Аккуратно выкрутив прочные крылья, пленник положил в одно из них крючковатые жвала, предварительно вскрыв тушку. Покопавшись во внутренностях, вырвал черно-синюшную горошину и бережно уложил ее в другое крыло. Задвинул все в угол и прикрыл тонкой паутиной соломы.
Приготовление оживило и придало сил. Он снова был занят делом. О том, что побег идет наперекор великому Мироносу, старался не думать. Знаки явно указывали на то, что надо выбраться из тюрьмы и как можно скорее. От этого зависела его жизнь и, возможно, жизнь отца Иакова. Когда решение принято, а сомнения оставлены в прошлом – ничто не может помешать, все идет само собой, как будто выбора и не существовало. Будто сам бог ведет. Такое действие приятно и доставляет странное удовольствие от наблюдения того, как мир сам дает карты в руки.
Грэм оторвал все лапки у насекомого и разложил перед собой. Из развороченного брюшка выдернул еще какую-то разбухшую кишку и с размаху впечатал в стену – звонкий шлепок вызвал легкую улыбку.
«Назад пути нет! Скоро, совсем скоро все разрешиться».
Поболтав пальцем в тельце таракана, словно в чаше, понюхал: «Ну и мерзость!»
Выждал паузу, собираясь с силами, и резко запрокинув голову, вытряхнул тягучий коктейль в рот, помогая рукой – горький кисель легко затекал, оставляя во рту отвратительный привкус. Желудок сжался и попытался выплеснуть наружу гадкий сироп. По телу прошла горячая волна омерзения. Грэм зажмурился. Надо набраться сил. И тут уже не до брезгливости. Здесь все идет в счет, ничем нельзя пренебрегать. Любая возможность должна быть использована!
Панголин несколько раз глубоко вдохнул. На закуску забросил пару ножек и с хрустом разжевал. Вкус у них походил на сырую рыбу, только слегка подпорченную, но по сравнению с внутренностями показался вполне достойным.
- Фууух!.. - выдавил он, когда все было кончено.
Прежде Грэм не пробовал тараканов: в лесу можно раздобыть пищу и повкуснее. Там в изобилии водились небольшие косули и жирные кабанчики. Для умелого охотника не представлялось труда раздобыть нежного мяса. Да что там говорить, сейчас и тюремная крыса была бы подарком. Но выбирать не приходилось.
Изуродованную тушку он раздавил ногой. От нее осталась мокрая лужица и мелкие осколки. Достал одно крыло и обточил край о каменный пол. Получилось подобие ножа. Из остатков панциря и конечностей, обтачивая их таким же способом, получилось несколько острых игл. Покопавшись в куче соломы, выбрал длинную целую трубочку. Со стен наскреб зеленого мха и, скатав в ладонях пушистые шарики, нанизал на иголки. Вышла миниатюрная трубка для плевания дротиками.
Грэм заправил иглу в соломинку, прицелился в скомканную рубаху и дунул – игла пробуравила воздух и, еле слышно хлопнув, застряла в грубой ткани. Довольный выстрелом, пленник заправил новый дротик.
Пристрелявшись немного, он аккуратно убрал соломенное оружие в угол и надел остывшую рубаху. От прикосновения сырой мешковины по телу разбежались нервные мурашки. Волосы на руках встали дыбом, стараясь отодвинуть грубое тряпье подальше.
Первым сделал обход Буй, светя фонарем и пристально вглядываясь в каждую камеру. Панголин лежал как обычно, только немного ближе к решетке, но солдат на это не обратил внимания. Когда охранник вернулся к столу, Грэм сел скрестив ноги, и стал проигрывать весь план в голове – глаза потухли, сделавшись безжизненно-черными. Уставившись вдаль за решетку, за стены, в бесконечность, он растворился в мысленном действии.
Это продолжалось не долго. Внезапно взгляд собрался в фокусе. Панголин встал. Проверил иглы, продул соломинку. Достал второе крыло и каждую иглу хорошенько обмазал черным комком тараканьей железы. Вставил дротик в соломинку и улегся.
Солдаты оживленно играли в карты, и казалось, забыли о своих обязанностях:
- Нету?.. Ха! Два короля! Туз и три валета!.. - завопил Кулл.
- Есть! Есть! - чуть помедлив, прокричал Буй.
- Поздно!..
- Вот еще дама! - бородатый охранник выкинул карту на стол.
- Неет! Ты сказал, что у тебя больше нету!..
- Так нечестно. Мне надо было еще подумать, а ты все гнал и гнал меня…
Кулл кривлялся, свистел и хохотал:
- Три валета пришли к тебе домой, и поймали даму!.. Раздавай!.. - он сгреб в кучу карты и подвинул напарнику. - На!..
Буй неторопливо собрал колоду. Его глаза что-то искали на потолке, а толстые губы шевелились, беззвучно реагируя на раздумья.
- Надо было не так делать, - наконец сказал он.
- Давай-давай!..
Карты веером упали на стол. Кулл тут же схватил стопку перед собой, развернул и сверкнул желтыми зубами. В глазах загорелись озорные огоньки:
- Ооо!.. Вот это да!.. - радостно протянул он, как и бесчисленное множество раз до этого, независимо от ценности полученных карт. - Ты проиграл!..
Буй аккуратно достал еще одну, перевернул – пиковый валет – и положил на середину стола. Сверху прикрыл остальной колодой.
Пробили часы.
Кулл злобно стрельнул в них глазами, словно хотел остановить стрелки взглядом и, сведя брови, углубился в изучение карт. Буй собрал свои в аккуратную стопочку и пристально посмотрел на напарника. Тот тянул время, делая вид, что поглощен выпавшей комбинацией и не замечает ничего вокруг. Но вскоре сдался – голова вынырнула из-под веера карт, но уже с печатью широкой улыбки:
- Ну, хорошо-хорошо. Иду, - он швырнул карты на стол, подпрыгнул, развернулся на каблуках. - Ап!..
Меч глухо брякнул в ножнах, ударившись о стул, но это ни сколько не смутило надзирателя. Кулл с размаху схватил фонарь за ручку, подмигнул и неспешно направился по красной дорожке.
Он шел легко, как на прогулке, совершенно не заглядывая в темные камеры, развязно болтая фонарем и негромко насвистывая. Иногда резко замирал, прислушиваясь, повторит ли эхо, его нехитрую мелодию? Оно не подводило. И каждый раз солдат довольно улыбался, как озорной мальчишка и двигался дальше. Пройдя третью камеру, Кулл замер, дождался эха, радостно кивнул в пустоту и зашагал по коридору.
Пора! Грэм бесшумно прыгнул к решетке, просунул через железные прутья соломину и выпалил отравленную иглу.
Свист резко оборвался. Кулл взвизгнул, звонко шлепнул себя по голове и яростно почесал затылок. Эхо повторило: «Ай-йя!..»
Панголин отпрянул, прижавшись к стене – кровь ударила в виски, а сердце забило в ушах глухим барабаном. Охотник на цыпочках вернулся на кучу соломы и лег.
Кулл попытался восстановить прежний задор – присвистнул, но вышло вяло. Настроение было испорчено, и он молча пошел дальше. Вернувшись, резко дернул стул и уселся. Пнул ногой какой-то мусор на полу, выхватил кинжал и взялся ковырять деревянную крышку стола. А через минуту он уже вновь радостно насвистывал, перетасовывая карты. Буй все это время молча следил за напарником и в конце представления довольно улыбнулся.
