Сзади грохнули барабаны, и он резко обернулся. Капитансардар со своими помощниками важно маршировал к берегу в окружении дежурной окты. Офицеры блистали серебром, солдаты щеголяли начищенными панцирями и шлемами, октарх — крепкий детина с бронзовыми кудрями — вздымал имперский стяг. Процессию замыкали два десятка рабов, тащивших дары.
Барабанный бой резко оборвался. Капитан взошел на причал и проследовал на берег со всей свитой меж шеренг расступившихся северян. Хайритов, похоже, не слишком впечатлил этот помпезный выход; снисходительно пропустив заморское начальство, они принялись помогать матросам, крепя причальные снасти на столбах и обмениваясь с гостями шуточками. Очевидно, многие на садре знали язык северных соседей. Блейд понимал их речь без всяких затруднений; казалось, этот напевный говор знаком ему с детских лет. Доброе наследство от Рахи, подумал он.
К остальным причалам один за другим начали швартоваться плоты. Торжественных шествий с барабанным боем больше не было заметно, и Блейд заключил, что дипломатическими полномочиями наделен только капитан-сардар головного плота флотилии. Постепенно группы хозяев и гостей потянулись с мостков на берег, к складам и горевшим рядом с ними кострам. Пахнуло жареным. Блейд принюхался и, кликнув Чоса, перепрыгнул на мостки.
Через пару часов, размяв ноги на твердой земле, они уселись в тени бревенчатого строения, откуда хайриты дружной гурьбой выкатывали бочонки с пивом. Один из таких бочонков, в котором плескалось еще галлонов пять янтарной жидкости, стоял рядом с приятелями; в крышке его торчали два кинжала с насаженными кусками жаркого. Вдоль дороги, наслаждаясь таким же нехитрым угощением, стоя, сидя и лежа расположились тысячи две человек — и айденских моряков, и северян.
— Хорошая жизнь у этих хайритов, клянусь молниями Шебрет! — Чос выдернул свой клинок из бочонка и вгрызся в мясо. Прожевав, приложился к кружке и заметил:
— Доброе пиво, сочная дичь и воля — что еще нужно человеку?
— Многое, храбрый мой ратник Чос, многое, — Блейд, улыбаясь, покачал головой: утренние размышления и обильная трапеза настроили его на философский лад. — Кров, золото, женщины, хорошая потасовка… Власть!
— Власть нужна благородным, таким как ты, господин мой Рахи, — Блейд выгнул бровь, но промолчал. — Вот им тоже, — Чос кивнул в сторону стола на деревянных козлах, вокруг которого расселись айденские капитаны в компании хайритских вождей. — Дом, женщина… Это было у меня, и от этого я сбежал. А вот воли никогда не нюхал!
— Так понюхай! Вон ее сколько, — Блейд вытянул руку в сторону изумрудной степи.
— Ты, октарх, подбиваешь меня на побег? Во имя светлого Айдена! — глаза Чоса округлились. — Странный ты стал после той драки с Ратом… — худощавое лицо ратника погрустнело, плечи ссутулились; он невесело покачал головой и тихо произнес: — Просторны земли Хайры, но для меня не найдется и клочка, чтобы поставить ногу… Не моя то воля — хайритская, их степи, их горы и леса… А народ они гордый и к себе чужих не принимают.
Блейд доел мясо и поднял бочонок — янтарная струя хлынула прямо в рот. Он пил долго; пиво было крепким, приятным на вкус и чуть туманило голову. Потом он лег в траву, потянулся, расслабил мышцы. Полуденное небо, голубовато-фиолетовое, безоблачное, яркое, взметнулось над ним; где-то в вышине, за гранью времен и пространств плыла Земля со стынущим в саркофаге телом… Мысли лениво кружились в голове Блейда. Где-то над ухом бубнил Чос — по-прежнему о свободе, которой он так жаждал и так страшился. Ричарда Блейда свобода не пугала. Он не ждал, когда ему выделят клочок земли, чтобы поставить ногу. Он приходил и брал — брал власть; ибо, в отличие от наивного ратника Чоса, знал, что власть дает все — богатство, кров, пищу, женщин. И, конечно, свободу.
Веки его смежились, и странник погрузился в сон. Ему привиделся достопочтеннейший Амрит бар Савалт — смутная фигура в роскошной мантии — подползавший на коленях к высокому трону. А на троне сидел он, Ричард Блейд, милостью Айдена владыка необъятной империи.
Далекий гром прокатился над степью, и он сел, изумленно озираясь по сторонам. Небо было безоблачным; ни легкий освежающий бриз с моря, ни чистый, напоенный запахом трав воздух, ни ясный горизонт — ничто не предвещало грозы. Странник прислушался. Отдаленные раскаты не утихали — скорее, наоборот; но теперь он различил аккомпанирующее им бульканье и сопенье. Опустив глаза, он увидел Чоса. Ратник десятой алы пятой орды Береговой Охраны лежал на спине, выводя носом затейливые рулады. Но для грома они звучали жидковато.
Блейд встал и, обогнув закруглявшуюся стену склада, переступая через ноги и тела спящих, вышел к дороге. Спали, оказывается, не все. За столом еще угощались с полдюжины капитанов да три потчевавших их хайрита — пара постарше, с бородками, и один бритый, голубоглазый, с широченными плечами — на вид ему было лет тридцать пять. Солдаты дежурной окты сидели неподалеку, трезвые, как стеклышко: еды у них было вдоволь, но пива — только один бочонок. Кое-где у костров еще жарили мясо и разливали остатки хмельного. Шагах в десяти от Блейда компания подвыпивших хайритов развлекалась метанием ножей; целью служил грубый круг, намалеванный на бревенчатой стене склада.
Повернувшись лицом к равнине, Блейд прислушался. Гром нарастал; теперь можно было разобрать, что этот непрерывный рокот порождают удары тысяч копыт. К берегу, оглашая степь гулким барабанным боем, приближалось стадо. Или табун? Лошади? Он уже видел темную полосу, стремительно надвигавшуюся с северо-запада прямо на костры, спящих людей и палаточный лагерь хайритов. Северяне, однако, сохраняли спокойствие, и Блейд решил, что с пастбища гонят коней. Он ждал, прикидывая, сколько голов может быть в таком табуне. Судя по грохоту, тысяч пять, не меньше…
В четверти мили от дороги и складов табун свернул к востоку, вытянувшись в неровную линию. Теперь животные приближались медленней, однако с каждой минутой их можно было разглядеть все лучше и лучше. До них оставалось триста ярдов, двести, сто…
Блейд вздрогнул и, раскрыв рот, застыл в немом изумлении. Могучий поток чудовищных, невероятных зверей проносился мимо. Широкие морды с рогом на конце, с глазами, сверкавшими то ли от возбуждения, то ли от ярости… Змееподобные вытянутые тела, на добрый ярд длиннее лошадиных, бесхвостые, в косматой шерсти… Гибкие шеи, мощные холки, необъятные крупы… И три пары ног, молотивших землю с ритмичностью и силой парового молота.
В этих созданиях странным образом сочетались мощь атакующего носорога с грацией арабского жеребца. Насколько странник мог оценить с расстояния в полсотни ярдов, они были гораздо массивнее лошадей — раза в два-три. Однако их движения не выглядели неуклюжими, и чем внимательнее он присматривался к этим странным созданиям, тем больше чаровала его стремительная непринужденность их бега. Мастью они напоминали лошадей — вороные, гнедые, темно-пегие, светлых — белых и серых — не наблюдалось.
