– Фитхарн! – прошептал Ричард.
Клод толкнул его локтем в бок. Но мадам вроде и не слышала, что ее прервали.
– Черный дьявол пробирался сквозь деревья, а всадники неотступно следовали за ним. Я в жизни не испытывала такого ужаса. Кажется, вся моя душа вопила, а голос будто парализовало. Я истово молилась об избавлении и боялась открыть глаза. Воздух сотрясался от колокольного перезвона, громовых раскатов, завывания ветра. Ослепительные вспышки проникали мне под веки, хотя я сжимала их изо всех сил. В носу щекотало от запахов навоза, озона и непонятных, экзотически сладостных ароматов. В какой-то момент я подумала, что нервы мои не выдержат такой перегрузки, и все-таки продолжала молиться.
Охота промчалась мимо. Я была близка к обмороку, но в страхе впилась ногтями в мягкую кору и, видно, потому не упала. Снова опустилась темень, хоть глаз выколи. Когда я чуть-чуть привыкла к темноте, то увидела, что маленький гуманоид в островерхой шляпе стоит под моим деревом и смотрит прямо на меня. «А ты молодец, женщина, спрятала нас обоих!»
Клод и остальные невольно засмеялись. С минуту мадам удивленно переводила взгляд с одного на другого из своих спутников, затем покачала головой и тоже выдавила из себя улыбку.
– Фитхарн предложил мне помощь, привел в подземное жилище своих собратьев и пообещал, что там я буду в полной безопасности. Немного собравшись с мыслями, я принялась расспрашивать маленьких гуманоидов и узнала правду о плиоценовом Изгнании. Про себя я им тоже все рассказала, но, видимо, в благодарность за спасение, ставшее результатом короткой вспышки метафункций, Фитхарн представил меня ко двору фирвулагов в Высокой Цитадели. До тех пор фирвулаги шарахались от людей, как от чумы, а я им предложила союз. Потом мне удалось убедить soi-disant note 27 первобытных, обитавших в тех краях, пойти на контакт с маленьким народом. Мы склонили на свою сторону кое-кого из серых, фирвулаги поняли, что это сулит им определенные выгоды, и соглашение было достигнуто. После того, как наши лазутчики помогли фирвулагам выследить и убить лорда Укротителя Искендера Курнана, король Йочи наградил меня золотым торквесом. В дальнейшем мы пережили больше поражений, чем побед, но я до сего дня не теряю надежды, что рано или поздно исправлю сотворенное мною зло.
С противоположной стороны ствола, где отдельно от остальных на развилке ветвей сидела Марта, донесся хрипловатый смешок.
– Как это благородно с вашей стороны, мадам, взвалить всю вину на себя.
Старуха не ответила. Она поднесла руку к шее и засунула два пальца под золотой обруч, словно пытаясь его ослабить. Глубоко посаженные глаза блестели, но из них, по обыкновению, не пролилось ни слезинки.
Из болот в верховьях реки раздался басовитый рев слонов-динотериумов. Чуть дальше жалобно заухало еще какое-то экзотическое создание. В нижних ветвях дерева сновали огромные нетопыри. От воды рваными клочьями поднимался туман.
– Пора выбираться отсюда, – отрывисто бросила Фелиция. – Уже достаточно стемнело. Когда луна покажется вон из-за тех вершин, надо быть на другой стороне реки.
– Да, – кивнул Клод. – Помогите Марте спуститься.
Он подал руку Анжелике Гудериан. Они осторожно слезли с дерева и направились к воде.
В будущем Шварцвальд станет весьма окультуренным лесом. Издали его ели и сосны действительно кажутся почти черными, но в самом лесу глаз радует пышная зелень. Меж стволов заманчиво вьются расчищенные дорожки, и даже чрезмерно ленивый турист не откажется пройтись по ним, сознавая, что такая прогулка не доставит ему ни малейшего неудобства. Лишь южная часть гряды с Фельдбергом и окружающими его вершинами превышает тысячу метров. В двадцать втором веке Шварцвальд встречает вас комфортабельными базами отдыха, отреставрированными замками, чистенькими горными деревушками, где местные жители в национальных костюмах непременно угостят посетителя тающим во рту пирогом с вишнями.
Плиоценовый Шварцвальд являл собой совсем иное зрелище.
До того как в эпоху плейстоцена сдвинулись небольшие ледники, значительно понизив весь массив, он выглядел грозной и неприступной твердыней. Эскарп, обращенный к ущелистой долине Прото-Рейна, вздымался отвесно километра на полтора и был изрезан узкими теснинами, в которых бурлили горные потоки. Путники, восходившие к Шварцвальду от реки, были вынуждены карабкаться по обрывистым звериным тропам, по гранитным глыбам, даже в сухой сезон влажным от туманов, поднимающихся над цепными каскадами. Ловкие фирвулаги взбирались на эскарп минимум за восемь часов. У инвалидного отряда мадам Гудериан это заняло три дня.
За восточным краем эскарпа начинался как таковой Шварцвальд. Близ реки, обдуваемой сильными ветрами с Альп, стволы елей были все искорежены. Некоторые напоминали свернувшихся кольцами гадюк, или извивающихся коричневых питонов, или даже гигантов-гуманоидов, застывших в судорогах. Верхние ветви деревьев сплелись шатром тридцатиметровой высоты.
Выше увечный лес выравнивался. Шварцвальд устремлялся под облака своими тремя пиками, превосходящими две тысячи метров. Семидесятиметровые серебристые и норвежские ели стояли на склонах так плотно друг к другу, что когда дерево умирало, ему некуда было упасть, пока оно не рассыпалось в прах. Лишь изредка между стволами возникал просвет, позволявший Ричарду ориентироваться по солнцу или Полярной звезде. Троп не было, и бывшему звездному капитану приходилось самому их прокладывать – отвоевывать уступ за уступом, не имея большей перспективы для обзора, чем пятнадцать-двадцать метров.
Нижний этаж вечнозеленого пространства почти не получал солнечного света, и в унылых синеватых сумерках не приживалась никакая растительность, кроме сапрофитов, питающихся гнилью больших деревьев. Порой на бледных стеблях даже распускались неестественные, призрачные цветы – мертвенно-белые, бурые или желтоватые в крапинку. Но преобладали среди растений-стервятников миксомицеты и грибы. Пятерым людям, пробирающимся через плиоценовый Шварцвальд, казалось, что именно они, а не исполинские хвойные деревья, являются здесь доминирующей формой жизни.
То и дело из гниющей древесины или гущи игл выползали, словно огромные амебы, какие-то студенистые оранжевые, белые или серебристо-серые массы. Грибы – от нежно-розовых, похожих на уши младенцев, до твердых увальней в человеческий рост – усеивали стволы, словно уродливые ступни. Грибовидные крапчатые пятна порой захватывали несколько квадратных метров и одним своим видом наводили невыразимый ужас. С трухлявых стволов свисали бледно-голубые, кремовые, алые нити, напоминая причудливыми переплетениями источенное молью кружево. Много было дождевиков: одни доходили в диаметре до двух с половиной метров, другие, мелкие, поблескивали среди игл, точно жемчужины из рассыпавшегося ожерелья. Еще одна разновидность грибов, угнездившаяся в мглистых сумерках, ассоциировалась с цветным попкорном. Отдельные выглядели уж совсем непристойно, являя собой подобие раковых опухолей, шматов сырого мяса, вывернутых наружу зонтиков, эбонитовых каракатиц, струящихся фиолетовых фаллосов, мохнатых сосисок.
