К вечеру принесло грозу, и Мурлов, сидя в доме, смотрел, как за окнами тарабанит ливень, звенит снаружи тазами и банками, колотит по торчащему из-под навеса автомобильному багажнику, брызгает в стекла. Молния несколько раз соревновалась с рукотворным электричеством, заливая гостиную мертвенным светом.
То ли под испанский, то ли под итальянский футбол, Мурлов со вкусом поужинал. Картошечка, грудинка, соленый огурчик. Ну и лосось на бутерброд. Куда ж без лосося-то? После удачной охоты Мурлов даже позволил себе хлопнуть сто грамм водки, правда, сразу понял, что зря. Во рту образовался нехороший привкус, а желудок наполнился неприятной тяжестью. Видимо, поэтому и сон, сморивший Валентина, выдался препоганый. Он обнаружил вдруг, что привязан к металлическому столу в боксе. Правая рука была зажата в тисках, голова зафиксирована в струбцине, лампы светили в глаза, а вне поля зрения кто-то лениво копошился, звякая инструментами. Страха не было, но все происходящее воспринималось, будто в горячке, по болезни, сквозь муть в голове.
Перебор инструментов скоро прекратился, и человек подошел к столу.
— Татьяна? — удивился Мурлов.
— Ты должен нам денег, Валя, — сказала, нависая, бывшая жена. — Извини, но, видимо, мы может достать их из тебя только таким путем.
Она помахала перед глазами Мурлова миниатюрной ножовкой.
— Ты — дура? — спросил Мурлов.
— Ой, лежи! — скривилась Татьяна.
Каким-то образом Мурлов смог видеть свой белый живот. Внизу живот был увенчан шапкой курчавых, паховых волос.
— Прости, Валя.
Бывшая жена поднесла ножовку, и зубчатое полотно легко проникло сквозь вздутую кожу. Несколько пилящих движений, и Мурлов обнаружил, что разрез стал шире, а внутри у него все зелено.
— Смотри-ка! — сказала Татьяна.
И вытянула на свет тысячную купюру.
— Эй-эй! — крикнул Мурлов.
— Я возьму не больше, чем мне надо, — сказала бывшая жена.
Одну за одной она принялась деловито доставать из Мурлова деньги, которые сами, как тесто из квашни, лезли наружу, завиваясь зелеными кудряшками.
— И мне! — откуда-то возник в боксе сын.
— Чего? — возмутился Мурлов.
Где первое правило? Почему не заперто?
— Мне нужно, чел. Без бабосов жизни нет!
Пальцы сына, отпихнув руку жены, жадно нырнули Мурлову в нутро. Валентин чувствовал, как они неистово загребают в нем купюры.
— О-па!
Сын вытащил целый ворох денежных знаков.
— Куда?
Мурлов попытался поймать сына за руку зубами, но тот оказался шустрей, прыгнул в сторону, растворился в тумане.
— Валя, нам нужно всего сто тысяч, — сказала Татьяна. — У тебя там еще много.
Она пальчиком, игриво, отогнула кожу на животе Мурлова.
— Стой!
— Просто наши все — в обороте.
— Тварь!
Мурлов проснулся и какое-то время лежал в темноте, охваченный внезапным параличом. Казалось, что бывшая жена сопит рядом, а сын шелестит деньгами за стенкой. И самое жуткое, не было никакой возможности проверить, все ли в порядке с животом. Потом Мурлов сообразил, что уже почти три года живет один, и потихоньку задышал, двинул одной рукой, другой, накрыл пупок ладонью. Нет разреза! Сон! Просто сон. О, идиотство какое. Он пофыркал, щупая себя выше и ниже. Все на месте.
Спустя пять минут Мурлов уснул уже легко и без сновидений.
Разбудила его трель звонка. Оказалось, что обладатель йоркширского терьера с утра пораньше решил исполнить свое обещание и навестить соседа-доброхота. Запахиваясь в халат и спускаясь с крыльца к забору, Мурлов с ленцой думал, на какую благодарность способен старик, и прокручивал в голове дежурные слова ответной речи. Я очень рад, какие пустяки, не стоило так тратиться, мы же соседи…
— Да-да?
Мурлов сдвинул засов на дверце.
— Доброго утра, Валентин Сергеевич!
Светило солнце. Небо после грозы радовало высотой и синью. Дружок сидел у ноги Николая Петровича на кожаном поводке.
— Вы снова в компании? — спросил Мурлов.
Седой сосед улыбнулся.
— Теперь, пожалуй, на постоянной основе.
В руках у Николая Петровича не было ни пакета, ни бутылки с алкоголем. Интересные подарки у старшего поколения!
— Вы снова песика мне привели?
— Нет, что вы! Это было бы бестактно с моей стороны. Я хотел бы просто вам кое-что показать. Прорекламировать, так сказать.
— Здесь?
— Лучше в доме. Если вы, конечно, не против.
Мурлов пожал плечами.
— Пожалуйста.
Он пропустил Николая Петровича на участок. Сосед поддернул поводок, и песик легко перепрыгнул порожек. Мурлов закрыл дверцу.
— Это будет цирковое представление?
— О, почти.
Николай Петрович поднялся на крыльцо, но дал Мурлову, как хозяину, войти в дом первым.
— Вы, кстати, рыжего кота у себя на участке не видели? — спросил он.
Внутри Мурлова екнуло.
— Когда? Неделю назад вроде видел.
Николай Петрович снял туфли. Мурлов жестом пригласил его в гостиную.
— Тапочки, — предложил он.
— Спасибо. Кот вчера пропал.
— Вчера?
— Ага. Трегубовых кот.
— Так может и не пропал, — сказал Мурлов. — Это же кот. Ходит, наверное, где хочет. Проголодается — вернется.
— Ну, да, — кивнул сосед, шаркая в тапочках по паркету.
Он прошелся по гостиной, оглядывая интерьер. Песик семенил за ним, подметая пол мохнатыми лапами.
— У вас уютно.
— Спасибо.
Николай Петрович остановился напротив камина.
— Я им предлагал, Трегубовым-то, вживить в кота трекер, — сказал он словно между прочим. — Сейчас бы и не беспокоились.
— Трекер?
— Радиомаячок. Маленькая капсулка под кожу.
Мурлов почувствовал, как сердце его сбилось с ритма.
— И что? — спросил он.
— Ничего, — сказал Николай Петрович. — Отказались. А так бы посмотрели на экран и сразу увидели, где находится их любимец. Цена комплекта бросовая по нынешним временам.
— Наверное, — Мурлов натянуто улыбнулся. — Я, если замечу этого кота, конечно же, сообщу. Но сам уж, простите, ловить не буду.
Николай Петрович махнул рукой.
— И бог с вами, Валентин Сергеевич! Еще не хватало за этим разбойником по кустам гоняться. Я к тому, что с домашними животными — одни хлопоты.
— Исключая вашего Дружка.
— Ну, Дружок — это другое. Кстати, мы, если позволите, займем диван, а вы устройтесь в кресле. Только поверните его от камина.
— И что это будет? — спросил Мурлов, подвигая мебель.
— Сейчас увидите, — Николай Петрович сел на диван и хлопнул по подушке рядом с собой. — Ну, Дружок!
Песик, подобравшись, прыгнул.
— Как вы видите, — сказал сосед, обнимая терьера, — ему доступно даже интуитивное понимание команды.
— Я вижу, — кивнул Мурлов.
К представлению он был настроен скептически.
— Далее, — сказал Николай Петрович. — Кувырок!
Дружок тут же кувыркнулся через голову.
— И назад!
Терьер, радостно взвизгнув, выполнил и этот трюк. Мелькнули лапы и уши. Ударил по подушке хвост.
— Как вам? — спросил Николай Петрович.
— Вполне, — сказал Мурлов. — Но я не понимаю…
Сосед поднял палец.
— Сейчас. Смотрите, — он обернулся к песику. — Ну-ка, сидеть! Сидеть.
Дружок замер. Черные глазки преданно смотрели на хозяина. Розовый язычок обмахнул верхние зубы и нос.
— Теперь внимательнее, — сказал Николай Петрович.
И одним движением свернул песику голову. Мурлов едва не испытал оргазм, когда половина собачьего черепа осталась у соседа в руках. Он и не подозревал, что возможно настолько неконтролируемое возбуждение. Хорошо, что напряжение, выстрелившее снизу живота, удалось задрапировать складками халата.
— Оп! — сказал сосед.
Мурлов привстал.
— Это как? — выдавил он.
— Очень просто, — Николай Петрович показал Мурлову изнанку черепа. — Здесь есть хитрые крепления.
Часть Дружка в руке соседа темнела пластиком и золотистыми дорожками припоя.
— Так это…
Николай Петрович кивнул, когда у Мурлова не нашлось слов для продолжения.
