Владимир Коваленко - Крылья империи

— Держись, капитан!

Втащили. Хоть выдохнуть бы. Но…

— Доложите состояние баллонетов. Пожары?

— Половина вдребезги. Пожаров нет, — пожал плечами инженер. — Я уже сбросил орудийную палубу и две моторные гондолы: «С» и «D». Так что — уже не падаем, господин капитан. Остальное — надо еще смотреть…

Вот теперь — нормально продышаться обжигающим морозцем. И по переполненному людьми внутреннему коридору — сквозь надеющиеся глаза, бодрячком, с прибаутками — к хвосту. Так и есть, рули высоты и горизонтальные целехоньки! А вот бункерам — всем четырем — разнесло днища. И из угля, значит, остался только запас при гондолах. Не больше часа экономическим ходом.

— Машинам стоп! Будем ловить попутный ветер.

Пришлось проорать в обе оставшиеся моторные гондолы по очереди. Двигатели выключились не одновременно, и изувеченный корабль успел описать полукруг.

Потом — сквозь внутренность корабля по хлипкой лесенке Сухотин вместе со штурманом залез на самую макушку корабля — на верхний обзорный пост.

— А тот уже упал, господин капитан, — сообщил наблюдатель.

Сухотин кивнул. Штурман высматривал в воздухе облачка, стараясь определиться с ветром на других высотах. Не навигация — гадание!

— Внизу нет, — сообщил он, — а вверху есть, как раз на норд-норд-вест. На четверть хотя бы версты подняться…

— Баллонеты порвет, — тоскливо заметил из люка в полу механик.

— На четверть, пожалуй, не порвет. Хотя трещать будут. А то и течь начнут, — думал вслух Сухотин. Штурман перекрестился. Утечка водорода — и достаточно какой-нибудь шальной молнии… А парашюты с рубкой, батарейной палубой и моторными гондолами отправились вниз. — Сбрасывай бункера. Они все равно пустые…

Механик ушел вниз. Корабль снова дернуло.

После этого оставалось ждать. И надеяться, что ветер не переменится. Сухотин пошел к рулям. По дороге снова заглянул в моторные гондолы. Полуголые кочегары, которых было многовато, начинали постукивать зубами — топки остыли, и лютый мороз снаружи понемногу добирался и сюда.

— Одевайтесь, — посоветовал им Сухотин. — Снова ход дадим нескоро.

— Мы из других гондол, господин капитан. Выскочили, в чем были.

— Ясно…

Сухотин скинул было шубу. Не приняли.

— Вы замерзнете — загнемся все, — сказали ему. — У товарищей попросим чего-нито.

К вечеру погода стала портиться — зато удалось снизиться вслед за спадающим с гор воздушным потоком. Двигатели «Орел» запускал три раза — больше для обогрева. И вот, при уже краснеющем солнце, он вернулся к своей базе. Через двенадцать часов вместо восьми. Сухотин пустил на последние километры остатки угля и даже смог подогнать избитый аппарат к вышке.

У ее подножия уже ждал комэск.

Фрегатен-капитан вскинул руку к круглой меховой шапке, дозволенной к ношению вместо каски:

— Господин командующий эскадрой! В ходе патрулирования границы сферы влияния линейно-легкий фрегат «Орел» встретил неопознанный летающий объект, который проявил агрессию и был уничтожен. В бою были получены устранимые повреждения. Убитых и раненых нет.

— Что удивительно, — заметил Скуратов, озирая изорванный «Орел». — Уж вас пощипали… — И протянул Сухотину руку: — С почином, капитан!

Один из популярных персонажей древнеиранской мифологии: собака-птица с рыбьим хвостом; считался олицетворением мудрости, силы и волшебства. — Здесь и далее примеч. авт.

Документ такой, от 4 июля 1762 г., существует. Отставку не приняли. Но Ломоносов как «петровец» до конца жизни оставался в некоторой опале.

Растрелли.

Нешляхетское. Таких брали в штурманы да корабельные инженеры. А в настоящие морские офицеры — только белую кость.