Исчезли помосты и стена, смрад разложения и пронзительные крики птиц-падальщиков. Исчез Мекеретриг. Ахкеймион стоял в пустоте, не в силах вдохнуть, не веря в реальность такой перемены.
«Как ты остался в живых? — кричал в его мозгу Наутцера.— Нам сказали, что тебя захватили Шпили!» « Я...»
«Ахкеймион? Акка? Все в порядке?»
Почему он казался себе таким маленьким? У него были причины не говорить правду. «Я... я...»
«Где ты? Мы пошлем за тобой кого-нибудь. Все сделаем как надо. Месть будет неотвратимой». Забота? Сострадание к нему? «Н-нет, Наутцера... Нет, ты не понимаешь...» «С моим братом поступили подло. Что еще я должен знать?» На один сумасшедший миг он ощутил себя невесомым. «Я солгал тебе».
Долгое мрачное молчание, наполненное всем, что не высказано. «Лгал? Ты хочешь сказать, что Шпили тебя не похищали?» «Нет... То есть да, они похитили меня! И я действительно сбежал...»
В его голове пронеслись видения безумных дней в Иотии. Ослепление Ксинема. Кукла Вати, божественное проявление Гпозиса. Он вспомнил крики людей.
«Да! Ты правильно поступил, Ахкеймион. Это должно быть на века занесено в наши летописи. Но при чем тут ложь?»
«При том...— Тело Ахкеймиона в Карасканде сглотнуло ком в горле.— Есть еще одно... То, что я скрыл от тебя и остальных».
«Что же?»
«Анасуримбор вернулся».
Долгое молчание, странное, как будто преднамеренное. «Что ты сказал?»
«Предвестник явился, Наутцера. Мир на краю пропасти». Мир на краю пропасти.
Любые слова, повторенные много раз — даже такие,— теряют смысл. Именно поэтому, как понимал Ахкеймион, Сесватха наградил своих последователей проклятием — отпечатком собственной истерзанной души. Но сейчас, признаваясь во всем Наутцере, он произнес эту фразу как в первый раз.
Возможно, он просто не подразумевал такого смысла. Определенно нет.
Наутцера был слишком ошеломлен, чтобы разгневаться, услышав признание в предательстве. В его Ином Голосе звучала тревожная пустота, почти безмятежность. Только потом Ахкеймион понял, что старик ужаснулся, как сам он несколько месяцев назад; что он напуган, поскольку оказался перед лицом событий, слишком грандиозных для него.
Мир на краю пропасти.
Ахкеймион принялся описывать свою первую встречу с Келлхусом под стенами Момемна, когда Пройас попросил его присмотреться к скюльвенду Найюру. Он отметил ум Келлхуса и даже, в качестве доказательства его интеллекта, постарался объяснить усовершенствования, которые тот внес в логику Айенсиса. Он поведал о неуклонном восхождении Келлхуса к власти над Священным воинством, используя и собственные впечатления, и рассказы Пройаса. Наутцера уже знал (видимо, от своих информаторов, близких к императорскому двору), что среди Людей Бивня выдвинулся некий человек, называющий себя пророком. Но пока эти сведения дошли до Атьерса, имя «Анасуримбор» превратилось в
«Насурий», и на пророка не обратили внимания, сочтя его одним из ловких фанатиков.
Затем Ахкеймион рассказал обо всем, что случилось в Карасканде: приход падираджи, осада и голод; растущее напряжение между ортодоксами и заудуньяни; объявление Келлхуса лжепророком; откровение под темными ветвями Умиаки, где Келлхус открылся Ахкеймиону, как Ахкеймион исповедовался сейчас.
Он рассказал Наутцере обо всем, кроме Эсменет.
«Когда Келлхуса освободили, даже самые убежденные ортодоксы пали пред ним на колени — а кто бы не пал? После поединка скюльвенда с Кутием Сарцеллом — первым рыцарем-командором, оказавшимся шпионом-оборотнем! Подумай, Наутцера! Победа скюльвенда доказала, что эти демоны — демоны! — искали смерти Воина-Пророка. Все именно так, как говорил Айенсис: человек всегда принимает продажность за доказательство невинности».
Пауза. Негативно настроенная часть его души вспомнила, что Наутцера никогда не читал Айенсиса.
«Да-да»,— с нетерпением беззвучно сказал старый колдун.
«Воин-Пророк заразил их, как лихорадка. Священное воинство сплотилось, как никогда прежде. Все Великие Имена, за исключением Конфаса, склонились пред Анасуримбором, целуя его колено. Готиан плакал и обнажал грудь перед его мечом. А затем они пошли в бой. Какое это было зрелище, Наутцера! Великое и ужасное, как наши сны. Голодные. Больные. Шатаясь, они вышли из врат — мертвецы вступили в войну...»
Видения погибших снова промелькнули в темноте. Тощие мечники в хауберках. Рыцари на ребристых хребтах коней. В небе грубый штандарт со знаком Кругораспятия.
«Что случилось?»
«Невозможное. Они победили. Их нельзя было остановить! Я до сих пор глазам не верю...»
«А падираджа? — спросил Наутцера — Каскамандри?Чтос ним
случилось?»
«Его сразил собственной рукой Воин-Пророк. Прямо сейчас Священное воинство готовится выступить на Шайме и кишау-
рим. И не осталось никого, способного преградить им путь, Наутцера. Они не могут не победить».
«Но почему? — вопрошал старый колдун.— Если Анасуримбор Келлхус знает о существовании Консульта, если он тоже верит, что Второй Армагеддон близится, зачем он продолжает эту глупую войну? А вдруг он просто обманывает тебя? Тебе это не приходило в голову?»
«Он может их видеть. Даже сейчас он продолжает Очищение. Нет... я ему верю».
После смерти Сарцелла более десятка знатных и влиятельных воинов исчезли, оставив своих подчиненных в недоумении, и даже самые ярые ортодоксы потянулись к Воину-Пророку. После гибели падираджи шпионов искали и в Карасканде, и во всем Священном воинстве. Насколько было известно Ахкеймиону, только двоих тварей обнаружили и... изгнали.
«Это... это невероятно, Акка! Все Три Моря поверят ему!»
«Или сгорят».
Сознание того, какой ужас вскоре будут вызывать посланцы Завета, доставляло мрачное удовлетворение. Столетиями над ними смеялись. Столетиями они терпели презрение и даже оскорбления, которыми джнан награждал отверженных. Но теперь... Месть — сильный наркотик. И он побежит по венам адептов Завета.
«Да! — воскликнул Наутцера,— Именно потому мы не должны забывать о важном. Уничтожить Консульт нелегко. Он попытается убить Анасуримбора, несомненно».
«Несомненно»,— согласился Ахкеймион, хотя по какой-то причине мысль об убийстве в голову ему не приходила.
«Значит, прежде всего,— продолжал Наутцера,— ты должен всеми силами его защитить. Никто не должен повредить ему!»
«Воину-Пророку моя защита не нужна».
Наутцера замолк.
«Почему ты так его называешь?»
Да потому что никакое другое имя ему не подходит, подумал Ахкеймион. Даже Анасуримбор. Но что-то — возможно, глубокая неуверенность — заставляло его молчать.
