Все вместе они ждали Элизабет.
Как голосили их умы, пока не пробились к ней!
Да, они пробились к Элизабет даже сквозь огненный кокон. Оказалось, покинувшие Мюрию перед Битвой были первыми каплями дождя, предвещающими бурю; затем жители стали улетать целыми стаями. Настало временное затишье. Шторм поднялся снова, накрыв и ее. Развоплощенные умы спешили сквозь пространство и время. Но лишь немногие заворачивались в маленькие коконы и расплывались по водам, уходя своим собственным гибельным путем.
Но она не могла свободно плыть по умственной реке. Она все еще цеплялась за сушу. Во время последнего разграничительного катаклизма она почувствовала сотрясение даже в своем укрытии и поневоле приоткрыла умственную амбразуру. Слишком удивленная, чтобы скорбеть, она смотрела и слушала бурлящий поток.
Многие были ей знакомы. Вот девятый вал пронес мимо слишком хорошо знакомое лицо. Ум Бреды напоследок умоляюще коснулся ее, а потом Элизабет увидела, как нечто странное, но большое, яркое, любящее встретило подругу и препроводило в пределы невозможного света…
Элизабет проснулась.
Над ней склонилась сестра Амери; лицо ее осунулось, глаза глубоко запали – такое выражение бывает, когда уже нет слез.
– Я знаю, – сказала Элизабет.
Монахиня крепко стиснула ее руку.
– Здесь была… инопланетянка. Она знала, что это случится. Она нас вылечила. Привела сюда, к тебе. И велела передать, что ты теперь свободна и можешь сделать истинный выбор. Надеюсь, ты понимаешь, что это значит.
Элизабет села на постели. Спустя минуту у нее появились силы встать и подойти к окну бункера, где стояли Бэзил и вождь Бурке, не в силах оторвать глаз от сцены, происходящей у подножия горы.
Было утро, но тяжело набухшие тучи придавали ему какой-то серый и скорбный вид. Серебристо-Белая равнина, оба палаточных городка, вся поверхность сверкающих соляных отложений, что когда-то отгораживали Мюрию от утесов и берегов лагуны, – все исчезло. На месте их плескалось море. Оно было темно-зеленого цвета, белые барашки волн бежали к далекому горизонту и, подгоняемые порывистым ветром, бились о маленький мыс, на котором находился дом Бреды. Теперь Мюрию уже не достать, однако разрушенные дома, и деревья, и медленно иссякающие лужи показывали, где промчался вал, уничтоживший большую часть столицы.
«Теперь ты свободна и можешь сделать истинный выбор.»
За дверью комнаты слышался шум. Мозг Элизабет вобрал в себя рой тревожных мыслей. Было трудно – да нет, просто невозможно, учитывая невыносимую эмоциональную нагрузку, – отличить тану от людей, людей от фирвулагов. Среди них не было рабов и господ, друзей и врагов, были только уцелевшие.
– Думаю, мы можем выйти, – сказал вождь Бурке.
Элизабет кивнула. Четверо отошли от окна и направились к двери. Бурке отодвинул засов.
«Теперь ты свободна и можешь сделать истинный выбор.»
Там стояли Дионкет, и Крейн, и другие целители. За ними – тысячи уцелевших. Элизабет мягко успокоила их, встретилась взглядом с обоими целителями.
– Дайте мне несколько минут. – Она показала на свой красный комбинезон. – Мне надо переодеться.
Сорванный с постамента стеклянный сосуд плыл по водам, а тела внутри сотрясались и бились друг о друга при каждом яростном ударе. Наконец Реторта выровнялась, будто бы найдя себе довольно устойчивый киль. Половина ее была скрыта под водой, и те из пленников, кто не лишился сознания, почувствовали, что плывут в какой-то странной лодке со стеклянным дном. Черно-серебряное декоративное покрытие Реторты вконец истрепалось. Лавки, столы, буфеты, посуда, кувшины с водой перемешались с телами приговоренных.
Раймо Хаккинен выплюнул соленую воду и вместе с ней зуб. Его придавило к передней стене, ближе к двери. В стыке между стеклянными панелями просачивалась вода.
– Идите ко мне, – прохрипел он, разрывая Зубами нижнюю рубаху.
Только одна женщина из пострадавших, одетая в доспехи, откликнулась. Они вместе разодрали на лоскуты ее нательный комбинезон; укрепляющие плексигласовые шарики оказались отличным материалом для законопачивания щелей.
– Теперь продержимся, – сказал, ухмыляясь, Раймо.
– Плывем… – Женщина, как завороженная, смотрела на бурую воду, на вертящиеся обломки, обступавшие их со всех четырех сторон. – Словно дикий аквариум – только там, снаружи, не рыбки. – Она отвернулась, и ее начало выворачивать наизнанку.
Раймо встал на четвереньки.
– Попробую найти целый кувшин.
Он стал ползать среди тел и предметов. В живых остались немногие, но и те уже испускали дух. Он обнаружил кувшин с водой, застрявший между тремя трупами. Ох, а это случаем…
Он перевернул тело.
– Брайан? Ты как? – Губы его растянулись в улыбке. – Брайан!
– Он тебя не слышит, – раздался голос Алутейна – Властелина Ремесел.
– Твой друг уже в объятиях Таны.
Раймо отпрянул, сжимая в руках кувшин.
– Ух ты, как жалко! Мы ведь с ним на одном корабле приплыли в Мюрию. И если то, что я слышал о нем и леди Розмар, правда, то… ну, словом, и мучения нам выпали одинаковые.
Алутейн осторожно расстегнул золотой торквес Брайана.
– Нет, Раймо, не одинаковые. Но ни тебе, ни ему не придется больше мучиться. – Он защелкнул торквес у Раймо на шее, сняв с него старый, серебряный. – Думаю, Брайан был бы рад, что на тебе его торквес. Твой мозг поправляется, я там кое-что подлатал, может, среди нас отыщутся более искусные целители. Или… потом.
– Думаете, прорвемся? Думаете, этот чертов стеклянный гроб в конце концов вынесет на сушу?
– Тех, кто наложил ограничения на мои метафункции, уже нет в живых. Теперь, очнувшись, я смогу породить умеренный психокинетический ветер и даже отогнать волны, укрепив стены Реторты. – Он указал на раскиданные тела. – Ты бы помог мне отсортировать живых…
– Не, сперва надо помочь даме, с которой мы щели конопатили.
Раймо ухмыльнулся и отошел. Пол Реторты закачался, и тела вновь покатились в разные стороны.
Властелин Ремесел в последний раз взглянул на улыбающееся лицо мертвого антрополога. Затем, рыча от боли и бессилия, занялся делом.
Она была хорошей пловчихой и храброй женщиной. Употребив свои иссякающие творческие силы, сделала из обрывков своего придворного платья два пузыря и подложила их себе под мышки. Когда солнце наконец засияло на поверхности грязной воды, ей стало плохо, она почувствовала, что теряет сознание.
– Мой лорд! Где ты, Ноданн? – позвала Мерси.
Ответа не последовало. Как тяжело собирать усилия для телепатической речи! Она смертельно устала! Но все же ей удалось снова позвать:
