В конце концов, таверна освободилась от преследователей и других нежелательных свидетелей. Конан произнес слова присяги Смотрителей Танзы. Чтобы усилить впечатление, он вставлял фразу: «я, клянусь» в конце каждого предложения. По мнению киммерийца это должно было доказать его готовность стать Смотрителем, а также подтвердить, что он не являлся пустозвоном.
— Теперь, ты не нуждаешься в обуви и оружии, — сказал Рог. — Но тебе следует сдать все наличные деньги. Мне, здесь и сейчас.
Проклятия Конана, казалось, испугали кувшины и бутыли на полках таверны. Наконец, Рог поднял руку.
— Это законный приказ, которому ты сам поклялся повиноваться. Передай мне наличность, или я удалю записи, а ты отправишься наружу к своим преследователям. Нам нужны средства, чтобы возместить ущерб Золотому Льву.
Конан сорвал кошелек с пояса и бросил на стол. Его взгляд, брошенный Рогу, был похож на вызов волка вожаку стаи. Taрмис Рог ответил ему точно таким же.
— Капитан, Вы будете подписывать? — ветеран обратился к юноше.
Варвар держал рот на замке, когда молодой человек подошел и пером вписал имя «Kларнидес» под именем киммерийца в расчетной книге.
Куча уличного мусора под предводительством воина с гонором и мальчишкой- капитаном с денежными карманами. Нет, то не были воины, с которыми Конан планировал остаться в Аквилонии. Но все это поднимало цену за его голову в самом могущественном из хайборийских королевств.
Кроме того, киммериец не исключал, что ему может пригодиться помощь Смотрителей Танзы, включая того же Taрмиса Рога, в обмен на несколько дней, которые они проведут вместе. Но после он найдет способ их покинуть. Вероятно, он поднимется с ними в холмы, где урожденный горец может замести свои следы от городских преследователей столь же легко, как младенец впитывает молоко матери! Но прежде, чем варвар исчезнет, капитан Kларнидес и предводитель воинов Taрмис Рог навсегда запомнят «Селлуса северянина».
— Графиня, я принес для Вас горячий завтрак.
Эти слова разбудили Лисинку. Человек, назвавший атаманшу «Графиней», был одним из горстки старых товарищей, наделенных правом обращаться к ней подобным образом, не рискуя при этом вызвать вспышку гнева с ее стороны.
Атаманша потянулась и начала освобождать себя от вороха кожаных плащей и шерстяных одеял. В таком коконе она укрывалась от холода, присущего ночью в горах.
Лисинка встала полностью обнаженной, но человек рядом с ней не отводил взгляда от ее нагого тела, белевшего в утренней мгле. По установленному правилу все женщины, входившие в банду, могли обнажаться, не спрашивая ни чьего разрешения и не страшась посягательств. Некоторые, включая даже одну женщину, поплатились жизнью за то, что пытались нарушить закон.
— Привет, Фергис, — поздоровалась Лисинка. — Что-нибудь случилось в течение ночи? — Ничего серьезного. Как это Вы ухитряетесь спать через раз… — Да, я сплю не каждую ночь, поскольку разные бездельники, среди которых некий рыжебородый боссонец, не дают мне покоя, — она взяла в одну руку гребенку слоновой кости, а в другую тунику и бриджи.
От слов атаманши Фергис покраснел, что можно было заметить даже под слоем грязи на его лице. Десятидневные скитания по Taнзе без водных процедур, которые люди могли получить в ледяных потоках, сделали всех членов шайки чумазыми, словно угольщики или трубочисты.
Никто из воинов открыто не высказывал сомнений относительно бесполезности преследования улетевшего груза. Что бесплотные поиски выматывают силы и все это в итоге может привести к неприятностям. Лисинка позволяла своим людям ворчать про себя, скрывая от них собственные сомнения. Она была уверенна, что недовольство пройдет, и воины, в конце концов, смирятся.
Одеваясь, атаманша почувствовала капли дождя сначала на одном потом на другом плече. Лисинка торопливо схватила тарелку с овсянкой, зная, что это, возможно, ее последний шанс поесть горячую пищу в этот день. Она едва закончила опустошать тарелку, как небеса разверзлись, и на лагерь обрушился настоящий водопад. Фергис сыпал проклятия, и ему вторили другие голоса из-за ближайших деревьев.
— Поднимай наших людей. Пусть все готовятся убираться отсюда, — приказала Лисинка. Зычная команда прервала поток проклятий Фергиса и даже заставила его на миг забыть про ливень.
— Прямо сейчас? — изумленно пробормотал разбойник, его густые брови поползли вверх. Обычно он не имел привычки обсуждать любой из ее приказов, веря ей настолько, что принуждал повиноваться не только себя одного, но и всю шайку.
— Мы больше согреемся в движении, чем если будем сидеть тут дрожа и промокая, — объяснила Лисинка. — Кроме того, это даст нам возможность продвигаться не опасаясь быть услышанными людьми или учуянными зверями.
— Слушаюсь, — ответил Фергис.
Он поднял оба больших пальца, тем самым выражая восторг решению предводительницы, потом кинулся расталкивать тех, кто еще продолжал спать, завернувшись в одеяла.
* * *
На юго-западе, в нескольких днях пути от расположенного на вершине холма и заливаемого дождем лагеря Лисинки расположились Смотрители Танзы. Здесь неподалеку от Шамара в предгорье они разбили стоянку, но в тот день сами находились значительно выше, на опаляемом солнцем голом гребне скалы.
Чтобы полностью сформировать отряд Смотрителей требовалась тысяча мужчин. Конан пока еще не озадачивался точным подсчетом голов, но он не стал бы заключать пари даже на лужу пролитого пива, что в лагере насчитывается больше двухсот человек.
Из них девять из десяти были более или менее пригодны к сражениям. Или, по крайней мере, могли к ним подготовиться за время занятий с Тармисом Рогом.
— Либо воины, либо трупы — вот, кем вы станете, — говорил военачальник вместо первых слов приветствия каждой новой группе, прибывающей в лагерь. — Если вы не будете готовы к правильным действиям, то погибните в Taнзе. Умрете медленной и мучительной смертью. А если я сам убью вас здесь, то, по крайней мере, это будет быстро, и ваши кости лягут там, где боги смогут их найти их. Если же вы попытаетесь сбежать и я вас поймаю, тогда вам придется сожалеть, что разбойники не сняли с вас кожу живьем или не бросили в яму с кольями. Все поняли, вы, несчастные подлецы? Конана запомнил невнятное бормотание, очевидно выражающее общее согласие, что выводило из себя Тармиса Рога.
— Это, что голоса воинов или визжание поросят? — в таких случаях ревел он. — Задавая вопрос, я хочу слышать ответ! После этого звучало бодрое: «Да», и его многократно повторяло эхо.
