— Об этом не принято говорить, но тебе, побратим, открою, что сам ведаю. Сей остров лежит далеко в океане, посреди коего плавает наш мир. Говорят, в далекую старину почивших вождей отправляли туда в ладьях, но Арес покарал земные создания за непокорность и наслал Великий Холод — с каждым разом зима становится все суровее, а тепло в недрах Огнедышащих Гор истощается. Океан за их цепью давно скован вечными торосами, так что на остров теперь можно пройти по сверкающей замерзшей тропе. Но стужа не властна над островом блаженных, где стоят ледяные дворцы, стены коих источают не холод, а тепло. Они прозрачны и сверкают, как драгоценные камни, среди густых рощ и плодоносных садов. Там не бывает зимы. Все вожди ругов уходят на этот чудесный остров в сопровождении своих слуг, женщин и самых преданных воинов.
— Значит, ваша страна лежит посреди замерзшего моря, — задумчиво проговорил Дагеклан. — Странно, я ничего о ней не слышал. Вы говорите на языке, мне понятном, он похож на общий язык хайборийцев, оставивший след и в аквилонском, и в немедийском, и в южных наречиях. А вот знаков на этом обелиске разобрать не могу. Что там написано?
— Глупость, — сказал Мидгар. — Отступники ставят такие камни в селениях, которые считают своими. У каждого ругорума есть селение, а то и несколько. Летом, когда местные вылезают из убежищ, они должны платить дань отступникам из Города, хотя те ни в чем не нуждаются. У них есть все, кроме соли. И все же тщеславные ругорумы ставят в селениях свои меты — это называется у них «собственность». На плите написано: «Стены сии и души живые принадлежат Тримал — хиону Мацаталу, Почетному Сервирату Третьей Деку — рии. Он купил их у Малия Феларна за тридцать тысяч таланов, и мог бы продать дороже, но не захотел. Благочестивый, мудрый, верный, он властвует над прочими людьми, платящими легкую подать. Монумент сносу не подлежит».
— Я думал, местные селяне — ваши данники…
— Зимой, когда изнеженные ругорумы не показывают носа за толстые стены. Мы берем то, что селяне запасают летом, в основном мед. Когда же всходит солнце и тает снег — мы уступаем данников отступникам. Таков уговор.
— Странный обычай, — сказал рыцарь, — ни о чем подобном не слышал.
— Ты не знаешь нашу страну, мы не ведаем земли, лежащие за цепью Огнедышащих Гор, — снова заговорил Ярл. — Туда путь нам заказан, пока не наступило брела. Мыслю, оно совсем близко, раз я сумел вернуться с Ледяных Полей. Ты говорил о деве Атали и ее братьях. Я действительно видел там двух уродливых одноглазых великанов. Они появились из-за скал и напали на меня, размахивая огромными секирами. При мне был меч, и я вступил с ними в схватку…
— Надеюсь, дружина поспела вовремя, чтобы охранить нашего отца, хотя чужеземец и задержал воинов в склепе, вступив в ненужную схватку. — Мидгар бросил на рыцаря недобрый взгляд.
— Не станем говорить об одном дважды, подобно женщинам, — заметил Ярл, — мы уже решили, что на все была воля богов, посылающих знаки о наступлении времени. «Нет нам хода, пока не восстанут павшие», — так говорил пророк Иорда. Если бы Дак не защищал свою Жизнь, все пленники ушли бы на Ледяные Поля. Если бы они ушли — гном не нашел бы меч Ареса, и я, воскресший, задохнулся бы в склепе. Но я восстал, брат, и я здесь, с тобой!
Мидгар задумчиво покачал головой.
— Меня смущает, что Мартога велела похоронить меч и плеть ямбаллахов в соляных пластах. Хотя не нам судить о замыслах Большой Матери. Итак, брат, ты одолел тех великанов?
— Не стану хвастать: они были гораздо сильнее и могли бы со мной покончить, несмотря на мое отчаянное сопротивление. Но тут один из них вдруг опустил секиру и сказал сотоварищу: «Чуешь, Мимир, их двое!» Второй тоже отступил и уставился на меня единственным глазом. Я никого не видел рядом с собой, но почувствовал, как горячая волна заливает, меня изнутри и, глянув на собственные руки, заметил, что кисти мои окружило багровое свечение. Тогда я опустил меч и вытянул левую руку — язык пламени сорвался с кончиков пальцев и ударил в грудь ближайшего великана. В груди его образовалась дыра, которая стала быстро увеличиваться: клянусь Аресом, одноглазый таял, как снеговик, слепленный детьми для забавы! Второй пустился бежать и скрылся за скалой. Тут лед у меня под ногами стал превращаться в воду, все окутало облако густого пара… и я открыл глаза в склепе, возле носилок отца.
«И чуть было не прикончил всех нас», — подумал Дагеклан, вспомнив безжалостный взгляд Ярла и арбалет у его плеча. Пошевелись тогда рыцарь — и конец…
Выдержка спасла кампанария (а заодно — гнома и кунна), выдержка и спокойная рассудительность. Когда воскресший сын Таркиная поднял с пола странный меч без клинка, рыцарь сказал ему:
— Месьор Ярл, прежде чем ты решишь, как поступить с нами, позволь задать тебе один вопрос. Что бы сделал руг, окажись он в плену у врагов, заключенный в узилище?
— Нетрудно сказать, — отвечал Ярл, все еще держа арбалет наготове, — любой из нас постарался бы обрести свободу либо погибнуть, сражаясь за нее.
— Мы поступили так же, — сказал рыцарь, — и пока победа была за нами. Нам не нужны ваши священные реликвии — месьор Гнуб наткнулся на них случайно. Мы просто пытались выйти на свежий воздух.
— Я тебе верю, — отвечал тогда Ярл, — и знаю, что из вас троих украсть дары ямбаллахов намеревался лишь бесчестный кунн. Я убью его.
— Давай, — хрипло выкрикнул Опас, тяжело поднимаясь на ноги, — стреляй, трусливая гиена! Ты навсегда опозоришь свое имя, взявшись за оружие шатунов!
— Разве я сказал, что убью тебя сейчас и здесь? Нет, степняк, твои руки еще пригодятся, чтобы разгребать проход. А когда мы выйдем на поверхность, я сражусь с тобой и прикончу по всем правилам честного поединка. Хотя ты этого и не заслуживаешь: изменников принято удавливать.
Бывший вожак куннов страшно зарычал, и Железная Рука решил, что он тут же кинется на руга, но Опас вдруг смирил гордыню, потер бритую голову и пробурчал себе под нос: «Поглядим еще, кто одолеет на вольном-то воздухе…»
А потом начался казавшийся бесконечным путь из соляных глубин к вожделенной свободе. Ярл орудовал мечом Ареса, и зеленый луч с громким шипением прожигал толщи галита. Соль кипела и пузырилась, покоряясь неведомой силе, скрытой в оружии небожителей, и застывала на стенках пробитых тоннелей бурыми наростами. Иногда стены рушились, и тогда Дагеклан крушил мечом глыбы, а кунн оттаскивал их в сторону, разгребая завалы. Гном шел впереди, направляя это медленное движение: он выстукивал чуткими пальцами пласты галита, он прислушивался и принюхивался, словно охотничий пес, а иногда даже пробовал соль на вкус. Определив направление по ему лишь ведомым приметам, рудознатец давал знак Ярлу, и тот снова пускал в ход чудесный меч.
