Ознакомительная версия.
Настал день отъезда…
Все имущество, нажитое Волкодавом, по-прежнему умещалось в полупустом заплечном мешке. И по-прежнему на дне старенького залатанного мешка хранилось сокровище: молот, чья дубовая рукоять помнила руку его отца, кузнеца Межамира. Когда возле Препоны Волкодав бросился в бой, обещавший стать для него последним, он едва не упокоил отцовский молот на дне пропасти. Чем снова достаться злым людям, лучше бы послужил Неспящим-в-Недрах в Их кузнице. Теперь венн был благодарен то ли случаю, то ли неведомой силе, удержавшей его.
Правая рука Волкодава, сломанная выше локтя, еще лежала в лубке. Заживать она никак не хотела и болела нещадно. Он пристегнул меч за спину, устроив его так, чтобы доставать левой рукой. Он, правда, был не уверен, что в случае чего сумеет как следует размахнуться. Сил едва хватало гулять вдоль крепостных стен. Что ж, до Галирада еще было время…
Волкодав снял с деревянного крючка плащ и повесил его через плечо. Кажется, совсем недавно серый замшевый плащ был новеньким, красивым и чистым. Волкодав отлично помнил, как поначалу старался даже не класть его наземь. Боялся запачкать. С тех пор благородную серую замшу успели попятнать брызги грязи, искры дорожных костров, потеки дождя… и кровь, конечно. Мастеровые, жившие в крепости, на совесть вычистили плащ, но большая часть пятен оказалась неистребимой.
– Ничего не забыл? – спросила Эртан и, нагнувшись, заглянула под обе лавки. Волкодав смотрел на ее гибкую, сильную спину, перехваченную в талии широким поясом с блестящими бляхами. Какое удовольствие просто смотреть, как двигается красивый живой человек, и в особенности женщина.
– Пошли! – сказала Эртан.
Серко и Снежинка стояли в одной из крепостных конюшен вместе с другими лошадьми. Белая кобылица очень скучала по хозяйке и всегда тянулась навстречу Волкодаву, надеясь, что следом за ним придет и кнесинка. Но кнесинка все не появлялась. А теперь Снежинке предстояло распроститься и с Волкодавом, и с серым приятелем-конем, с которым она бежала бок о бок от самого Галирада. Ничего! На красавицу кобылицу уже засматривался широкогрудый золотой Санайгау. Засматривался, ржал ласково и призывно. Пустить их друг к другу – то-то славные получатся жеребятки…
Снежинка поняла, что с ней пришли попрощаться. Когда Волкодав поцеловал ее в теплый нос и хотел отойти, она ухватила его зубами за рукав и долго не отпускала.
Плоты лежали в затоне, готовые выбраться на стремнину и отправиться по течению вниз. Плоты были большущие, длиной чуть не в перестрел. На одном, самом просторном, уже были растянуты шатры и стояли дощатые амбары, уж верно, не пустые, – на этом плоту ехали с верховий торговцы. Галирадцам отвели два других, поменьше. Велиморская охрана разделилась натрое, чтобы, случись неладное, защитить все три плота, а галирадцев – еще и друг от друга.
Дорога, нарочно проложенная из крепости, кончалась у самой воды, так что погрузку начали без промедления. Лошади фыркали и косились, пугливо приседая на задние ноги. Как ни добротно были спряжены бревна, плоты казались им ненадежными по сравнению с твердой землей. Однако доверие к всадникам пересиливало, и кони один за другим вступали на широкие сходни.
– Я – Страж Северных Врат и не смею пренебречь возложенным на меня долгом, – во всеуслышание заявил Винитар, когда выезжали из крепости. – Вместо меня в Галирад поедет мой посланник, благородный Дунгорм. Он расскажет отцу моей невесты, что я по-прежнему остаюсь ее женихом и не собираюсь слагать с себя обязательств, которые принял, намереваясь стать зятем достойного кнеса. Мною уже отправлен в Галирад голубь с посланием. Там рассказывается о прискорбном несчастье, постигшем невесту почти на пороге моего дома. Благородный Дунгорм также повезет с собой подробное письмо, где со всей доступной мне точностью изложено происшедшее. Я надеюсь, это поможет государю Глузду установить полную истину, к чему он, несомненно, будет стремиться. Я также надеюсь, что вскоре смогу послать ему весть о счастливом возвращении его дочери и о той встрече, которую окажут госпоже кнесинке в моем доме.
Все видели, как Дунгорм, почтительно кланяясь, принял у него кожаный пенальчик с письмом. Наверняка это письмо заключало в себе чьи-то судьбы. Волкодав сразу подумал, не началась бы за ним охота по дороге домой. Потом решил, что не начнется. Тех, кого Лучезар мог бы послать на эту охоту, под корень извели у Препоны. А действовать в открытую боярин вряд ли решится…
Дунгорм выбрал тот плот, на котором обосновались ратники, и там подняли его стяг. Винитар сам бросил в реку черного петуха, испрашивая для путешественников благополучной дороги. Плотогоны убрали сходни, отвязали канаты и налегли на прочные шесты, отводя тяжелые плоты от берега прочь. У выхода из затона их подхватывало, увлекая с собой, мощное течение Гирлима. Плоты скрипели, покачивались, между бревнами проникала вода. Серко, которого Волкодав непререкаемо заставил лежать, вздрагивал и жалобно косился на хозяина. Привычные рулевые слаженно поворачивали длинные весла, выводя плоты на стремнину. Мутный темный поток плескался и сдержанно рокотал, неудержимо стремясь вниз, к далекому морю, деревья вдоль берегов стояли по колено в воде.
Неподвижные фигурки всадников некоторое время виднелись в отдалении, потом исчезли за поворотом реки.
Веселый колдун тебе ворожил
До века не знать утрат.
Словца поперек тебе не скажи,
А скажешь – будешь не рад.
Богатство и удаль – залог удач,
А ты и богат, и смел.
А под ноги кто-то попался – плачь!
Когда ты кого жалел?
Отвага мужчин, девичья краса,
Едва пожелал – твоя!
Но все же нашла на камень коса:
Тебе повстречался я.
Тебе не поладить со мной добром,
Как водится меж людьми.
В гробу я видал твое серебро,
А силой – поди сломи!
Не будет пощады или ничьей,
Не кликнешь наемных слуг:
С тобой нас рассудит пара мечей
И Правда, что в силе рук.
Богатство и власть остались вовне:
Теперь отдувайся сам.
Кому из нас, тебе или мне,
Оставят жизнь Небеса?
В священном кругу лишь Правда в чести
И меч – глашатай ее.
Из этого круга двоим пути
Не быть. Кричит воронье.
Путешествие на плотах началось спокойно и мирно. Могучий Гирлим плавно мчался меж берегов, заваленных сырым, рыхлым, ненадежным еще снегом. Глубоко внизу оставались пороги, все лето скалившие из воды гранитные зубы. Минуя такие места, плотогоны с привычной зоркостью вглядывались в лес, черневший по берегам. Летом, когда неминуемо приходилось разгружать лодьи и тащить их волоком, перекладывая катки, здесь можно было напороться на лихие ватаги, охочие до чужого добра. Особенно лютовали разбойники в пору сегванского расселения, прежде битвы у Трех Холмов, когда не было порядка в стране. Благодарение Богам, с тех пор многое переменилось, лиходеи частью утихомирились, частью сложили головы под мечами добрых людей. А у порогов начали вырастать крепкие городки. В городках селился народ: половина – воины с предводителями, другая половина – работники, помощники гостям, прибывшим на волок. И в обиду не дадут, и лодьи перенесут чуть не на руках. Только плати.
Ознакомительная версия.
