понимаю… Если хотите, можете взять выходной или два. Мерзавец Уинтерблоссом все равно не спешит идти к нам в руки. Насмешничает, вьется рядом, измывается… На этой неделе нашли очередную жертву. Сущее отродье, черти б его взяли!
Мистер Шарпер раздраженно отставил чашку и едва не опрокинул молочник. Вокруг него в воздухе бесшумно затрещали гальванические разряды. Герти на миг вновь почувствовал себя запертым в клетке с грозно молчащей черной пантерой. Но морок быстро развеялся. Мистер Шарпер приветливо улыбнулся, и, хотя глаза его, всегда остававшиеся холодными, улыбки этой не разделили, наваждение удалось взять под контроль.
– Касательно нашего с вами спора. – Герти прокашлялся. – Вынужден констатировать свой полный провал. Ваша взяла, мистер Шарпер.
Шарпер приподнял узкую черную бровь.
– Что такое? Какой спор? Признаться, я запамятовал… Неудивительно, за всеми этими делами и хлопотами!
– Айкл Стиверс, сэр – мягко напомнил Герти. – Грабитель из Скрэпси. Вы поручили мне изловить его и доставить вам.
Секретарь недоуменно уставился на него, потом вдруг рассмеялся и мягко хлопнул себя по лбу.
– Стиверс! Ах, вот вы о ком. Я про него давно и думать забыл. Плюньте на него, полковник, этот ваш Стиверс – жалкая рыбешка, которая не стоит и толики вашего внимания. Мы здесь, в Канцелярии, выслеживаем зверей покрупнее. О, вот теперь к вам вернулся прежний цвет лица. Вы даже порозовели. – Мистер Шарпер удовлетворенно кивнул и вновь протянул руку к кофейной чашке. – К слову, вам никогда не приходилось слышать о господине по имени Наккер?
– Н-не припоминаю…
– Иктор Накер. – Секретарь Шарпер отпил еще один крошечный глоток кофе. – Вот уж кого я с удовольствием пригласил бы в свой кабинет для беседы. Вот уж основательная рыбина, которую не стыдно загарпунить. Представьте себе, вынырнул, будто из-под воды, и в мгновение ока подмял под себя половину подпольного рыбного рынка. Разделался с самим Бойлом и исчез, точно призрак. Потрясающе. При этом во всей Канцелярии не сыскать даже его фотокарточки! Не хотите ли пуститься по этому следу, полковник? Улов обещает быть достойным…
– Извините, вынужден отказаться, – вежливо сказал Герти. – Не мой профиль.
– Ну, дайте знать, если потребуется. Для вас и так найдется работа, полковник. В Новом Бангоре всегда хватит для вас убийц, грабителей, насильников, фальшивомонетчиков, мошенников, рыбаков, шантажистов и беглых каторжников. Впрочем… что же это я! Вы же, кажется, намеревались самолично затянуть узел на шее Бангорской Гиены? У вас будет такая возможность! Я распоряжусь, чтобы вам немедленно передали дело Уинтерблоссома!
Герти отчего-то не ощутил облегчения. Он вообще не был уверен в том, будто что-то ощутил. Слишком много ила прилипло к душе за последнее время, слишком свежи были воспоминания о вещах, которые никак не должны были с ним случиться, но все же случились.
Из секретарского кабинета открывался превосходный вид на Новый Бангор. Расчерченный идеально ровными улицами город напоминал игрушку, но не вызывал того умиротворения, которое обычно вызывает созерцание миниатюрных, изящно устроенных вещиц. Одержимый вечерним оживлением в преддверии сумерек, он пыхтел и походил на огромный паровой котел, грозящий лопнуть в любой момент и извергающий из себя во все стороны облака грязной пены вперемешку с оглушительными звуками. Грохот, треск, скрежет…
Покрытые копотью локомобили неслись по улицам, точно стаи фокстерьеров, таща за собой пышные дымные хвосты, звенели и громыхали на выбоинах разномастные повозки, то и дело сшибаясь друг с другом, а их возницы ожесточенно потрясали в воздухе кулаками…
Даже сквозь толстое стекло Канцелярии Герти казалось, что он чувствует великое множество докучливых, забирающихся в нос запахов – готовящейся еды, угля, краски, конского навоза, масла, человеческого пота, одеколона, табака, ржавчины, бензина…
Муравейник, подумал он сокрушенно. Один огромный, шумный, раздираемый страстями муравейник, вечно кипящий, неистово пытающийся разрушить сам себя. Здесь никогда не воцарится того умиротворения, что на морском дне. Здесь никогда не будет прохлады, пронизанной ласковыми теплыми течениями. Здесь нельзя отрешиться от хлопот, безмятежно хлопая ртом, вечно созерцая причудливые воздушные пузыри, ощущая мягкое прикосновение водорослей…
– О чем-то задумались, полковник? – Мистер Шарпер отразился в оконном стекле за спиной Герти в виде зыбкого силуэта, однако с удивительно отчетливо обозначившейся улыбкой. – О чем, хотел бы я знать?
Герти сделал глубокий вдох, и – показалось ему или нет? – проказливый полинезийский ветер, переменив направление, на миг окутал здание Канцелярии тягучим рыбным душком.
На секунду ему даже показалось, что…
– Совершенно ни о чем не думал, мистер Шарпер, – твердо произнес он. – Совершенно.
Меня зовут Константин Соловьев. Родился в 1982-м году в Одессе.
Считать себя писателем не привык, в душе я все еще обычный русский литератор. Человек, пишущий для себя, по велению души, и пишущий довольно… странные вещи. Мертвые немецкие солдаты, поднимаемые раз за разом на безнадежный штурм траншей имперскими некромантами. Гензель и Греттель, блуждающие по изъеденному генетической скверной Железному Лесу. Таинственный остров на окраине британской Полинезии, на котором отчего-то вся рыба объявлена табу, колониальным управлением ведает гигантская паровая машина, а зловещие крысоподобные клерки таинственной Канцелярии выглядят так, словно не прочь сожрать всякого гостя, сующего свой нос в здешние порядки…
Многие читатели считают, что пишу я вещи мрачные и подчас откровенно страшные, полные натуралистичных подробностей, жутких существ и самых неприятных допущений, даже относят к «темной волне» фантастической литературы. Не берусь спорить, мне и в самом деле ближе темные оттенки палитры, но только лишь потому, что мой основной литературный интерес – это человек.
Неважно, будет ли это давно потерявший человекоподобную форму мутант, живой мертвец в кайзерской форме, одержимая адскими демонами ведьма или простодушный клерк Герти Уинтерблоссом, впервые ступивший ногой на землю Нового Бангора в «Канцелярской крысе», облаченный в щегольский саржевый костюм, еще не представляющий, с какого рода материями отныне предстоит иметь дело его скромной натуре…
Что такое человек? Как долго человек будет оставаться человеком, если его поставить в запредельные для существования условия? Какие формы способен принять человеческий рассудок, силясь уцелеть? Какие черты, пороки и склонности сохранит, какие безнадежно утратит?.. Чтобы ответить на эти вопросы не подходят теплые и уютные пастельные цвета. Нужны угольно-серые и черные, иногда даже откровенно жуткие, которых и на свете-то не бывает, что ж, таких у меня тоже запасено с избытком.
Впрочем, книги не всегда правдиво рассказывают об авторе. Человеком мрачным себя не считаю, напротив, скорее добродушным, спокойным и ироничным.
Константин Соловьев
