножен кривой с зазубринами меч. Попытка приставить его к горлу девушки закончилась неудачей. Соня изловчилась и, едва меч горца коснулся ее кожи, выбросила вперед прямую ногу. Целилась она в живот Хуре, однако удар пришелся по руке. Меч вылетел из пальцев воина, описал в воздухе над его головой блестящую дугу и ласточкой нырнул в пропасть. Снизу послышался звон и шорох камней.
— Ха! — с ненавистью глядя в глаза варвара, сказала Соня. Насмешки воин уже не вынес. Проклиная всех туранцев, их девок и их богов, он навалился на Соню всем телом, придавил ее к скале и молниеносным движением затолкал кляп. Довольно глубоко — во всяком случае выплюнуть его сразу Соне не удалось. Зато ненависть к Хуре значительно усилилась. Теперь он стал для девушки врагом, сродни аквилонцам, убившим ее семью.
— Ты долго возился, Хура,— неодобрительно сказал старший.— И потерял оружие.
В голосе старшего звучал упрек. Горцы, что западные, что восточные, одинаково расценивали утрату оружия как позор. Утерев потный лоб Хура подтолкнул Соню вперед.
— Эта женщина дерется, как бешеная,— понуро сказал он. Старший покачал головой. Подобный ответ его явно не устраивал. Кое-кто из воинов подавил откровенный смешок. Другой негромко высказал что-то по-гиркански. Стоящие рядом загоготали. Щеки Хуры стали пунцовыми.
— Клянусь хвостом Матери Ящерицы, я буду сражаться без оружия до тех пор, пока не добуду себе новый меч! — выкрикнул он. Соня хмыкнула. Варвары часто давали клятвы, но не так уж часто их выполняли. Во всяком случае те варвары, которых ей доводилось встречать раньше.
— Я запомню, Хура.— Старший посмотрел на небо, махнул рукой. Затем повернулся к усмехающимся воинам: — Что рты раззявили?! Вперед! До заката мы должны покинуть Кезанкийские горы.
Во время перехода Соня успела выяснить имена некоторых из своих захватчиков. Невысокого узкоглазого воина-проводника звали Найром. Найр был одет легче остальных, нес меньшую поклажу и единственный из горцев не имел бороды. Его верхнюю губу украшали только две черные полоски усов. Говорил Найр редко, отрывисто, но всегда по делу. Старший относился к нему уважительно, все прочие явно заискивали. Самого старшего звали Ареем. По-гиркански это означало самый красивый.
