– Так вот – назови, и все? Как мать новорожденного сына? – игриво спросила она и отвела глаза, не увидев, как посерьезнел, погрустнел парень. А когда снова посмотрела, он уже был безмятежно спокоен, как статуя в храме Создателя.
И ведь точно! Он был похож на ангела, посланца Создателя! Того, кто прилетает на крыльях, чтобы возвестить волю богов! Как там его звали, этого ангела? По свиткам? Учила ведь… порола мать, требовала, чтобы Ламия изучала Слово Создателя! И вот… все забыла.
А не будет ли святотатством назвать его так? А вдруг кто-то сочтет это оскорблением богов? Или сами боги обидятся и нашлют беду? Нет уж, лучше не трогать религию. Пусть будет… нет! Он погиб, и возврата не будет! А кроме того, он тоже может обидеться и наслать беду – и на парня, и даже на нее! За то, что назвала именем умершего любимого! Пусть будет просто… просто…
– Эй! Вы чего тут расселись? – Густой бас позади подавальщицы заставил ее вздрогнуть, вскочить со стула. Девушка обернулась, покраснев до корней волос – не от стыда, конечно, от испуга и волнения. Лайам Налсон не отличался долготерпением – может не только оштрафовать за нарушение правил, но и хорошенько врезать по башке, а то и выгнать из трактира! А ей работа была ой как нужна! В нынешнее время не больно-то пристроишься на хорошую работу, где покормят, да еще и денег дадут! И чтобы еще и от клиентов перепадало. Даже шлюхой по нынешним временам устроиться в приличный трактир довольно проблематично, хотя в шлюхи Ламия идти не хотела. Хотя… если вдруг придется – куда деваться? Значит, судьба такая, значит, боги так распорядились. Мать-то надо кормить и лечить, она уже второй год не встает. И не помирает, хотя все просит богов ее прибрать. Не слышат боги, они только богатых слышат, больше никого… не до бедных им. Плохо все. Очень плохо! В нынешние времена не до чести…
– Это еще кто такой? – Трактирщик навис над парнем огромной волосатой тушей, на которой блестели капельки пота. – Проклятые смазливые поганцы! И не убьют же вас боги за ваши поганые привычки! Пошел вон отсюда! Вон, пока я тебя не выкинул сам!
Парень недоуменно хлопал глазами, когда трактирщик потянулся и схватил его за рукав:
– Я что сказал – вон отсюда! Я не обслуживаю вашенских! Пшел, скот!
Он рванул парня из-за стола, легко приподнял его, как щенка, и поволок по проходу между столами. Парень не сопротивлялся, лишь обернулся и с каким-то странным выражением посмотрел на подавальщицу, будто обиженный ребенок, не ожидавший такого к себе отношения.
И Ламия вдруг не выдержала:
– Стой! Лайам! Стой, демоны тебя задери! Ты что творишь?!
Она разогналась и с ходу, со всей силы пнула трактирщика в зад! Все накопленное за эти месяцы раздражение, вся боль, вся усталость, вся неопределенность и неудачи ее жизни вылились в этот пинок, от которого загудела ступня и резко заболел палец – похоже, что Ламия его сильно ушибла или вообще сломала. Сандалии, в которых она работала в трактире, совсем не были приспособлены к боевым действиям, особенно против такого внушительного зада, как у Лайама. «Все равно как в стену пнула!» – вздохнула она.
Трактирщик от неожиданности выпустил паренька и, багровея, медленно обернулся и пошел на девушку, сжимая пальцы в огромные кулаки. Возчики в углу радостно засмеялись, предвкушая хорошее представление, но трактирщик лишь спросил сдавленным от ярости голосом:
– Ты как посмела?! Ты чего себе позволяешь?! Ты вступилась за поганого мужеложца?! Охренела?!
– Это ты охренел! – Ламия сама не понимала, что на нее нашло, но ее просто-таки несло. – С чего ты решил, что парень мужеложец?! Он ушибленный на голову, больной, похоже, что по башке получил во время войны! Он сам себя не помнит, даже имени не знает! Какой, к демонам, мужеложец?! И вообще – какого хрена?! Даже если бы он и был мужеложцем – что, у них деньги другие?! Они-то платят лучше, чем некоторые жадные твари, от которых чаевых не дождешься! Вон сидят, ржут, как их поганые кони, – за все время по кувшину пива заказали, и все! Что выставились? Лучше бы заказали чего-нибудь, чем стулья просиживать зазря! Тьфу на вас! Парень пришел, принес деньги – пусть немного, но принес, а ты его вышвыриваешь, как собаку! А если бы твой сын так?! Если бы он не погиб, а скитался где-то по миру. И пришел бы вот так, не помня своего имени, а какой-то негодяй выкинул бы его на улицу, как напакостившего кота?! Соображаешь?! Люди мы или не люди, демоны тебя задери?!
В трактире стало тихо. Так тихо, что капли, падавшие из краника пивной бочки в подставленный ковшик, казались камнями, плюхавшимися в пруд. Все замерли, зная взрывной характер трактирщика, его звериную силу и неуправляемый нрав.
На кухне замерла повариха, до которой докатились раскаты «грома», даже мыши в подвале перестали шуршать, почувствовав, что сейчас грянет гроза.
Но она не грянула. Трактирщик вдруг побледнел, опал, будто надутый бурдюк, в который ткнули кинжалом, бессильно бросил руки вдоль тела. Исподлобья посмотрел на Ламию, как если бы видел ее в первый раз, затем слабо махнул рукой:
– Ладно… пусть сидит. Подай ему… чего хочет. На что денег хватит.
Трактирщик тяжело зашагал к комнате позади стойки, Ламия страдальчески поджала губы – надо же, ударила по самому больному! И дернули же ее демоны за язык! Знала же, как Лайам тоскует по убитому на войне сыну! Вот зачем, зачем она все это начала?! Да еще и пнула хозяина в зад! Ай-яй…
– Ну ты смела́, девка! – уважительно протянула одна из шлюх, недоверчиво мотая головой. – Я думала, он тебя убьет! И все ради этого?!
Девица кивнула на парня, медленно двигающегося к двери, и Ламия спохватилась, что уже даже и забыла про того, с кого началось все это безобразие. Бросилась следом, схватила парня за руку, грустно улыбнулась и сказала, легонько вздохнув:
– Пойдем, покормлю тебя. Раз уж хозяин позволил. Не любит он у нас красавчиков, очень не любит, понимаешь?
– Нет, не понимаю. – Парень улыбнулся, и Ламия почувствовала легкое раздражение и раскаяние – ну зачем связалась с малахольным? Мало ли по стране бродит всяких ущербных, зачем ей этот? Только потому, что он красавчик? И честно себе призналась: да, поэтому. Был бы он не столь красив, необычен, она бы не стала с ним и говорить. А так…
А что – «так»? Да ничего! Покормит его за серебряную монетку, да и отправляйся куда глаза глядят! Что еще с ним делать-то?!
Ламия пошла на кухню, кухарка налила здоровенную миску горячей похлебки, дала горячую лепешку. Подмигнув, бросила в миску хороший кусок мяса, потом наклонилась к уху девушки и тихо сказала:
– Не переживай! Он так-то мужик отходчивый, хотя и крутой. Я уж десять лет на него работаю, знаю, как и что. Ничего не будет. А здорово ты его пнула! Хоть кто-то ему укорот дал! Ты на его жену покойную похожа. Ты ее не знала, а я-то хорошо помню – красивая была, как и ты. Шустрая такая! Он как разбушуется – до драк доходило. Ка-ак… врежет ему сковородой! А он ее ка-ак… схватит! Да как начнет трясти, будто дерево! Хоть беги отсюда – так страшно! А потом ка-ак… завалятся в постель – весь трактир ходуном ходит! Любовь была у них… Всем смешно было и… завидно. Сынок родился… хорошенький такой…
