– И ты говоришь об этом так… Точно… – не найдя подходящих слов, Олиния отвернулась к окну – в это мгновение она казалась особенно слабой и беззащитной. Гирмар, похоже, почувствовал ее растерянность. Он встал из кресла и, подойдя к жене, притянул её к себе за плечи.
– Пойми, Олиния, Дариен – моя кровь, и я не хочу держать его где-то на задворках. Олдеру будет полезно его общество. Они наверняка подружатся, а Дариен – спокойный, усидчивый мальчик. Глядя на него, и Олдер будет более прилежен в учебе. К тому же когда они оба вырастут и станут на военную стезю, как истинные Остены, им двоим особенно понадобится тот, на кого можно рассчитывать больше, чем на себя. Тот, кто прикроет спину… Это очень важно, Олиния.
Теперь Гирмар говорил мягко, почти что примирительно, но Олиния, отстранившись от мужа, лишь сухо заметила:
– Оставь меня, Гирмар.
Рука мужа тут же соскользнула с её плеча.
– Как хочешь, Олиния, но своего решения я не изменю, – тихо произнёс он и направился к двери. Олдер едва успел спрятаться в одной из ниш.
Волнение, вызванное возвращением под родной кров Гирмара, быстро сошло на нет, и жизнь в поместье вошла в привычную колею. Семейные обеды, неспешные беседы родителей за столом. Ни Гирмар, ни Олиния, судя по всему, не возвращались более к нечаянно подслушанному Олдером разговору, но во время семейных трапез Олиния смотрела на Дариена как на пустое место, а тот, в свою очередь, и вовсе не поднимал глаз от стола. Олдер же, отдавая должное еде, украдкой наблюдал за всеми и за единокровным братом – особо. Спор родителей смутил его, и мальчишка не знал, на чью сторону стать, – отца он обожал, но и мать ему было жалко. Поэтому Олдер держался с Дариеном немного отстранённо и в то же время – внимательно: по поведению нежданного брата мальчишка стремился разгадать, кто из родителей всё-таки прав, вот только понять мысли и стремления Дариена было непросто. Он, словно бы чувствуя всю двусмысленность своего положения, старался держаться в тени и никому не лез на глаза, проводя большую часть времени то в выделенной ему комнате, то в самых укромных уголках примыкающего к поместью сада. А еще он почти всё время молчал…
В этом Олдер уже успел убедиться на собственном опыте – пару раз он по просьбе отца брал Дариена с собою, когда направлялся к морю. Брат неплохо плавал и нырял, но за все проведённые вместе часы Олдер едва ли слышал от него более десятка слов. Что ж, сам он в друзья тоже не набивался, а потому даже не пытался разговорить Дариена. Решил же все, как это обычно и бывает, случай.
Каждый день Олдер заходил на псарню, где подолгу возился с подаренным ему щенком, которого, поразмыслив, нарек Туманом за цвет шкуры. По совету Ридо, Олдер старался как можно крепче привязать к себе кутёнка: кормил его с рук, гладил, менял подстилку – эти хлопоты нисколько не утомляли мальчишку. Скорее даже наоборот – были в радость, и обычно он покидал псарню в великолепном расположении духа. В этот же раз, выйдя на задний двор, Олдер стал свидетелем того, как возвращающийся из сада Дариен столкнулся в дверях чёрного хода с одним из слуг – верзилой и грубияном Калистом. Дариен лишь слегка зацепил его плечом – этот толчок не смог бы повредить даже кошке, но в тот же миг Калист, громко выругавшись, ударил мальчишку. Тот упал с крыльца в пыль, не издав и звука, а когда поднялся, то стало видно, что из его нижней губы, разбитой ударом, обильно течет кровь. Слуга же тем временем, сойдя с крыльца, зло сказал:
– В следующий раз смотри, куда прёшь!.. Впрочем, надеюсь, этого не будет, и наш хозяин вскоре отошлёт тебя туда, откуда и притащил.
Дариен ничего не ответил – стерев ладонью заливающую подбородок кровь, он вновь попытался войти в дом и, лишь когда явно набравшийся вина Калист заметил:
– Что, доносить пошел на меня, выблядок? – соизволил повернуться к здоровяку и тихо сказать:
– Я не доносчик!
Произнеся это, Дариен вновь отвернулся, но Калист не успел ему в ответ и слова сказать, так как Олдер, сделав из увиденного чёткие и не поддающиеся сомнению выводы, коршуном напал на слишком много возомнившего о себе слугу.
– Как ты смеешь! – Звонкий, протестующий голос мальчишки разнёсся по всему двору. Калист даже попятился от такого напора – несмотря на винные пары, он понял, что сотворил явно что-то не то, и тут же попытался оправдаться:
– Не серчайте, молодой хозяин! Я лишь проучить его слегка хотел…
– Он мой брат, а ты поднял на него руку! – Олдера буквально трясло от злости, и он с силой сжал кулаки. – Кнута захотел?! Так отец это тебе устроит!!!
Багровая физиономия Калиста как-то сразу поблёкла, почти посерела. Похоже, он совершенно не рассчитывал на то, что его поступок вызовет такое негодование у старшего и законного господского сына… Слуга судорожно вздохнул и в который раз попытался оправдаться:
– Да какой он вам брат, молодой господин! Приблуда он, так все говорят!
Олдер же лишь ещё больше насел на Калиста и прошипел, точно дикий кот:
– Кто – все? Отвечай!
Калист же, которому отнюдь не светило отдуваться за кухонные сплетни в одиночку, немедля зачастил:
– Дык, все в людской говорят… Мол, Дариен этот – приблуда. Через месяц-два ваш батюшка отправит его отсюда куда подальше – чтоб ни вам, ни госпоже Олинии глаза не мозолил…
– Вот, значит, как… – Олдер зло выдохнул и недобро, по-отцовски, прищурившись, посмотрел на Калиста.
– А с каких пор слуги стали обсуждать действия хозяев?.. Это не вашего ума дело, Калист, и я обо всём расскажу отцу! – Тут Олдер отвернулся от Калиста и, подойдя к молча взирающему на эту сцену Дариену, произнёс: – Пойдём к морю…
Дариен в ответ лишь согласно кивнул головой…
Олдер действительно привёл брата к морю – но не на отмель, а в своё самое любимое место – туда, где срывающийся со скал ручей образовывал небольшой водопад. Смочив платок в ледяной воде, Олдер протянул его Дариену.
– На, приложи к губе, а то опухнет… – и, устроившись на одном из нагретых летним солнцем валунов, сказал: – Не позволяй слугам так обращаться с собой! Ты – мой брат, и они не смеют даже косо взглянуть в твою сторону.
Дариен, приложив мокрую ткань к губе, устроился на соседнем камне, грустно вздохнул.
– Брат, но незаконный… Если бы я мог, то и не появлялся бы здесь никогда…
Олдер нахмурил брови:
– Почему?
Дариен пожал плечами…
– Думаешь, я не понимаю… Твоя мать меня терпеть не может, и я здесь чужой…
Олдер чуть склонил голову к левому плечу, задумчиво взглянул на Дариена.
– А отец?
Этот вроде бы простой вопрос заставил Дариена серьёзно призадуматься. Но через пару минут он всё же сказал:
– Я его не знаю. Почти…
Олдер поёрзал на своём валуне:
– Как так? Разве он не навещал тебя?
– Навещал… – Дари снова вздохнул. – Иногда… Мы с матерью жили в маленьком доме в деревне, а он приезжал, привозил матери деньги на обзаведение, ворчал, что она копается в земле на огороде, хотя в этом нет нужды… Проводил в доме несколько дней и снова уезжал.
– Ясно… – Олдер почувствовал, как всколыхнувшаяся в нём на мгновение ревность угасла без следа. Сводный брат видел отца не чаще, а то и реже, чем он сам… А Дариен между тем продолжал рассказывать:
– Знаешь, моя мама… Она не любила сидеть без дела. Всегда чем-нибудь занималась, а во время работы – пела… Красиво очень, только грустно… Я её готов был целый день слушать, да и отец, когда навещал нас, всегда просил её спеть для него: особенно ему нравилась одна баллада – лаконская. В ней рассказывалось про то, как девушка обещала дождаться уезжавшего на войну ратника, но, не сдержав своего слова, вскоре стала невестой другого, а погибший воин, став слугою Седобородого, пришёл к ней на свадьбу… А ещё отец любил пирожки, которые мама делала…
– Ну, у нас никто лаконских песен не знает, да и стряпает только прислуга. – Олдер поудобнее устроился на валуне и как можно более уверенно заявил: – Всё еще образуется – вот увидишь…
В тот день они переговорили, казалось, обо всём на свете – так долго молчавший Дариен наконец-то высказал всё, что накопилось у него на душе, а Олдер в ответ поведал ему о своих радостях и печалях. В имение мальчишки вернулись вместе и с тех пор стали закадычными друзьями. То ли из-за этого, то ли из-за примерного наказания Калиста шепотки за спиной Дариена на время утихли, вот только совсем уж спокойным житьё братьев так и не стало. Олинии их неожиданная дружба была точно соль на рану, и когда Гирмар уехал из имения по делам, мать тут же вызвала сына на разговор…
Честно сказать, Олдер не очень любил бывать у матери: всюду, куда ни повернись, либо цветы в дорогих вазах, либо хрупкие безделушки, готовые свалиться со своих мест от малейшего неосторожного движения. Мальчишка, способный пройти по узкой скальной тропе с закрытыми глазами и вскарабкивавшийся на деревья, точно заправская белка, в покоях матери чувствовал себя скованным и неуклюжим. Не приведи Семерка, что-нибудь перевернёшь! Мать, конечно, не будет ругаться, но целый день будет ходить с таким расстроенным лицом, что…
