раздобыл для неё благодаря принцессе Гвендолин, однако тогда она всё равно чувствовала себя неуютно. Она была самой обычной землянкой с едва проснувшимся даром к магии, и её со всех сторон окружали сигридцы. Феи, эльфы и великаны – даже люди и присутствие Стефана с трудом помогало ей.
– Так и будешь молчать? – резко спросила она, всё ещё смотря перед собой.
«Прости, что я всё испортил, – едва не выпалил он, но вовремя прикусил язык. – Прости, прости, прости». Кое-как вернув себе самообладание, он протянул:
– Мне развлечь тебя фейской поэзией?
– Предпочитаю эльфийские баллады, – парировала Марселин, даже не моргнув.
– На языке оригинала или в переводе?
– На ребнезарском.
Стефан не смог определить, были ли её слова провокацией. Ребнезарский и впрямь считался красивым языком, но маг не был уверен, что девушка выбрала его из-за этого – так же, как и не был уверен, что таким образом она попыталась задеть его. Лёд редко трескался, и Стефан элементарно не привык к подобному – он не знал, чего ожидать от Марселин. Было бы привычней, если бы она прямо сейчас пыталась незаметно наложить на него губительные чары.
– Итак, – кашлянув, продолжил он, – какую именно ты хочешь услышать?
Марселин посмотрела на него, как на умалишённого, и прыснула от смеха. Стефан совсем растерялся.
Уж лучше бы он вообще не отвечал на это дурацкое приглашение.
– Я пошутила, – растягивая слова, пояснила Марселин. – Фейский праздник так плохо на тебя действует, что ты уже не понимаешь шуток?
– Ты знаешь, почему я осторожен, – тихо напомнил он. Марселин мгновенно посерьёзнела, быстро изучила его лицо и вновь повернулась к толпе.
Несмотря на то, что он отмахивался, говоря, что не знает, сколько раз Марселин пыталась навредить ему, он вёл счёт, делил эти попытки по способам и количеству времени, через которое девушка бежала всё исправлять. Она никогда не доводила дело даже до половины, и Стефан не понимал, почему. Он убедил себя, что она ненавидит его, и считал её действиями вполне логичными. Марселин же, заявлявшая то же самое, всегда вовремя выбивала чашку с ядом из его рук, не позволяла ему притронуться к той или иной вещи или уводила куда-нибудь, где было намного безопаснее. Она всегда делала это, никогда себе не изменяя, и всё равно Стефан научился быть осторожным.
– Я слышала, что смесь эльфийского напитка, который изготавливают из фруктов мерцающих садов, и фейского вина может вырубить на неделю. Хочешь, чтобы я это проверила?
– Я даже не помню, когда я в последний раз нормально спал, – подхватил он. – Может, это сработает. Попытайся, если так сильно хочешь.
Гилберт кружил вокруг Пайпер и Ровены, и последняя широко улыбалась на каждое его слово. Энцелад и Диона изредка переглядывались, а застывший между ними Эйс отчаянно пытался понять, что происходит. Шерая была неподалёку, разговаривала с Беро, но при этом косила глаза на своего короля. Тот был сама учтивость и доброжелательность, и Стефан удивлялся, как у него это получается.
Гилберт не хотел быть на этом балу, и маг знал это. Но игра была такой хорошей, что Стефан всё равно верил в неё и задавался вопросом: почему Гилберт может так хорошо притворяться, а он – нет? Почему он не может притвориться, что он рад быть здесь, что он не чувствует тревогу? Почему он не может скрыть, что его, как и каждый день в течение более двухсот лет, завораживает Марселин и всё, что она говорит?
– Я хотела остаться в особняке вместе с Соней, – непринуждённо произнесла она, разгладив ничуть не помявшуюся юбку платья. – Она настояла на том, чтобы я была здесь. Мол, лучше не игнорировать приглашение от самой королевы. Но я не уверена, что поступила правильно. Они с Китом могли уже разнести половину дома.
– Ставлю на три четверти, – в том же тоне ответил ей Стефан. – И если это так, что мы наслаждаемся последними беззаботными минутами.
– Беззаботность так и лезет из всех углов, – фыркнула Марселин, закатив глаза.
– Здесь хотя бы, если ты сделаешь что-то странное, это будет казаться нормальным.
Тайрес сам по себе был достаточно странным, чтобы его обитателей не волновали странности других. Пожалуй, это было одним из немногих плюсов, которое мог выделить Стефан.
Однако они стояли в стороне слишком долго, и вскоре это может привлечь внимание. Феи ценили подвижность и резвость, а не подражание каменным статуям. Стефан ещё мог бы как-то отвертеться, сказав, что они обсуждали важные магические дела, но слишком многие знали, что они оба работают с Гилбертом и часто контактируют. Вариантов было слишком мало, и Стефан совсем не знал, что делать, когда Марселин неожиданно повторила:
– Ты так и будешь молчать?
Кажется, они это уже проходили.
– И что я должен сказать? – спокойно поинтересовался он, надеясь, что собеседница не решит ещё раз пошутить над ним с помощью эльфийских баллад.
Он почувствовал, как магия внутри Марселин всколыхнулось. Так бывало, когда она готовилась ставить барьер, открывать портал или нападать на противника. Но то же самое происходило, когда она сильно нервничала. К удивлению Стефана, краем глаза он заметил, что Марселин покраснела – её кожа была всего на тон темнее его, и это сильно бросалось в глаза.
– Я была абсолютно уверена, что ты попытаешься пригласить меня на танец.
«Великий Лайне…»
У него ведь действительно была такая мысль, но он вовремя отбросил её. Марселин не понравилось бы, если бы он проявлял знаки внимания прямо здесь. Она бы растерзала его прежде, чем он успел бы что-нибудь сказать. На его комплимент об её платье она ответила улыбкой, но Стефан решил не рисковать лишний раз.
– А я был уверен, что ты мне помешаешь.
Марселин вновь усмехнулась, но при этом как-то нервно передёрнула плечами.
– Ты сам сказал, что всё странное здесь становится нормальным.
Его угольно-чёрный жилет вдруг показался слишком тесным.
– Ты намекаешь мне на то, чтобы я пригласил тебя на танец?
Марселин посмотрела на него так, словно всерьёз обдумывала эту возможность, но при этом на её губах застыла нервная улыбка. Наконец она кивнула, и Стефан почувствовал, как его сердце ухнуло вниз.
«Великий Лайне…» – повторил он с мольбой. Он старался не вспоминать о том, что Лайне никогда не сможет его услышать, – всё равно это было лучше, чем молиться богам, до которых они никак не могли достучаться.
Стефан волновался, и он даже не пытался этого скрыть. Только идиот не знает, что у него особое отношение к Марселин, однако сейчас он ощутил странную потребность скрыть это. Ему хотелось стать нормальной версией себя, а не той, что отчаянно цеплялась за прошлое.
Ему пришлось кашлянуть, чтобы избавиться от застрявших в горле ненужных слов, после чего он наклонился к ней, чтобы посмотреть прямо в глаза, и спросил:
– Марселин из семьи Гарсиа, я
