Ознакомительная версия.
— Не знаю.
— Ты свою палку с дырками не потерял?
— Если не сломалась, когда летел сюда.
— Тогда сыграй.
— Здесь? — не понял Таргитай.
В потемках страшно блеснули красные огоньки в глазах оборотня:
— Тебе бы играть бабам на солнышке?.. На бережку реки? Эх, дурень… Играй не только в красные дни, но и в черные. Когда песни нужны.
— Мрак… а они нужны?
Мрак помолчал, словно хотел уйти от ответа, наконец бросил нехотя:
— Дурак. Разве же ради тебя я пошел из деревни? Чтобы песни твои не пропали!
Таргитай ошарашенно вытащил сопилку. Чуть треснула, будет присвистывать, но играть можно!
Он играл тихонько, косясь на светлеющий квадрат в потолке. Олег тряхнул плечом, словно отгоняя мух, зажал уши ладонями, раскачивался, словно несло на плоту к порогам. Губы волхва беззвучно шевелились.
Лицо Мрака под песню Таргитая потеряло жестокость, даже шрамы вроде бы разгладились. Губы раздвинулись в довольной усмешке. Таргитай перешел от одной песни к другой, третьей… Улыбка Мрака ширилась, как у кота, что в погребе обнаружил запас свежей рыбы.
Когда Таргитай умолк, охрипнув, он испугался внезапно посуровевших глаз Мрака. Тот неподвижно глядел куда-то поверх плеча Таргитая, и тот в тревоге оглянулся.
В темном углу сруба блестели две пары желтых глаз!
Брысь, — сказал Мрак неуверенным голосом.
Желтые глаза сдвинулись. Хрипловатый голос произнес:
— Зело недобро… Но прощаем, ибо тебе гралась сия древняя песнь…
При всем страхе Таргитай ощутил себя задетым:
— Древняя? Я сам ее сочинил.
Желтые глаза приблизились, оставив в сторонке остолбеневшего Олега. Они принадлежали толстому мохнатому человечку размером с некрупного пса.
— Сам? — переспросил он с сомнением. — Весьма похвально. Но в ней есть лады, что зародились в моей молодости… Мы уразумели, что вы — наши нащадки, котры угрязли ворогам?
Мрак сказал медленно, первым приходя в себя:
— Угрязли, еще как угрязли… По самые… по развилку… Я готов быть чьим угодно нащадком, только бы выволокли отсель хоть за ухи, хоть за… что угодно. Стерплю. Или секиру бы…
Мохнатый человечек, если он был человечком, оглянулся на второго. Тот молчал, медленно поворачивал круглой, как у филина, головой. Первый сказал одобрительно:
— Хоробрая речь… Дети Арея?
— Вообще-то из рода Тараса, — ответил Мрак осторожно, — а вон то — непутевое дите Неустоя.
Мохнатый человечек покачал круглой головой:
— Забвение пращуров, попрание памяти предков… Зело недобро. Но все же родня, хоть и шелудивая.
Мрак оглянулся на Олега, но волхв испуганно вжимался в угол. Мрак сказал осторожно:
— Мы чтим вас, ежели вы предки. Каждый Навий день поминаем! Золу сыплем на порог, крашеные яйца на могилках… Скорлупу бросаем в ручьи, дабы в подземном мире напоминала, что помним, любим, чтим…
Мохнатый человечек разочарованно махнул рукой. Это была скорее лапа, чем рука — темная, покрытая густой шерстью, с блестящими когтями.
— Добро-добро. Неразумные, но наши. А с кем ворогуете?.. Туранцами, аль хтонами? Аль знову задрались с песиголовцами?
Мрак подумал, ответил:
— Может, с теми еще придется. А сюда нас киммеры заперли. Грозятся шкуры снять.
— Шкуры? — удивился человечек. — Что за обычай… Киммеряки? Не ушастил такого народа. Что ни день — новые племена, языки.
Подал голос второй мохнатый, что молчал и даже не шевелился:
— Индрик… надо итить… А то… не смогем.
Голос его был почти нечленораздельный. Индрик подбежал к каменной стене, оба прижались, пошептали. В камне без треска и грохота начала раздвигаться широкая щель. Второй мохнатый тотчас же юркнул в нее, а Индрик сказал:
— Шествуйте… Я попасу.
Мрак поднял голову, сверху раздались громкие голоса, песок заскрипел под множеством сапог. Таргитай не успел рот открыть, как Мрак зашвырнул его в щель вслед за мохнатым, схватил бледного Олега, впихнул за Таргитаем. Наверху звякало оружие, гремели цепи, засовы. Донесся жестокий голос Фагимасада:
— Они здесь? Награду всем, кто схватил этих червей!
— Спешите пропить награду, — посоветовал Мрак злорадно.
Он вломился за Таргитаем, сзади с разбега наткнулся мохнатый Индрик. Камень слегка затрещал, стены пошли одна к другой.
— Сдурел! — вскрикнул Мрак. — Раздавит, как жаб!
Сзади с хрустом сомкнулись плиты, но впереди Мрак чувствовал пустоту. Земля под ногами была мягкая, непривычно теплая. Мрака дернули за полу душегрейки, он шагнул, треснулся лбом, согнулся.
— Ох… Какой дурень выдумал, что в старину были великаны?
Таргитай вслепую шел за молчаливым мохнатым. Тот постукивал по каменной стене, хрюкал, указывая дорогу. Таргитай спешил, согнувшись в три погибели, а то и вовсе на четвереньках.
Сзади доносился укоризненный голос:
— Олег, видал ихние заклятия? Дунул, плюнул — и все. Стена распахнулась, как гнилая груша. А ты дуешься, дуешься, как рассерженная жаба, что поклялась стать крупнее быка, а хрен с твоего волховства… Подлижись к ним, все же родня! Ты и похож. Борода, патлы до плеч…
Казалось, шли целую вечность, наконец раздался невнятный голос переднего:
— Изготовьтесь.
Таргитай поспешно встал с четверенек, надеясь что-то увидеть, но так треснулся макушкой, что увидел искры из глаз. Даже зубы лязгнули, подкову бы перекусил, попадись… Стиснув зубы, пополз, уже не поднимая головы и… едва не вывалился в пропасть!
Это оказалась огромнейшая пещера, а они стояли на крохотном уступчике почти под потолком. Внизу едва краснел выщербленный пол из красного камня. Там двигались тени, слабо поблескивало, несся шорох, словно в огромном котле шевелились, пытаясь выбраться, тысячи крупных раков.
Мохнатый проводник быстро побежал вниз по стене, крикнув через плечо:
— Понижайтесь!
Таргитай наконец углядел полустертые крохотные выемки. Там помещался только носок сапога, пальцы покрылись ссадинами. Он полз по стене, чувствуя себя мухой, пауком, но только не человеком Леса.
Почти падая от усталости, коснулся ногой пола, обессиленно сел на каменный пол. Следом соскочил Олег, мягко спрыгнул Мрак, последним по отвесной стене сбежал Индрик.
Олег присел возле Таргитая, Мрак беспокойно топтался на месте, осматривался, удивленно хмыкал. Индрик что-то объяснял, поводил короткими ручками, потом сказал:
— Отдыхивайте. Воротится люд, расскажете вести. У нас зайды из Верхнего Мира бывают редкостно. Остатний раз были… гм, дай Агни памяти… двести семь лет тому! Меня зовут Индра, а моего друга — Брама, что на новом языке значит — парадные ворота в вирый.
Ознакомительная версия.