Роберт Джордан - Запретный город Готхэн

Их интерес к гостю был подлинным, но никто, кроме Сидрика не проявлял большой заинтересованности о мире, простирающемся за пределами их долины.

Вскоре молодой человек привел Конана во внутреннюю комнату, где поставил перед ним еду и вино. Киммериец ел и пил за троих, вдруг осознав все эти дни своего вынужденного поста, предшествовавшие его нынешнему пиру. Пока киммериец ел, Сидрик разговаривал с ним, однако, не упоминая о людях, которые преследовали Конана. Видимо, он посчитал их гирканцами из близлежащих холмов, враждебность которых вошла в поговорку. Конан понял, что никто из жителей не Мантталуса рисковал уходить дальше, чем на день пути из долины.

Дикость горных племен вокруг полностью изолировала их от мира.

Когда Конан стал зевать и клониться ко сну, Сидрик оставил его в покое, убедившись, что никто не помешает гостю. Киммерийца немного обеспокоил обнаруженный факт того, что в комнате не было двери, а у входа висела только занавеска. Но Сидрик сказал, что в Мантталусе нет воров, хотя бдительность была так присуща природе Конана, что варвар всё равно чувствовал воздействие гложущей его тревоги. Комната выходила в коридор, а тот, как полагал Конан, вел к внешней двери. Люди Мантталуса, по-видимому, не чувствовали необходимости в защите своей собственности. Но, несмотря на то, что местные жители могли спать здесь спокойно, это не обязательно должно было относиться ко вновь прибывшему чужеземцу.

В конце концов, Конан отодвинул кровать, которая являлась наиболее важным убранством в комнате и, убедившись, что никто смотрит, ослабил один из образующих стену каменных блоков. Затем он взял шелковый сверток, засунул его в отверстие, и, вставив на место камень, так глубоко, насколько смог, северянин задвинул кровать на место.

Затем он вытянулся на своем ложе и начал строить планы о том, как остаться в живых и сохранить бумаги, значившие так много для сохранения мира во всем мире. В долине Мантталуса воин был в полной безопасности, но северянин знал, что за её пределами с терпением кобры скрывается Турлог. Он не может оставаться здесь навсегда, и ближайшей темной ночью ему придется взобраться на скалы и бежать как можно дальше. Турлог без сомнения, будет вести за ним в погоню все горные племена, поэтому киммериец должен довериться своей удаче, точности глаза и крепости рук, что и делал уже, столько раз.

Вино, которое он пил, оказалось крепким, а усталость путешествия расслабила его конечности. Мысли Конан смешались, и горец впал в долгий, глубокий сон.

Конан проснулся в полной темноте. Он понял, что он спал в течение многих часов, и что день уже прошел. В доме царила тишина, но Конана разбудило тихое шуршание занавесок, висевших на входе.

Он сел на кровать и спросил:

— Это ты, Сидрик?

Голос ответил: «Да».

В то же время, когда Конан осознал, что это был голос, который не принадлежал Сидрику, что-то врезалось в его голову, и его охватила темнота.

Киммериец пришел в сознание, когда его в глаза ударил блеск факела, в свете которого он увидел троих здоровенных, светловолосых жителей Мантталуса, с лицами гораздо тупее и более жестокими, чем он видел ранее. Конан лежал в каменной полупустой комнате, стены которой, потрескавшиеся и покрытые паутиной, едва освещал факел. У него были связаны руки, а ноги оставались на свободе. При звуке открывающейся двери варвар вытянул шею и увидел сгорбившуюся, похожую на грифа фигуру, входящую в комнату. Это был гирканец Ахеб.

Он посмотрел вниз на киммерийца, и его крысиное обличье скривилось ядовитой улыбкой.

— Низко же пал ужасный Конан, — принялся глумиться он. — Ты глупец! Я узнал тебя с первого взгляда там, во дворце Малаглина.

— У тебя нет никаких претензий ко мне.

— Но таковые есть у моего друга, — заявил гирканец. — Мне до этого нет дела, но я собираюсь воспользоваться этим. Это правда, что ты никогда не вредил мне, но я всегда боялся тебя. Увидев тебя в городе и не зная, что привело тебя сюда, я упаковал свои вещи, и уехал в большой спешке. Но за перевалом я наткнулся на этого дьявола Турлога, который начал расспрашивать меня, не видел ли я тебя в долине Гормлайта, куда ты бежал от него. Я сказал, что видел, а он настоял на том, чтобы я помог ему проникнуть в долину и забрать у тебя некоторые бумаги, которые ты у него украл. Я отказался, потому что знал, что люди из Мантталуса убьют меня, если я попытаюсь провести чужаков в долину.

Турлог с его четырьмя приспешниками уркманами и ордой оборванных гирканцев вернулся в горы. Когда он ушел, я вернулся в долину, заявив охраннику у прохода, что испугался горных львов, которые якобы бродят неподалеку. И убедил этих троих помочь захватить тебя. Никто не узнает, что случилось с тобой, а Малаглин не станет слишком много беспокоиться об этом, потому что он завидует твоей силе. Традицией Мантталуса являлось то, что король должен быть самым сильным мужем в городе, поэтому Малаглин и сам убил бы тебя рано или поздно.

Но буду вынужден помешать ему в этом, потому что у меня нет намерения, позволять тебе преследовать меня, когда я заберу эти бумаги, которые так хочет Турлог. Он получит их, в конце концов, если будет согласен заплатить мне достаточно хорошо.

Гирканец разразился высоким, хохочущим смехом и повернулся лицом к стоящим неподвижно мантталусцам:

— Вы обыскали его?

— Мы ничего не нашли, — громким голосом сказал один из гигантов.

Ахеб стиснул зубы в разочаровании.

— Вы не знаете, как правильно обыскивать. Снова я должен делать все сам.

Ловкие руки ощупали схваченного, и негодяй разразился проклятиями, когда его поиски не увенчались успехом. Он попытался залезть за пазуху киммерийца, но это было невозможно, потому что руки Конана были привязаны слишком плотно к телу. Ахеб нахмурился с неудовольствием и вытащил кривой кинжал.

— Разрежьте ему узлы на плечах, — приказал он, — и вы, все трое подержите его. Это будет так же, как если бы позволить леопарду выйти из клетки.

Не сопротивляющегося Конана быстро растянули на плите, и двумя мантталусцами принялись удерживать его за руки и один уселся на его ногах. Они держали его крепко, но, казалось, весьма скептически относились к повторяемым Ахебом предостережениям о силе пленника.

Гирканец снова подошел к пленнику, и, опустив нож, полез за своей предполагаемой добычей. Тогда мощным рывком своих стальных и напряженных мышц, Конан вырвал ноги из небрежного захвата и ударил пятками в грудь Ахеба.

Если бы варвар имел обувь, то проломил бы грудь гирканца. Тем не менее, купец полетел обратно, рыча в агонии, и повалился спиной на пол.