Ханфий молча указал пальцем наверх.
Падение Ханфия к тому моменту уже вызвало всеобщее внимание, и его пальцу последовал многие взоры.
В проломленном окне горожане увидели обнаженного мускулистого варвара с окровавленным мечом. Послышался женский визг, за ним еще один – и людей охватила паника.
Ханфий добавил масла в огонь.
– Он убил Джебора! – визгливо выкрикну он. – Убийца!
– Убийца! – подхватили горожане и бросились врассыпную, сбивая друг друга с ног. – Убийца!
Прежде чем выйти на улицу, Конан решил заняться своим гардеробом. Не пристало в цивилизованном месте слишком долго разгуливать без одежды. Он вернулся в спальню, посмотрел на убитого, но трогать его не стал. Нехорошо получается. Не стоит давать даже малейшего повода думать, что он убил человека из-за презренной одежды. Сначала надо выяснить, что местные жители вообще думают о нем. Череда странностей не давала Конану покоя. Слишком много произошло такого, что он не знал, как объяснить.
Он соорудил себе набедренную повязку из обрывка балдахина, а другим обрывком вытер меч.
Улица была пуста от людей. Только брошенные паланкины, перевернутые в спешке прилавки со снедью, десяток кошек разной масти и мирно бродящие среди них птицы, клюющие просыпанное зерно.
Словно люди спрятались от чудовища. И не иначе, как они считали этим чудовищем самого Конана. Почти голый, в одной лишь нелепой набедренной повязке, с чужим мечом и нечесаной гривой волос, он все еще ощущал запах юной женщины, витающий вокруг него, который неспособны были забить даже запахи пряностей, густо стоявшие в воздухе.
Конан посмотрел вверх. Ставни были захлопнуты, но с крыш на него взирало множество любопытных глаз. Крыши здесь были плоскими, и на них устроены места для отдыха – видны были торчавшие опахала, парусиновые навесы и шесты с шелестящими на ветру бумажными лентами, отгоняющими злых духов.
Конан был голоден и ему страшно хотелось пить. Он чувствовал себя так, словно демоны пустыни, несмотря на бумажные ленты, все же проникли в город и все вместе решили обосноваться в пищеводе у Конана. Он чувствовал себя так, будто ему в горло вогнали раскаленный железный кол, и вогнали до желудка и даже немного ниже.
Базарная площадь тоже обезлюдела. Так привлекший вчера внимание Конана шатер, расшитый цветами и птицами, с окнами из полупрозрачного шелка, был открыт. Он обогнул лавку с горой фруктов и заглянул внутрь. Запах сандала, мускуса и амбры был настолько силен, что на несколько мгновений Конан даже забыл о жажде, почувствовав быстро нарастающее возбуждение. Внутри были разбросаны подушки всех цветов на одних тоже были птицы и цветы, на других – крабы.
Зачарованный запахами и видениями танцующих соблазнительных теней, Конан вышел.
И едва не поплатился за свою зачарованность.
Человек, прятавшийся за шатром, прыгнул на киммерийца, как лев прыгает на спину антилопы. Если бы он прыгнул молча, то смог бы нанести Конану весьма значительный урон, может быть, даже убить, в случае везения.
Но он прыгнул с таким воплем, который напугал бы даже сонного бегемота, лежащего в болоте. Он вопил, как добрая сотня обезьян, собирающаяся напугать соседнюю стаю.
Предупрежденный криком, Конан успел наполовину обернуться и отклониться, так что нападавший пролетел мимо него и врезался в гору с фруктами.
Тотчас, прежде незаметный, с верха парусинового навеса сорвался большой зеленый попугай и, теряя перья, с визгливыми, режущими слух воплями помчался прочь.
Конан узнал нападавшего. Увидя его, невозможно было его не узнать. Шестипалый продавец щербета, горбатый, как вепрь. И столь же заросший жестким черным волосом. В каждой руке у него было по ножу. Он был почти полностью обнажен, если не считать ветхой набедренной повязки. Все тело намазано маслом.
– Убью! – зарычал он, отирая с лица мякоть спелых плодов личжи.
– Теперь уже вряд ли, – заметил Конан, принимая боевую стойку.
На полуносом лице урода появилось сомнение. Он посмотрел вверх, на попугая, летающего кругами, продолжая вопить, потом опять на киммерийца. Лицо его вдруг исказилось яростью, он фыркнул, как лошадь, брызнув грязной слюной себе на подбородок и грудь, и снова атаковал.
На этот раз Конан не только уклонился, но и ударил мечом плашмя. Удар пришелся по горбу, и бедный продавец щербета полетел на землю с ускорением большим, чем ускорение свободного падения.
Он ударился лицом и взвыл от боли. Перевернувшись на спину, он еще раз пробормотал:
– Убью! – С трудом поднялся, вытирая тыльной стороной кисти кровь, сочащуюся из носа, и снова бросился на Конана.
Видно, он бесповоротно решил стать героем. Роль продавца щербета перестала его устраивать. К тому же, он, наверное, просто устал жить. Ну, что же, решил Конан, тогда он выбрал правильный путь.
Меч поднялся на уровень шеи продавца щербета и двинулся ему навстречу. А в следующее мгновение из шеи хлестала кровь.
Горбун выронил ножи и опустился на колени. Он схватился за шею, хрипя и булькая. Глаза его помутнели, но губы вдруг расплылись в улыбке.
– Вот и все, – пробормотал он и снова упал лицом в землю. Тело его разом все вздрогнуло, потом затихло.
Конан вытер меч о полупрозрачный шелк шатра, взял из горы фруктов один понравившийся ему персик и направился дальше на поиски вина или щербета.
Возле перевернутого паланкина, из которого высыпались подушки, он остановился и с любопытством заглянул внутрь. Ему казалось, что за занавесью кто-то прячется. Но паланкин бы пуст. Если не считать пузатой глиняной бутылки, заткнутой пробкой.
– Хм, – сказал сам себе Конан и взял ее. В руке образовалась приятная тяжесть. Еще внутри паланкина лежала страшного вида плеть кожаная, с мелкими металлическими крючкам. Пыточная штуковина – отнюдь не для благородных граждан.
Интересная идея пришла в голову Конану. Он усмехнулся и взял плеть тоже, сунув ее за набедренную повязку. Посмотрим, насколько Лилува хочет, чтобы ее наказали.
Конан выдернул пробку из бутыли и сделал большой глоток. Внутри оказалось отличнейшее вино, что очень взбодрило Конана и привело его в приятнейшее расположение духа. Даже развеселило.
Допив, Конан отбросил бутыль, воткнул меч в землю и поднял вверх пустые руки.
– Я не хочу вам зла! – проорал он, но в ответ только по-прежнему шелестели бумажные ленты.
– Что ж, – громко сказал Конан, желая, чтобы его слова дошли до ушей той, которой они были действительно предназначены. – Пойду искать свою красавицу. Думаю, она тоже жаждет встретиться со мной. У меня ведь еще осталось для нее мое жаркое семя…
