Дома невысокие — два-три этажа, стены преимущественно гладкие, лепнина встречается крайне редко. Но все оштукатурены и выкрашены краской песочного цвета. Не шикарно, но достаточно стильно.
Почтовая станция оказалась недалеко от въезда, и в карете в очередной раз поменяли лошадей. Есть тут, оказывается, такая платная услуга. А то Петя не то, чтобы беспокоился, не его проблема, но недоумевал, куда Плиев свою карету девать будет.
Юноша воспользовался любезным предложением помещика довезти его до Княжьего дома, тем более, что и сам Плиев планировал остановиться в том же районе. Самый центр города и, помимо присутственных зданий, там же располагается лучшая гостиница города «Палас-отель». Явно не по Петиным средствам. Поэтому он и не стал пытаться изображать из себя барина. Наоборот, снова превратился в типичного приказчика и отправился решать свои проблемы с местными чиновниками. Даже не проблемы, а задачи, которых у него было несколько взаимосвязанных, но, к сожалению, решение одной из них никак не означало автоматического решения остальных.
Самым первым делом надо было официально зарегистрировать свое прибытие в Путивль в качестве выявленного одаренного. Не так уж и просто, если не знаешь, как к этому делу подступиться. Думаете, в министерство (а Княжий дом вполне можно считать министерством) так просто попасть? Значит, вам никогда не требовалось это делать. Туда пропускают только тех, кому «назначено». Для остальных — только в часы приема и только в одну комнатку, где дежурный мелкий чиновник постарается поскорее от вас отделаться, в лучшем случае, приняв от вас заявление и записав на прием к другому мелкому чиновнику через неделю, а то и две. Нет, понятно, что «больших» людей такой порядок не касается. Так они в министерства и не приходят, а решают свои вопросы во время совместных ужинов или иных мероприятий. Нужную грамоту им потом курьер принесет.
У Пети времени на недельное ожидание не было. Впрочем, записаться на прием он тоже не мог, так как день был неприемным, и никто в заветной комнатке не дежурил. Зато на входе дежурил дюжий будочник, который внутрь никого постороннего не пропускал.
Наверное, можно было начать качать права, выпячивая грудь со знаком Академии, но не факт, что это сработало бы. Своим ходом сюда кадеты, скорее всего, не добираются, так что будочник вполне может и не помнить инструкций, что ему делать в случае их появления. Скажет ждать приемных часов, и будет в своем праве. Вот именно поэтому Петя и стал снова скромным приказчиком.
— Окажите любезность, почтенный, — несмотря на вежливость слов, произнесены они были с развязной интонацией: — Кадет Академии магии, отобран два дня назад, — небрежно коснулся двумя пальцами знака на груди, после чего скромно улыбнулся: — А был приказчиком в мануфактурной лавке в Песте, откуда и прибыл своим ходом. Надо бы в вашей конторе доложиться. И получить, что там кадету положено. Не подскажете, к кому обратиться?
Одновременно с этим Петя небрежно закрутил между пальцев серебряную монету в 25 копеек. Четвертака было жалко, но, оценив общий вид будочника, решил, что лучше раскошелиться. В его родном Песте хватило бы и пятиалтынного, но в губернском городе расценки наверняка выше. И на двугривенный этот нижний полицейский чин может и обидеться. Или сделает вид, что обиделся. Тогда придется платить больше. А четверть рубля — все-таки сумма, особенно для столь скромно одетого юноши. Должен понимать. В том, что возьмет и пропустит, Петя не сомневался. Зря он, что ли, приказчиком назвался? И не просто назвался, а облик соответствующий принял. Ведь подношение не только дать надо, надо, чтобы его приняли. У дворянина или интеллигента этот служилый деньги, скорее всего, не взял бы. Побоялся. И со страха не только прогнал бы, но и крик поднял о попытке дачи взятки человеку при исполнении. Зато на торговых людей у полицейских и прочих чиновников один рефлекс — хватательный. Веками сформированная традиция и некие негласные тарифы. То есть одни — дают, другие — берут, но не борзеют. Вот Петя на глаз и определил цену прохода в двадцать пять копеек.
Не ошибся. Четвертак в ладони будочника как-то сам собой растворился, а тот благожелательно хмыкнул:
— Ну, дела! Из приказчиков в маги. Так тебе, ваше благородие, — «ваше благородие» было произнесено с непонятной интонацией, в ней и ирония, и покровительственные нотки проскакивали, но и уважение тоже присутствовало: — в шестой кабинет для начала обратиться надо. К его благородию Клюквину Аркадию Ивановичу.
Петя выразил восхищение осведомленностью будочника и пошел, куда послали. В том, что охранник на входе прекрасно знает всех работающих в Княжьем доме чиновников, он не сомневался. В таком месте абы кого не поставят. Ему по должности всех знать положено. А что вид простецкий, так Петя и сам роль отыгрывает. Хорошо знакомый ему образ, но все-таки образ.
За подсказку, в какой кабинет идти, Петя был благодарен. Даже четвертак не так жалко стало. Ибо в казенном доме на дверях никаких табличек не оказалось, и понять, кто где сидит и чем занимается, постороннему человеку было бы невозможно. Людей в коридоре также не наблюдалось, все работают на своих местах. Как-то так во все времена получалось, что чиновники от простого народа отгородиться старались. Согласитесь, положение, когда ты кого-то сам вызвал, куда приятнее, чем когда к тебе в кабинет кто-то незнакомый ломится, да еще с претензиями.
Шестая дверь от пятой и седьмой внешне ничем не отличалась. Вот двенадцатая была сделана из более дорогого материала, там какой-то начальник сидит. И даже надпись есть «Надворный советник Пупкин А.С.». То есть уже «высокоблагородие». А вот чем занимается, посетитель сам знать должен. Хорошо, что Пете пока в шестой, и имя-отчество ему будочник подсказал.
Решительно, но негромко постучав в дверь, Петя сразу же ее приоткрыл, проскользнул внутрь и прикрыл за собой. И немного растерялся, так как столов в комнате оказалось несколько, и сейчас на него поднялось сразу три пары одинаково строгих глаз. Почти одинаково. Один взгляд скользнул по знаку и в нем легкая насмешка отразилась.
— Я к его благородию Клюквину, — слегка поклонился Петя, повернувшись к обладателю именно этого взгляда: — Это вы?
— Почему не в приемный час? Не помню, чтобы я вам назначал, — сказано было с сарказмом, но продолжить «выйдете немедленно!» Петя ему не дал.
— Назначали, ваше благородие. Мне его высокоблагородие господин опричник Трифонов велел, как в Путивль приеду, сразу вам доложиться. Что я и делаю.
Говорил, вроде, вежливо и даже робко, но с напором. Сложное сочетание, но у Пети получилось. Похоже, удачно, так как чиновник сразу же с ответом не нашелся.
— Господин Трифонов говорил, что в этом году из Путивля в Академию магии я уже пятый кадет. Если он больше никого в Жатске, Лугах или Стерне не найдет. А мне до вас доехать самому поручил. А дальше, сказал, что вы, Аркадий Иванович, все сами сделаете. И на довольствие поставите, и подъемные с прогонными выдадите, и в Академию отправите…
По мере перечисления списка дел лицо чиновника делалось все более мрачным:
— Вот ты понимаешь, что ко мне в неурочное время пришел, а сам столько дел перечислил? Я теперь по-твоему все бросить должен и тобой заниматься? А я здесь, ты думаешь, груши околачиваю?
— Никак нет, ваше благородие, как бы я такое подумать мог? — Раскаянья в голосе у Пети не было ни на грош: — Но и вы меня поймите. Один, в незнакомом городе, в дороге совершенно поиздержался. А мне что-то есть и где-то ночевать надо, не говоря о том, что в Академии занятия скоро начинаются, а я еще здесь, а не там.
— Вот зачастил! — Чиновник явно принял какое-то решение и оживился: — Ты понимаешь, что занятого человека отвлекаешь, и я тебе одолжение делаю?
Взгляд у господина Клюквина стал строгим, но снисходительным, а вот его соседи по кабинету как-то нехорошо заулыбались. Плотоядно, что ли? Петя невольно поежился.
— Как не понять, ваше благородие. Как есть — благодетель.
