В обители воцарилось уныние.
Тот, кто вкусил от плода прозрения, будет жаждать вкусить от него снова и снова. Да, ради помощи людям. Ради предотвращения бед. Но в глубине души сестры знали: прозрение нужно им ради него самого. Ради неповторимых ощущений, которые оно дарит сивилле — в отличие от припадков, даже обузданных. Если бы сестрам сказали, что похожие чувства испытывает человек, пристрастившийся к маковой настойке, они бы возмутились. Что общего между низменным пороком — и божественным даром?
Абсолютно ничего общего!
Потянулась бесконечная череда дней, похожих один на другой, как кочки в болоте. Утренний обход. Миазмы тел, пота и гноя. Перевязки, примочки. Вынос отхожих горшков и ведер. Приготовление снадобий. Скудная трапеза в угрюмом молчании. Компрессы, кровопускания. И вот однажды…
— Там! Там такое чудо!
Катрина, запыхавшись, ворвалась в обитель. Глаза ее сияли восторгом. Спустя семь месяцев после злополучного обвала Катрина наконец отважилась войти в грот, открывшийся на другой стороне ущелья.
— Чудо!
Запасшись факелами, семеро из дюжины сивилл отправились смотреть на чудо. Идти хотели все, но пятерым сестрам по жребию пришлось остаться в обители. Янтарный грот расцвел мириадами бликов, вспыхнул, заискрился медовым золотом, встречая гостей.
— Светлая Иштар!
— Какая красота!
— Смотрите! Рисунки…
Рисунки были нанесены на стену пещеры. Их выдавили в янтаре, как оттиски или клейма. Холмы с глазами, различной формы, большие и маленькие — все они, тем не менее, имели между собой нечто общее. Кроме холмов-одноглазов, изображались и другие твари — странные, умилительные и жуткие. Лапы, щупальца, крылья; клешни, руки и копыта. Твари летали, бегали, ползали, плавали. Встречались и фигурки людей, но они терялись меж прочих изображений. Старшая сестра Корделия поднесла факел ближе, коснулась рукой стены. Рисунок засветился, и это не был отблеск факела! Послышался тихий гул, стена завибрировала. Старшая сестра в страхе отдернула руку. Гул затих; погас и рисунок.
— Что это было?!
— Не знаю. Я ощутила тепло. И легкое покалывание.
— Это древняя магия!
— Осторожно, сестры! — Корделия быстро пришла в себя. — Мало ли, какие чары здесь скрыты?
Грот вел в недра горы. Гладкий пол отражал огни факелов. Женщины углубились шагов на сто, когда шедшая впереди Катрина остановилась:
— Тут еще знаки…
Не дожидаясь остальных, она шагнула ближе. Огонь высветил янтарное панно, испещренное рядами символов. Эльза взглянула на них краем глаза, и у нее помутилось в голове. Она чудом удержалась на ногах. С остальными сестрами происходило то же самое.
— Не смотрите! Отвернитесь! — закричала старшая сестра.
Катрину вынесли на руках. Всю дорогу до обители несчастная была без сознания, и очнулась лишь на следующий день. Поначалу Катрина никого не узнавала, безумно таращилась по сторонам и лепетала невнятицу. Вскоре она начала оживать. О случившемся в пещере молчала, хоть режь ее ножом. Едва открывала рот, как бедняжку прошибал ледяной пот. Распросы прекратили. Старшая сестра Корделия отправилась в город, желая сообщить о находке королевскому магу Амброзу. Известие маг воспринял со всей серьезностью, и немедленно отправился в грот в сопровождении Корделии. Эльзу не взяли, хотя она очень просилась — и девушка тайком увязалась следом. Скорее всего, ее заметили, но гнать не стали.
Маг и старшая сестра остановились у панно.
— Это магия? — донеслось до Эльзы.
— В некотором смысле, — туманно ответил Амброз. — Это письмена Ушедших. На них нельзя смотреть. И вообще, если рассудок и жизнь дороги вам, держитесь подальше…
Он осекся и закашлялся.
— Уходим, — заключил маг, прочистив горло. — Больше мне тут делать нечего.
На обратном пути Амброз осмотрел Катрину.
— Ей повезло. За месяц оправится, — обнадежил он.
* * *
Катрина полностью оправилась, как и обещал маг. Казалось бы, теперь ее в Янтарный грот и женихом не заманишь. Каково же было изумление Эльзы, когда Катрина, прихватив факел, не таясь направилась в сторону пещеры. Изумилась не только Эльза. Старшая сестра Корделия загородила дорогу:
— Далеко собралась?
— В грот.
— Зачем?
— Помните, вы учили нас слушать ветер?
Корделия заколебалась. И шагнула в сторону, уступая Катрине. Та вернулась в обитель под утро. Живая и здоровая, но чрезвычайно задумчивая. Отмалчивалась, глухая к вопросам сестер. Теперь каждые два-три дня она уходила на ночь в Янтарный грот. А вскоре потребовала, чтобы в грот доставили больного мальчика по имени Марк. У Марка почернели ступни обеих ног, и омертвение распространялось выше. Сестры смотрели на Катрину с удивлением. Чем поможет Марку янтарь пещеры? Но Катрина была настойчива, как никогда. В конце концов старшая сестра сдалась.
Марку, решила Корделия, уже вряд ли что-то повредит.
* * *
Угли, рдеющие в жаровне, света давали мало. Багровые отблески в глубинах янтаря походили на глаза хищных тварей. Против обыкновения, отражения не дробились. Из каждой стены, и с потолка тоже, за женщинами наблюдало по одному горящему глазу. Марка уложили на гладкий пол. Катрина велела сестрам сесть поодаль и не мешать. Ее послушались без возражений — такая уверенная сила звучала в голосе молодой сивиллы. Сама Катрина без суеты, едва ли не торжественно опустилась в позу для сосредоточения. Вскоре руки ее пришли в движение. На жаровню упали сушеные листья лавра. Вспыхнули, окутавшись терпким дымом. За лавром последовали соцветия спиреи, корешки дудника, порошок мускатного ореха… Создавалось впечатление, что Катрина бросает на угли первые попавшиеся травы, находя их в сумке на ощупь и наугад. Но сивиллы чуяли: сестра знает, что делает.
— Марк станет знаменитым мастером! — заявила Катрина, вставая. — Надо отрезать ему ноги на два пальца ниже колен. Посылайте в город за лекарем! Через три дня мы снова принесем Марка сюда.
К вечеру Марк стал безногим калекой.
Второй поход в грот прошел буднично. Жаровню Катрина разжигать не стала. Марка опять уложили на пол, и сивилла уселась рядом. Спустя час Марка отнесли обратно в госпиталь. Поправлялся он на удивление быстро. Когда Марк уже сидел на кровати, Катрина где-то раздобыла инструменты резчика и всучила их калеке, вместе с дюжиной ясеневых чурбачков.
— Давай! — велела она.
Поначалу из-под резца вышла полная ерунда. Но в скором времени чурбачки начали превращаться в людей и животных. Статуэтки были украшены дивными узорами, местами столь тонкими, что не сразу и разглядишь. Марк попросил принести ему медной проволоки — дерево надоело безногому — и продолжил работу. К концу месяца Катрина привела в госпиталь ювелира Йохана Ларнета, хорошо известного в Тер-Тесете. Взглянув на труды мальчика, Йохан стал наведываться в госпиталь каждый день. Приносил инструменты и заготовки, подолгу сидел с Марком, объясняя и показывая; молча наблюдал, как калека работает с металлом или полирует самоцветы. Когда Марк окончательно выздоровел, ювелир приехал на повозке и забрал его с собой.
— Волшебные пальцы! — сказал Йохан, обычно скупой на похвалу. — И глаз острее моего. За такого помощника никаких денег не жалко…
Марк был первым. За ним последовали другие. Предвидя вопросы сестер, Катрина пообещала научить сивилл прозревать условия размена, и слово сдержала. Жизнь вновь обрела смысл.
6.
…костер догорел. Лишь горсть угольков просвечивала сквозь сизый пепел. Пригревшись под теплым одеялом, Эльза соскальзывала в сон. Воспоминания сидели рядом, вздыхая. Отобрав у сивилл священный дым, насмешница-судьба подарила им взамен Янтарный грот. Что сестры потеряли? Что приобрели? Эльзе не довелось вдохнуть священного дыма, ей не с чем было сравнивать. Она знала лишь грезы янтаря, определяющие размен. В каком-то смысле сивиллы продолжали видеть будущее: будущее людей, пожелавших стать изменниками. В обитель потянулись здоровые горожане, умоляя даровать им силу, ловкость, верный глаз или плодоносное чрево. Разумеется, за достойное вознаграждение. То, что кроме денег, заказчикам — вернее, их детям, потому что грот не менял взрослых — придется расстаться с куском собственной плоти, никого не смущало. «Овчинка стоит выделки!» — полагали они, и были по-своему правы.
