Симон встал на колени. Сухими, растрескавшимися губами он поцеловал Циклопа в лоб, в темно-багровый камень — быстро, словно клюнул в рану.
— Прости, — еще раз сказал он. — Я боюсь. Я не прощу себе, если ты завизжишь. Лучше умри, или сделай это тело своим. Ты ведь можешь?
— Дурной совет, — женским голосом ответил Циклоп.
И, садясь, повторил мужским:
— Дурной совет. Ты же видишь: она может, и боится этого хуже смерти. Эх, ты — великий, мудрый, могучий… Окажись ты в теле Инес, отрасти ей седую бороду, сделай руки костлявыми, научи мочиться стоя — как бы ты жил дальше? В доме, где ничего не напоминает о былом хозяине, а значит, напоминает всё?! Разве не возненавидел бы ты этот дом? А где ненависть, там и желание сжечь краденый приют дотла. Не пугайся, великий: она заснула, она не слышит…
По-прежнему стоя на коленях — силуэт во мраке — Симон Остихарос наклонился вперед. Ткнулся лбом в лоб Циклопа: плотью — в камень. Обхватил плечи сына Черной Вдовы и замер, едва шевеля губами. Дыхание старца жгло Циклопу лицо:
— Я бы променял тебя на нее. Лишь бы она жила…
— Я бы променял себя на нее, — ответил Циклоп. — Лишь бы… Но ты ведь знаешь: она не согласится так жить. Хочешь разжечь для нее второй погребальный костер? Даже для великого это слишком…
— Ей нет места в тебе.
— А мне нет места здесь. Ты уже все понял, да?
— Ты не пойдешь туда один.
— Я не один. И я пойду. Вдова звала; Вдова была права. Там все началось, там и закончится. Я не знаю, к беде или к добру; впрочем, чудовища всегда были добры ко мне. С людьми у меня получалось хуже.
— Ты не пойдешь туда один. Вы не пойдете туда вдвоем.
— Ты сошел с ума, старик.
— Пусть.
— Там ты гнил в цепях, с зашитым ртом!
— Зато сейчас я рассчитываю на райские чертоги…
— Куда это вы собрались? — с подозрением спросил Вульм.
И услышал:
— В Шаннуран.
5.
— Ты с нами?
Циклоп не гнал, не уговаривал. Он предлагал сивилле выбор. Отправиться в подземелья Шаннурана, место из страшных сказок; остаться в Тер-Тесете; уходить, куда глаза глядят…
— Госпожа Эльза! Я с вами.
Это судьба, поняла Эльза. Какая разница, что я решу, если Натан — моя тень? Огромная, могучая, любящая тень. А значит, за ним будет нужен глаз да глаз — с его-то бычьим норовом…
— Я жду, — напомнил сын Черной Вдовы.
— Вы ее не торопите, господин Циклоп! — вступился Натан.
Вид у изменника был жутковатый. Парня словно в кипяток окунули. Пунцовая кожа на щеках и ладонях глянцево лоснилась, словно панцирь вареного рака. Натан то и дело кривился от боли. «Светлая Иштар! — ужаснулась Эльза. — Я, небось, еще хуже!» Кожа обжигающе зудела. Казалось, по ней без конца бегают полчища муравьев. Сивилла рискнула прислушаться к своему чутью: куда идти? Увы, предчувствие, в котором она так нуждалась, молчало. Собака и крыса, ворон и кошка попрятались кто куда.
— Вы лучше вот что скажите, господин Циклоп, — упорствовал Натан. — Я вам еще нужен? Ну, это… Для опытов? Нужен, да?
Циклоп по привычке тронул лоб кончиками пальцев — и сморщился, отдернул руку.
— Пожалуй, нет, — сказал он. — Ну их, эти опыты. А что?
— Отпустите меня! Я ведь по-любому с госпожой Эльзой пойду. А у нас с вами уговор. Вы меня отпустите, раз я вам не нужен, и все по-честному будет.
— Каков нахал! — восхитился Циклоп.
И подумал, что это Натан затащил его, беспамятного, в пещеру. На своем горбу, небось. Больше некому. Увечный щенок из переулка; спаситель, тряпкой болтающийся на могучем плече… Выходит, квиты. Пусть будет по-честному.
— Иди, братец, на все четыре стороны! Отпускаю! Но запомни: теперь ты сам будешь о себе заботиться…
— Спасибо, господин Циклоп! — изменник просиял. — Вы не беспокойтесь, я позабочусь. А если госпожа Эльза с вами пойдет, так и я тоже! Я тогда и о вас позабочусь.
— Утешил! — хмыкнул Вульм.
Сам он в Шаннуран идти не собирался. Что он, дурак — лезть в пасть к Черной Вдове и в лапы к а’шури? Один раз Вульм едва унес оттуда ноги; с него достаточно.
Тем временем Эльза приняла решение:
— Мне надо в Янтарный грот.
— За каким бесом?!
— Я хочу спросить совета. Он ответит, я уверена.
— Кто?!
— Грот.
— Дура! — в сердцах плюнул Вульм. — Там же нет ничего! Один камень. А янтарь — у тебя в диадеме. Вот и спрашивай, раз приспичило.
Эльза поправила диадему:
— Мне надо туда. Я чувствую.
— Я с вами! — поспешил встрять Натан. — Мало ли, что…
— Тебе туда нельзя!
— Почему это?
— Ты — изменник, — сивилла говорила с ребенком; темнота помогала ей, скрывая громадный облик Натана. — Янтарный грот может продолжить твой размен. Ты превратишься в чудовище.
— С чего бы? — набычился Натан. — Господин Вульм сказал: пусто там…
— Тебе напомнить, что с тобой стало во второй раз?
— А что стало? Ничего не стало, — Натан с обидой засопел и запустил пальцы в шевелюру, нащупывая рожки. Хвала Митре, расти они, вроде, перестали. В волосах и не заметишь, если нарочно не приглядываться. — Пойду, и всё тут…
— Ты останешься здесь.
— Я вас одну не отпущу! Ну и пусть чудовище! Господин Циклоп говорил: чудовища были добры к нему. Я тоже буду добрым чудовищем. Так даже лучше! Пусть только кто-нибудь сунется к вам…
Вульм мысленно проклял все на свете. Сивиллу с ее гротом, Натана с его упрямством, Циклопа с его Шаннураном…
— Ты не пойдешь!
— Я…
Жесткая ладонь Вульма запечатала изменнику рот.
— Я пойду с твоей ненаглядной Эльзой. Думаешь, не справлюсь?
— М-м-м…
Вульм убрал ладонь.
— Я не… Не думаю я.
— Вот и не думай. А то рога наставлю: до потолка.
Сегентаррец подхватил с базальта плотно набитую сумку из оленьей кожи. Оружие, припасы, деньги… Возвращаться в пещеру Вульм не собирался.
Не любил прощаний.
6.
В первый миг Эльза едва не ослепла. Солнце, встав над горизонтом, било прямо в глаза. Снег вокруг искрился мириадами блесток — сиял, переливался, подмигивал. От бушевавшей ночью метели не осталось и следа. Умытое, праздничное небо сияло голубизной. Свежая пороша укрыла землю, похоронив под собой всё непотребство и ужасы ночи. Сивилла с трудом проморгалась, вытерла слезы. На дубленой физиономии Вульма ожоги были заметны слабо; тем не менее, сегентаррец зачерпнул пригоршню рассыпчатого, хрусткого снега и приложил к лицу. Эльза последовала его примеру. Стало легче; кусачие муравьи угомонились. Вульм обернулся, приглашающе махнул рукой и принялся спускаться первым. Эльза осторожничала: она слишком хорошо помнила, как сорвалась с уступа в прошлый раз.
Меньше всего сивилла хотела повторения.
Возле скального моста, ведущего к гроту, Вульм замер и резко обернулся. Долго, с подозрением, всматривался из-под руки в сугробы, вылизанные ветром. Щурился; молчал. Наконец из-за сугробов с хриплым карканьем взлетела ворона, и Вульм угомонился.
— Показалось, — буркнул он.
Словно извиняясь за старческую мнительность, сегентаррец повел затекшими плечами — между лопатками хрустнуло — и ступил на мост. Сивилла заторопилась следом. Мир объяла тишина: редкая, благоговейная. С края моста, шелестя, сорвалась снежная шапка, мягко ухнула в пропасть. Эльза замедлила шаги, стараясь держаться на середине узкой перемычки. Лишь когда мост закончился, и они оказались на площадке перед гротом, Эльза с облегчением выдохнула. И ощутила, что вся вспотела под одеждой, несмотря на морозец, щиплющий щеки.
Вульм достал из-за пояса факел, а из сумки — огниво. Факел разгорелся с третьей попытки.
— Держи. Я тут обожду.
— Спасибо.
Взяв факел, Эльза устремилась ко входу в грот.
— Ты недолго там! — крикнул ей в спину Вульм. — Если что, кричи.
— Хорошо…
Отсветы пламени ложились масляными бликами на дикий камень стен. Потолок ощерился шершавыми клыками, с пола навстречу им вырастали другие. Перед Эльзой распахнул пасть дракон-исполин. Страха не было: с каждым шагом сивилла узнавала знакомые очертания, лишенные медового сияния. Будто с изделия мошенника-ювелира содрали позолоту, обнажив грубый свинец. Померещился принц Альберт: мальчик лежал в смятых простынях, а над ним склонились двое — тощий и толстый. Тощий что-то втолковывал принцу; толстяк кивал, подтверждая. С каждым словом лицо Альберта менялось… Эльза вгляделась, пытаясь разобраться в происходящем, но видение растаяло. Она стояла на месте, где раньше погружалась в грезы, готовя очередной размен.