на друга, не одобряя его поведение. Но водница знала, что Авен не остановится, раз все решил. Ей оставалось только стать невольной свидетельницей их окончательного разрыва с жирной точкой на конце.
— Что-то случилось? Почему ты грубишь? — спросила Олива, чувствуя, что ей недолго снова расплакаться.
Авен в своей обыкновенной манере поднял брови.
— Все в порядке. Тебе просто нужно меньше лезть не в свое дело, — деловито произнес он, и Олива сглотнула, ощущая моральный удар под дых. Сбывались ее худшие опасения.
— Зачем ты так? — спросила она, не зная, что еще сказать. Девушка, конечно, понимала, что у парня бывает не особо хорошее настроение, но не до такой же степени.
— Как?
— Ты сейчас ведешь себя как сволочь! Я думала, вчерашний вечер для тебя что-то значит…
— Обычный вечер, ничего особенного, — отозвался Медула, делая глоток чая и пряча в кружке глаза, наполненные отвращением к самому себе, который сейчас говорит ей такие гадости.
— А поцелуй…
Маг насмешливо глянул на девушку. Олива застыла, глядя на такого знакомого, но в то же время чужого юношу. Он был сам не свой.
— Ты про это? Ну было и было… Не думай, что для меня это что-то значит. Так, мимолетное увлечение! — отозвался он, скучающе глядя на Оливу, которая мигом потеряла все краски.
Яна едва сдерживалась, чтобы не прервать этот спектакль.
— Увлечение…? — пробормотала девушка в забытьи. Слова Авена гулко раздавались по голове и заставляли каждый раз ощущать боль в области сердца. Олива вдохнула резко закончившийся воздух.
— Не глупи и выдумывай себе воздушных замков! Ты прекрасно знаешь, что мы разные люди, и нам не по пути. — холодно сказал Авен, заметив ее мокрые глаза.
Олива встала, громко отодвинув стул. По щекам потекли обжигающие слезы.
— Спасибо за откровенность! — произнесла она, и вылетела из кухни.
Девушка понеслась в комнату и начала скорее одеваться, чтобы как можно быстрее смыться и не реветь под носом у парня, который назвал ее временным увлечением. Авен сказал именно то, что ранило ее слишком глубоко. Она просто не могла больше находиться с ним рядом. Если еще сегодня утром Олива лелеялась надежду, что они поговорят, и все наладится, то теперь она снова чувствовала себя использованной и брошенной. Зачем девушка вообще вчера так разоткровенничалась с ним? Кто дергал ее за язык рассказывать свою историю? Авен ведь поступил точно по сценарию! Он ведь тоже человек, зачем он так поступил с ней? Сначала влюбил, а потом выбросил как не нужную игрушку…
Слезы застелили глаза, и Олива уже ничего не видела. Она не верила, что Авен мог так поступить, или все же мог? Яна ведь говорила, что у него была куча девушек. Он же как-то бросал их. Вот урод! Как же Олива ненавидела мага за его слова! Двуличный лицемер! Предатель!
Она схватила подушку и со все злостью швырнула ее в стену. Она воспламенилась. Девушка как в тумане наткнулась на шкаф, и по нему тоже побежали языки пламени. Олива заморгала, глядя сквозь пелену слез на свои руки, которые покраснели и начали светиться изнутри. Крылова ощутила охватывающий ее жар. По венам потек жидкий огонь, и ей резко захотелось на воздух. Она попыталась открыть балкон, но ручка расплавилась у нее в руках. Тогда девушка с силой ударила о стеклянную дверь, и она рассыпалась в дребезги. Олива часто задышала, не понимая, как это делает.
Но тут на пороге появилась Яна. Девушка быстро оценила обстановку и тотчас метнула в подругу сонный порошок. Олива извернулась, чтобы удар прошелся мимо, но водница подлетела к ней на огромной скорости и схватила за руку, заставляя посмотреть себе в глаза, резко изменившие цвет. Последнее, что видела Олива — сноп искр, вспыхнувших в зрачках Соколовой. После этого Крылова отключилась.
Что испытывает человек, когда становится жертвой жестокого розыгрыша или обмана другого человека? Боль, обиду, страх и ненависть, скажете вы? Но все немного иначе. Он не испытывает ничего. Просто ощущает пустоту внутри себя. И эта пустота оказывается величиной с бездну, с пропасть, разделяющую вас и того, кто нанес тот самый роковой удар в спину. И это «ничего» ломает все, оно давит, тяготит и вытягивает все соки, всю жизнь и желания, чувства и эмоции. Оно разъедает преданного человека изнутри, как концентрированная азотная кислота разъедает любую органику. Она не щадит ничего.
Любой солнечный день может превратиться в пасмурный и даже дождливый, стоит лишь не встать с нужным настроением. Так случилось и с Оливой. Девушка встала хмурой и серой. Она не стала улыбаться и желать никому доброго утра. Это не было необходимо в сложившейся ситуации. С каждой прожитой минутой ей хотелось как можно скорее оказаться подальше от магов. Где угодно, но только не рядом с ними. Теперь ее ужасно тяготило их общество, Олива как можно дольше оставалась в комнате и не выходила даже на приемы пищи. С Авеном она так и не заговорила. А Яна не стала ей что-либо разъяснять. Девушка просто провожала подругу грустным взглядом и молчала. Олива не хотела обсуждать поведение парня, к тому же Крылова так и не смогла забыть искры в глазах водницы, о которых черноволосая предпочла умолчать и сослаться на блики огня, разгоревшегося в комнате из-за короткого замыкания. Но Олива ей не поверила, слишком часто она велась на ту ерунду, в которую заставляли ее верить маги, пора было полагаться только на себя и свои наблюдения. Друзья что-то постоянно скрывали и таили от нее, не договаривали и не разъясняли. Ей это осточертело.
По словам Элайджи, ни Авен, ни Яна не были обычными магами, в чем Олива убеждалась уже не раз. У них были какие-то очень странные способности от разных стихий. Авен умел летать, управлялся с огнем и воздухом, парень был слишком сильным и быстрым, у него быстро заживали раны и ожоги, к тому же юноша пару раз явно прибегал и к другим не упомянутым стихиям, как например, это было с водой у водопада или с растениями около тех жриц. Олива тогда видела, как корни и ветки слушались его, но ничего не сказала парню. Авен позиционировал себя как огневика, проявлял только эту часть магии, но так ли это было на самом деле? Был ли он, по правде, магом Огня или нет? К тому же у девушки были подозрения на счет его телепатии. Он ведь часто знал то, чего не мог знать обычный человек.
