Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. Это книга про другой мир, дружественный нам, готовый всегда прийти на помощь.
на улице сумрак, я заглянул в запись камер, до их отключения. С неба падали ледяные камни, такого града не бывает, камни разбивались о промёрзшую почву, термометр показывал минус шестьдесят, давление внутри бункера было в секторе – норма, а снаружи, менялось быстрее частоты напряжения в сети, в мирное время. Я начал забывать слова, названия, даже своё имя вспоминал с трудом. От этих консервов меня уже тошнит, я часто вспоминал магазины страны зелёного тумана, как там всё продумано и доступно, здесь в комнатах-холодильниках, всё лежало партиями и пластами. Чтобы добраться до консервированной фасоли, нужно было целый Камаз зелёного горошка перелопатить. Я отметил годовщину вяленой килькой и скисшим пивом. Праздник удался, остаток дня я провёл у унитаза. Долбанный хозяин, запасся всем, что нужно и ненужно, про туалетную бумагу забыл. Труды К. Маркса и Ф. Энгельса я читал полгода, прочёл всё – от корки, до корки! Но ничего, здесь полбиблиотеки было «в свете решений…» и про «Карибский кризис». Я решил заняться йогой, целый час просидел в позе уставшего мусульманина, потом, неделю не мог на ноги встать. И это была одна из начальных поз – поза Лотоса, я пролистал ещё несколько, по компьютеру – это было так легко, что я запросто мог завязаться в морской узел, только распутывать меня было некому, так бы и остался в нирване. И, несмотря на мои героические стремления, с йогой пришлось расстаться. Я, конечно, был давно не в своём уме, но с компьютером я перестал разговаривать на втором году моего заточения. Эта железяка меня постоянно обижала и унижала, обыгрывала в шахматы, ставила детские маты и загоняла в цейтнот. Я на него обиделся! Мы с ним не общаемся уже полгода. В фильмотеке собраны шедевры всех времён и народов. Честно, не прикалывает, смотреть то, что никогда уже не будет, противно. Я просматривал иногда фильмы, чтобы язык не забыть. Я окончательно сошёл с ума: от юмора хотелось плакать, а от музыки болела голова, как от шампанского. Этой спиртной гадости был целый этаж. Блин! Этот хозяин-орденоносец был тайным алкоголиком. На третьем году моей бункерной жизни, начали появляться какие-то сдвиги. Нормализовалось, наконец, внешнее атмосферное давление, температура упала до минус пятидесяти, опять заработали две камеры наблюдения. Я прокрутил запись, камеры утонули в снеге, только он был не белым, а серым, перемешанным с радиоактивной пылью. Может быть радиация и повысила температуру, за пределами бункера? Я прикинул, над бункером был трёхметровый слой снега, со льдом и пылью. Я, наверное, и умру здесь, под землёй? Правда у меня появился стимул: я каждый день бегал к часам и смотрел на снег в камеры. А ещё ходил к друзьям на шестнадцатый этаж играть в бильярд. Ничего, что они были не настоящими – из поролона и надувные, зато не такие вредные, как компьютер. Я им рассказывал про все новости прошедшего дня, а они слушали и улыбались. Но им тоже надоела жизнь в замкнутом пространстве, они спорили и ругались со мной, тогда я уходил, я знал, что до следующего дня они успокоятся. Прошло четыре года моего затворничества, впервые температура поднялась до плюсовой отметки, иногда термометр показывал плюс пять, снег начал таять сразу и весь, камеры опять спрятались за объявлением «Защита информационного потока». Я просто представил, что творится снаружи. В наших краях почва зыбкая – суглинок с песком, вода моментом впитывается как в посудную губку, но снега было так много, и на часах были осадки, что я боялся, чтобы меня не затопило вместе с бункером, или не снесло течением в океан. Но пронесло. Заработало пять камер, теперь я мог просмотреть весь внешний периметр пенсионерского посёлка. Вместо снега остались сплошные лужи, земля была похожа на болото, высохшая река превратилась в сплошной «Ниагарский водопад». В бункере было сухо, радиация упала до ста микрорентген в час, но автоматика не спешила срабатывать. С повышением температуры на улице, увеличивалось количество работающих камер, я уже мог заглядывать даже в село. Не знаю, какую защиту придумали специалисты для аппаратуры и линий передачи видеосигнала, но прием был чёткий и запись качественной. Я ежедневно любовался развалинами бывшего жилья. После такой войны и четырёхлетней зимы, вряд ли кто уцелел. На Земле погибли все живые существа, человек не оставил, всё забрал с собой. Отец рассказывал, что после аварии на Чернобыльской атомной электростанции, в нашем посёлке воробьи и ласточки пропали, не было не галок, не ворон, не голубей. А дед лосей, кабанов и косуль из России завозил в питомник. И рыба в реках пропала. А после этой войны? Вот так и динозавров человек истребил, а зима добила всех, пришлось слонам в мамонтов превращаться. Я уже хотел уходить с поста наблюдения, когда на одной из камер четко просматривался вертолет, зависший над посёлком. – Люди! Живые люди! Военные. Прилетели спасать нас! Меня ноги сами понесли в лифт и к выходному люку. Я не верил своим глазам. Но люк был закрыт. Я, от бессилия, лупил по этой крышке, сбивая руки до крови. По лицу катились слёзы. За пять лет, я впервые увидел людей, это давало, хоть какую надежду на продолжение жизни. Значит не все погибли! Стоит ещё сражаться за жизнь. Я опять спустился на шестидесятый этаж, в пункт наблюдения, и просмотрел в записи вертолётный облет села. Вертолетов было два, я включил увеличение, это были лёгкие вертолёты, рассчитанные на одного пилота и двух пассажиров. На каждом вертолёте была скорострельная пушка. Я рассматривал амуницию пилота, в специальном лётном военном костюме он был похож на супермена из чужой галактики. Его пассажиры немного смазывались при увеличении, на них были меховые куртки, шапки и унты. На унтах, какие-то прозрачные калоши. По эмблеме на кабине, вертолёт был не белорусским, скорее натовским или польским. Да, какая разница! Люди нас спасать прилетели! Я продолжал осмотр, к вертолёту была пристёгнута корзина, я добавил увеличение. В корзине были люди, мёртвые люди: мужчина и два ребёнка, у мужчины из раны ещё шла кровь и большими каплями падала на землю. У меня похолодели виски. Люди выскочили из убежища, к долгожданным вертолётам, надеясь на спасение, а по ним из пушки. Я понял, война продолжалась, только уже не за амбиции и территории, а за еду. Стоило убивать людей, чтобы грузить их в корзины? Я был благодарен защите бункера, что остановила меня. Один из вертолётов сделал круг над бункером, военным, наверное, уже были знакомы подобные объекты, пилот
