— Что ж, — громко сказал Конан, желая, чтобы его слова дошли до ушей той, которой они были действительно предназначены. — Пойду искать свою красавицу. Думаю, она тоже жаждет встретиться со мной. У меня ведь еще осталось для нее мое жаркое семя…
И направился в сторону замка с тремя башнями разной высоты. Сам не зная почему, он был уверен, что красавица живет именно там.
Хиннар вбежал в покои госпожи и сразу повалился на пол в глубоком почтении. Он был весь потный и своим потным лбом оставил пятно на идеально отполированном полу. Лилува в недовольстве топнула ножкой. Движением руки она отослала служанок, оставив только мальчика с опахалом.
— Вижу, Хиннар, раб мой, тебе есть что сказать. Так говори.
— Да, госпожа. Ваш дикарь на свободе. Джебор освободил его.
Лилува вскочила с ложа и бросила кисть золотого винограда на пол. Из лопнувших виноградин потек сок.
— Я убью этого негодяя! Да как он посмел… — Она задохнулась от гнева, не в силах вымолвить больше ни слова.
— Не гневайтесь, госпожа. Он уже мертв.
— Что? Да как он посмел… — И вдруг до Лилувы полностью дошел смысл сказанного. Ноги ее подкосились и, она опустилась обратно на ложе. — Ну почему… Почему он всегда делает все мне назло…
— Народ ропщет, госпожа… Ваш дикарь выкинул господина Ханфия в окно прямо в толпу на базаре. А у господина Джебора вспорот живот, смотреть на него, говорят, весьма страшно. Люди боятся, госпожа… Поэтому никто особенно против Конана не выступает, все боятся быть убитыми…
Лилува задумчиво взяла персик и прижалась к нему щекой. Ворсинки на его кожуре бы мягкими и нежными, и запах от него исходил успокаивающий, тонкий, будто не существовало на свете всего этого народа с грязными ртами и ногами, который только и думал о том, как бы ему убить истинных властителей города.
— Так и что же… — томно произнесла она, искренне не понимая, чего от нее хочет презренный слуга.
— Теперь только вы можете остановить его, он уже сказал о вас… — Хиннар принялся вдруг отползать, словно нечаянно ляпнул лишнего.
— Сказал обо мне? — встрепенулась Лилува. — И что же он мог сказать обо мне, если ты в смущении отступаешь передо мной?
— Не гневайтесь, госпожа. Мой рот не в силах вымолвить то, что сказал пришлый варвар, — бормотал Хиннар.
Лилува вскочила. Вот теперь она разозлилась не на шутку. Больше всего она ненавидела, когда от нее скрывали то, что знали все остальные.
— Я гневаюсь, что ты молчишь! И клянусь всеми богами Стикса, что ты очень пожалеешь, что не держал свой поганый рот закрытым. Да ты даже пожалеешь, что я не казнила тебя раньше! За мелкие прегрешения!
— Я скажу! Скажу! — испугался Хиннар, видя, как исказилось лицо его милосердной повелительницы. — Он… Этот, безмозглый варвар, у которого вместо мозгов мышцы, сказал, что у него осталось для вас его грязное семя…
Хиннар с преувеличенно громким стуком ударил лбом об пол, чтобы хотя бы отчасти заглушить эхо собственных слов, за которые, он это чувствовал, головы ему не сносить.
— Что?.. — сказала Лилува. И вдруг громко рассмеялась. — Отрежьте ему член — и проблема отпадет сама собой! — заявила она, снова опускаясь на ложе, и откусывая от персика. — Не вижу, почему бы вам не сделать этого немедленно. Варвар больше не нужен мне. Мне с ним скучно… Мальчик, ты заснул?
Мальчик, действительно слегка позабывший зачем у него в руках опахало, заработал им с новой силой. Лилува томно вытянулась на ложе, Делая вид, что окончательно потеряла интерес ко всему, кроме персика в своей руке.
— Кому прикажете первому умереть? — спросил Хиннар. — Я буду рад исполнить ваше приказание, госпожа.
— При чем тут твоя смерть, Хиннар, ты что, не слышал, что я приказала только что? Твоя смерть мне не нужна.
— Думаю, что все, кто попытается приблизиться к вашему варвару с оружием, отправятся вслед за Джебором.
Лилува вскинула брови.
— Он настолько опасен?
— Возможно, для солдат нет, но у нас здесь нет солдат. А он профессиональный воин. Поэтому-то он так легко и поверил в спектакль, который мы разыграли для него ночью.
— Ты хочешь сказать… — Лилува прикрыла рот рукой, чтобы не расхохотаться с персиком рту. — Хочешь сказать, что он проделывал так наяву?
— Не обязательно именно такое, но подобное. А немного волшебного зелья позволило ему принять некоторые особо нелепые вещи.
— Фантастические, раб. Не забывай, кто все это придумал, — поправила Лилува.
— И вот поэтому, госпожа, у нас только один путь. Его необходимо убить. И убить его в сложившихся условиях можно только применив хитрость. Все войны выигрываются окольными путями.
— Что же это за хитрость? — Лилува погрозила пальчиком. — Признавайся, Хиннар, ты ведь уже все придумал? Иначе бы ты не заявился мне с глупыми разговорами.
— Нужно убить его у вас, когда он потеряет бдительность, — ответил Хиннар. — Поверьте, это лучшее, что мы в силах сделать… Другого пути нет.
У подножия самой высокой из башен замка имелись широкие двери — и они были открыты. Гостеприимно распахнуты навстречу Конану. Он смутно помнил короткую лестницу и маленькую площадь под башней. Посмотрев наверх, он увидел развевающееся на ветру желтое знамя с изображением красного тигра.
На нижней ступеньке уютно свернулся рыжий кот. Конан перешагнул через него, положа руку на эфес меча. Слишком это все напоминало вход в мышеловку, но Конан не мог остановиться — его непреодолимо влекло к юной женщине, он чувствовал ее запах, от которого кружилась голова и сильнее стучало сердце. К тому же, Конан не считал себя беспомощной мышью.
Внутри был вход, закрытый красными драпировками. Конан вытащил меч и раздвинул драпировки острием. За ними никого не было, но запах женщины стал еще сильнее.
Конан двинулся по коридору, внимательно осматривая стены, пол и потолок. Они были сложены из больших темных от древности кирпичей.
В конце коридор поворачивал направо. Конан осторожно выглянул из-за угла и увидел проем, закрытый пологом из свободно свисающих золотых нитей.
Приглядевшись, он понял, что нити эти — человеческие волосы. Прекрасные волосы златоволосых красавиц. Переливающиеся светом, колышущиеся от малейшего прикосновения ветра.
— Ты уже здесь, мой господин? — раздался знакомый голос. — Где же ты? Почему ты не входишь ко мне?
Конан шагнул сквозь волосяной полог и оказался в комнате, завешанной красными драпировками. Посреди комнаты стояло ложе, на котором возлежала его прекрасная невольница. Хоть пожалуй, сейчас она была госпожой. Да и всегда, понял Конан, была госпожой. Утренние события являлись всего лишь невинным розыгрышем — у Конана не было ни рабов, ни слуг. Это обстоятельство вдруг открылось ему отчетливо, будто на глаз упала черная пелена.
