судя по укороченной алебарде и значку-павлинчику, офицер, пытается отплатить Рейнхарду и, хитрец эдакий, метит в ноги. Но на то ж у нас и Ульрих за правым плечом – одна алебарда сбивает другую вниз и тут же обратным ударом сносит гайифцу, считай, полбашки. Бой продолжается.
Рейнхард, Ульрих и Отто, выстроившись маленьким клином, прорубались сквозь сине-зеленые шеренги упорно и неотвратимо. Полуторник Рейнхарда без устали обрушивал удар за ударом на всех, кто имел несчастие заступить полковнику путь. Защиты оружием сносились, как хижина на склоне каким-нибудь оползнем, неудачники валились с разрубленными шеями и отсеченными руками, их соседи, боясь остаться без поддержки, отступали, но еще не бежали.
После того, как бергеры, разметав завесу из пик, сошлись с имперцами в ближнем бою, те слабины все же не дали. Где могли – пускали в ход алебарды, бились шпагами и тесаками, кто-то и кинжалом пытался отмахиваться. Только в мясорубке, где строй то и дело ломается, а ряды бойцов перемешиваются, слишком многое зависит от силы и опыта каждого. С этим у «лосей» фок Варзов дело обстояло не в пример лучше, и сине-зеленые постепенно подавались назад, несмотря на численное преимущество, которое всё еще сохранялось за ними. Рейнхард даже не видел, чувствовал: еще немного, десятка два шагов, полсотни трупов – и вражеская баталия, исчерпав свой запас прочности, начнет рассыпаться, как сухой песок. Кончится, испарится боевой дух, благодаря которому «павлины» пока держатся как единое целое, и всё. Каждый будет думать только о своем спасении, а оно в бегстве, и побежит. Побегут… Но для этого надо еще немного постараться.
– Агмар-ррен!
Отто спотыкается о какой-то обрубок, но не падает, выравнивается. Секундная задержка, идем дальше.
Здоровенный павлинище, такому бы в первой шеренге встать, а он в середке болтается, пробует достать издали, руки-то длинные… Были. А этот, в измятом шлеме, таки исхитряется ткнуть, но доспех выдерживает, а второму тычку уже не бывать.
Впереди, совсем близко, золотится чужое знамя. Наземь тряпку! Не забыть бы потом подобрать, трофеи – вещь полезная.
И опять взмах, подшаг, удар… Ну наконец-то! За спинами всё еще дерущихся возникает пустота – вояки из задних рядов, уверившись в неминуемом поражении, ударяются в бегство. Лишившись поддержки, больше не подпираемые сзади, сдают и те, кто еще мгновение назад стойко сражался. Благо бежать теперь никто не мешает, дорогу не загораживает, несли бы ноги.
Паника – штука заразная: стоило начаться в одном месте, и вот стройные прямоугольники уже и соседних баталий один за другим превращаются в беспорядочные толпы, которые прямо на глазах рассыпаются в разные стороны. В заполошных, понятных без всякого перевода криках слышатся и страх, и злость, и отчаяние. Считай, здесь готово, если командиры разбежавшихся и соберут, то нескоро. Можно поднять забрало, оглядеться, перевести дух и созвать своих. Людей у Каракиса еще много, этих разогнали, так чего доброго, новые ударят.
– Отто, сбор!
Своим рогом Отто гордился не меньше, чем своей алебардой. Пожалуй, даже больше: умеющих должным образом трубить меньше, чем рубак. Возвестивший о передышке сигнал тут же подхватили остальные рога – так подхватывают первый утренний крик соседские петухи. Хрипловатая, словно бы усталая перекличка еще не смолкла, когда в нее ворвался резкий переливчатый свист.
Человек десять легкоконных вынырнули откуда-то сбоку и теперь открыто, без спешки, легкой рысью шли к бергерским знаменам. Против солнца мало что разглядишь, но враги так не посмеют. К тому же, и сторона не та, да и силуэты коней – на таких морисках либо высшая знать ездить может, денег совсем не считающая, либо…
– Наши, – почти торжественно возвестил фок Варзов. – Кэналлийцы. Вчера подошли.
Поравнявшись со знаменами, гости придержали лошадей, и ехавший первым спешился, сверкнув надраенной кирасой. Ну наконец-то прояснится хоть что-то!
Бой, пусть и притихший, к лишним церемониям не располагает, Рейнхард поправил шлем и поднял руку, приказывая своим парням расступиться. Кэналлиец, судя по черной с серебром фибуле, младший офицер, мешкать тоже не стал.
– Теньент Лиопес, – представился он, тронув эфес. – Имею ли я честь говорить с полковником фок Варзов?
– Да, это я.
– Не могу не поздравить вас с красивым боем.
– Спасибо за добрые слова, – Рейнхард с чувством выполненного долга покосился на валявшиеся трупы, – нам и самим понравилось… Вы меня искали. Зачем?
– У меня был приказ – найти пропавших, ведь вы пропали. Теперь я должен доложить об этом рэю Ал… генералу Алва.
Пропали и правильно сделали: не на месте же было топтаться, пока Савиньяк пер на рожон.
– Приказ для нас есть?
– Его не могло быть, – кажется, кэналлиец удивился, хотя кто этих черноглазых разберет… – Никто не знал, где вы, куда и зачем ушли. Рэй Алонсо передает одно – сражайтесь, где стоите, и делайте то, что кажется правильным. Мы желаем вам удачи и возвращаемся. Если хотите что-то передать, мы передадим.
– Что вообще творится, знаете?
– Мы успели увидеть, что пехота бьется по всей гряде. Было и по-прежнему есть тяжело, но могло стать скверно. Не стало. Мы должны спешить.
– Хорошо, – сейчас объяснять про утренний приказ не время и не место. – Передайте генералу Алва, что мы продолжаем поддерживать конницу Савиньяка. Отступать и выходить из боя не намерены.
3
Ощущение близкой удачи даже не бодрило – дарило крылья. Осенние травы с сухим шелестом ложились под копыта, а рядом во весь опор неслась смешная перекошенная тень – за Лирио мог угнаться лишь Лирио. Эскорт ожидаемо отставал, пусть и не слишком: свитских Алонсо подбирал по себе.
По золотистому склону небольшая кавалькада взлетела, словно сама была ветром, но дальше начиналось, вернее, продолжалось дело. Пока оно не завершится, кэналлиец кэналлийцу не скажет ни единого лишнего слова, будь тот хоть четырежды родичем, а бергер не снимет заляпанный кровью доспех. Варвар всегда останется варваром, как кошка останется кошкой, и неважно, черный лев она или горная рысь.
Лирио желал скакать дальше, но послушно встал, где велено, недовольно мотнув серебряной с вороными прядями гривой. Алонсо ограничился тем, что поправил берет, который пора было менять на шлем. Начнись битва, как задумывалось, эгуэстрос давно бы рубились с гайифцами, и наследник соберано дрался бы в первых рядах, но стол опрокинулся и карты пришлось сдавать заново. Кажется, это удалось: поспешный отход талигойцев сподвиг Каракиса на пусть и осторожное, но все же наступление. Имперская пехота перешла ручей, доползла где до середины склона, а где и повыше, после чего нарвалась на сюрприз. Якобы в беспорядке отступавший противник слаженно перевалил через гряду и обрушился на гайифцев сверху, а те от неожиданности бой приняли.
Сейчас схватка кипела по всей линии холмов. «Павлинов» старательно теснили вниз, и те пятились, оставляя на склонах своих и чужих мертвецов, но ни сдаваться, ни бежать
