— Что это значит? — удивился маркиз.
— Она наткнулась на стену. Правильно? — Варвар усмехнулся.
— Да. Это была стена. Невидимая, твердая, крепкая стена, в ней, словно в зеркале, отражалась дорога, по которой я пыталась убежать на побережье…
Девушка была потрясена случившимся. Она не верила, что двое незнакомцев, возникших из ниоткуда, помогут ей вырваться из кошмарного сна, в который превратилась ее жизнь.
— Что же мы предпримем? — поинтересовался Каркаду, успевший, напротив, совершенно успокоиться и довериться судьбе.
— Меня беспокоит этот уродливый гаденыш Нагир, — киммериец брезгливо поморщился. — Я уж было совсем свернул ему шею, но в последний момент он вывернулся и исчез. Конечно, Эвника давно знает о нашем появлении и где-то впереди нас ожидает засада.
— Хорошо бы ее обойти, — здраво рассудил Каркаду. — Но где бы она могла быть? Эвника, конечно, догадывается, что Тана пыталась бежать. Но может ли лемурийка знать, что мы повстречались с беглянкой? Если да, то, скорее всего, засада ждет нас у капища. Ведь Тана знает туда дорогу.
— Вы думаете, мне велели заманить вас в ловушку? — девушка едва снова не расплакалась. — Клянусь, такого нет в моих мыслях! Я не обманываю вас.
— В этом мы совершенно уверены, — успокоил ее маркиз. Это несчастное, напуганное существо вызвало в беспутном и крайне легкомысленном молодом человеке добрые чувства. Может быть, впервые за свою жизнь Каркаду захотел взять на себя ответственность за кого-то другого. К тому же, что немаловажно, пленница Эвники была молода и красива чистой, незамутненной красотой.
«С ней Эвника промахнулась, как и с Конаном, — подумалось маркизу. — Какая же она рабыня? Тану можно замучить до смерти, но не сломать. Таких чистых созданий ничто не пачкает…»
Конан прервал его размышления:
— Но мы ведь должны еще и выручить Маримальта. Об этом Эвника догадывается наверняка. Ты знаешь, где его держат? — спросил киммериец у Таны.
— Да, господин, — отвечала она. — Сейчас он должен находиться в купальне. Это недалеко отсюда. — Тана махнула рукой, показывая направление.
— Мы разделимся, — решил варвар. — Я пойду искать рыцаря, а вы вдвоем найдете способ выбраться отсюда. В покоях Эвники должна быть особая комната, через которую она попадает в наш мир. Припомни, Тана, попадалось ли тебе что-либо в таком роде?
— В покоях Эвники много комнат, куда запрещают заглядывать пленницам, — отвечала Тана. — К тому же, они заперты на ключ.
— Тебе придется побыть взломщиком, — хмыкнул Конан, обращаясь к маркизу. — Не возражаешь?
— Почему бы и нет? — пожал плечами Каркаду. — Никогда ведь не знаешь, какие умения могут пригодиться в высшем обществе.
* * *
Рыцарь Маримальт недоумевал. Госпожа Эвника, подобная ускользающему видению, показалась перед ним всего на несколько мгновений. Она была прекрасна, как ожившая статуя работы древнего скульптора, и даже еще прекраснее.
— Потерпи, — сказала ему Эвника. — Потерпи еще немного. Сегодня — слышишь? — я буду твоей, а ты моим. Никто и ничто нам не помешает. Это случится совсем скоро.
— Что это за райский сад? — спросил Маримальт. — Это — твое обиталище? Кто ты, в таком случае? Гурия запада? Богиня востока? Крылатая дева из поднебесных сфер?
— Я — только лишь одинокая женщина, которая хочет любви, — отвечала Эвника. — Этот сад — уголок моей души, и только ты видишь сон обо мне, а я вижу сон о тебе. Все в мире — только сон…
Сказав так, Эвника удалилась. Служанки избавили рыцаря от одежды, пришедшей в негодность, и отвели в купальню. В бассейне ключом плескала прохладная, чистая вода. Веяло свежестью и негой. Маримальт совершил омовение, переоделся в принесенный хитон из мягкой, шелковистой шерсти. Ему подали вино и фрукты — он никогда не пробовал таких.
«Милые служанки у Эвники, — подумал он, разглядывая девушек, которые ухаживали за ним. — Красивые и хорошо вышколены. Сразу видно, что их хозяйка — женщина. Если бы эти рабыни принадлежали мужчине, то привыкли бы пользоваться своими прелестями, забывая об обязанностях…»
Мысли Маримальта делались все более и более рассеянными. Он возлежал на мягкой тахте, слушал журчание воды и негромкую, плавную музыку, лившуюся, как казалось, прямо с небес.
— Хочет ли господин усладить свой взор танцем? — спросила одна из служанок. Она смотрела в пол, голос ее был тихим и безжизненным.
— Не бойся меня, — сказал Маримальт, взяв ее за подбородок. — Я — добрый господин. Ты очень мне нравишься. И твои подруги хороши.
Служанка отступила на шаг и повторила:
— Не желает ли господин, чтобы мы танцевали для него?
— Что ж, танцуйте, — кивнул рыцарь. — Я посмотрю.
И служанки танцевали под призрачную музыку. Их тела постепенно обнажались, дразня мужское естество. Фигуры были безупречны, движения — легки… но чего-то не хватало Маримальту для полноты удовольствия. В робости и покорной вежливости рабынь сквозило что-то, что настораживало и даже удручало.
Маримальт был воспитан в духе подлинного аристократизма. Он не мог позволить, чтобы из-за его недовольства пострадали слуги, особенно — чужие, и поэтому старательно делал вид, что танец очень его занимает. Но в глубине души он оставался разочарованным.
«Может быть, — думал Маримальт, — я попросту привык, что все женщины от меня без ума? И в самом деле, герцогини и камеристки, жены сановных вельмож и простые рабыни в моем присутствии улыбаются и стреляют глазками совершенно одинаковым образом. А эти служанки, похоже, слишком сильно боятся своей хозяйки…»
В общем-то, рыцарь был даже уязвлен этим обстоятельством. Счастливая внешность, знатный род, воинская доблесть и богатство, а самое главное — молодость — все это сделало его дамским любимцем. Немудрено, что он избаловался и чувствовал себя неуютно, если вместо женского обожания встречал холодную отстраненность.
Однако вскорости он перестал думать об этом. Странные вещи происходили с ним. Маримальт словно погружался в сои, все его ощущения обволакивало ленивым покоем, близким к безразличию, в то время как внешне он продолжал бодрствовать. Ему показалось, что вокруг него колышутся зеленоватые морские волны, и далеко вверху пробегают солнечные блики…
Приблизительно в это самое время Конан сражался со слугой-великаном. Киммериец незамеченным прокрался почти к самой купальне и увидел Эвнику. Лемурийка беседовала с Нагиром. Уродец с виноватым видом стоял перед ней. Хозяйка подводного обиталища сердито выговаривала ему на языке глубин. Ее руки нервно теребили золотую цепочку, на которой покачивался шлифованный изумруд — тот самый, сквозь который она наблюдала за турниром.
