времени здесь.
Королева была достаточно сильной, чтобы ограничить дворец барьером, не пропускавшим настоящего света и воспроизводившего то время суток, какое хотела она сама. Сейчас за окнами и арками, между садами и шпилями башен по фиолетовому небу мерно плыли оранжево-розовые облака, а звёзды немного померкли, но Гилберт не знал, почему. Настроение королевы было переменчивым, и редко кто, даже её старший наследник Нокс, мог угадать, что означало то или иное действие и к чему могло привести то или иное решение.
– У нас есть причины, чтобы уйти так рано, – тихо проговорил Гилберт, подходя ближе. Он ни в коем случае не боялся Пайпер, но, прошмыгни здесь кто-нибудь из прислуги, нежелательные слухи могут появиться ещё до рассвета, и они навредят репутации не только Гилберта, но и Пайпер. – Фройтер говорил, что нам лучше вернуться в особняк до рассвета.
Он едва не ляпнул «домой», но в последнюю секунду исправился, даже не выдав своей ошибки. Для Пайпер домом было место, где жили её родители и старший брат, или же дом дяди Джона, но точно не особняк Гилберта. Даже для него самого особняк не был настоящим домом, хотя зимой чрезвычайно сильно напоминал Ребнезар.
– Почему? – только и спросила Пайпер, поднимая на него глаза.
– Я не знаю. Фройтер не объяснил. Он никогда не объясняет. И никогда не ошибается.
Пайпер нахмурилась и недоверчиво оглядела его лицо. Гилберт очень надеялся, что с щеки стёр почти всю серебряную краску, которую ради смеха ему намазала какая-то проскочившая мимо фея, едва только он закончил танцевать с Ровеной.
Пайпер с наглой улыбкой, которой Гилберт совсем от неё не ожидал, постучала себе по скуле.
– У тебя что-то на лице, – в контраст улыбке её голос был ровным и даже холодным.
Гилберт тихо чертыхнулся и принялся оттирать щёку с большим усердием. Спустя всего десяток секунд рукав тёмно-синего пиджака впитал в себя так много серебряной краски, что в сочетании с нитями того же оттенка, что были вплетены в ткань, почти полностью изменил цвет. Гилберт опять чертыхнулся, уже представляя, как королева обратит на это внимание, а ему придётся придумывать историю менее позорную, чем про короля, который элементарно растерялся на несколько мгновений.
– Это правда? – вдруг спросила Пайпер, складывая руки на коленях и притягивая их к себе. Её сиреневое платье заструилось вокруг её ног и растеклось по каменному подоконнику, и Гилберт надеялся, что здесь совсем не осталось пыли – Марселин с ума сойдёт, если с платьем сальватора что-то случится.
– Что именно?
– Что Фройтер не ошибается.
Воздух на доли секунды покинул лёгкие.
– Правда. Обычно я разгадываю его послания позже, уже после событий, что он видел. Редко, но он говорит, как будет лучше, и я ему верю.
– Почему?
Ну не рассказывать же ей абсолютно всё историю семьи Лайне. Пайпер вовсе не обязательно знать, что Фройтер был буквально выдернут из лап неволи и смерти старшим братом Гилберта и его младшей сестрой, для которой та поездка в другую страну стала первой достаточно важной.
– Фройтер когда-то служил моей семье, – кратко пояснил Гилберт, ненавязчивым движением, в котором, однако, пряталась вся его скованность, отряхивая рукав от серебристой краски. – Он видел несколько не слишком важных событий, которые сбылись, но не сумел предугадать то, что стало настоящей трагедией. После этого он ушёл и стал путешествовать, а незадолго до Вторжения остался в этом мире. Но всегда помогал мне, если я обращался к нему.
Пайпер в ужасе округлила глаза, но промолчала, только для чего-то кивнула, будто призывая Гилберта к продолжению. Он не хотел этого, желал утопить воспоминания, напоминавшие потревоженную рану, и не возвращаться к ним хотя бы до нужного срока. Взгляд Пайпер хоть и не был настойчивым, но всё же привлекал. Однако Гилберт был сильнее.
– Не подумай ничего дурного, – растянув губы в улыбке, сказал он. – Лишь Фасанвест решает, кто и какую судьбу увидит в глазах живых, и только. Фройтеру можно верить, и это главное.
Вот только вряд ли Пайпер была того же мнения. Он для неё был такой же призрачной фигурой, пусть даже уже представленной, как для Гилберта – её старший брат Лео. Он только слышал о старшем ребёнке четы Сандерсонов, какое-то время получал отчёты от искателей и рыцарей, что издалека наблюдали за ним, когда они предполагали, что в нём может проснуться кровь первых, но потом интерес Гилберта пошёл на спад. Пайпер следовало уделить внимание магу, что по одному взгляду в чужие глаза способен прочитать судьбу, больше внимания, но Гилберт не мог просто сказать ей об этом. Он ей даже не наставник, а фигура чуть менее призрачная, чем сам Фройтер.
– А королева не взбесится? – шёпотом уточнила Пайпер, едва шевеля губами. У стен в этом коридоре не было ушей, Гилберт знал, но осторожность никогда не бывает лишней.
– Нет, – покачала головой он. – Мы предупредим её и всё объясним. Даже королева понимает, что увиденное детьми Фасанвест лучше не игнорировать.
Пайпер просияла мгновенно: соскочила с подоконника и, даже не отряхивая платья, направилась к концу коридора, что вёл в шумный зал. Остановившись буквально через три метра, она повернулась к Гилберт и недовольно уточнила:
– Ты идёшь?
– Прямо сейчас? – испуганно пролепетал он.
– Будем тянуть до рассвета? Хотя, наверное, это он и есть, – задумчиво добавила она, оглянувшись на небо, что виднелось в арочном проёме. – Или нет. В общем, идёшь?
– Иду, – смиренно согласился Гилберт. Сальватор не имела той власти над ним, что её авторитет раньше, когда её даже не существовало в его жизни, но было трудно противопоставить этой настойчивости хоть что-то.
Гилберт никогда не расценивал подобные мероприятия с точки зрения «нравится» или «не нравится». Вне зависимости от того, что он думал, он был обязан в лучшем свете представить себя и тех, кто служил ему или просил его защиты. Он всегда без колебаний общался с членами коалиции, отвечал на порой бестактные вопросы любопытных фей и интересовался, если это было нужно, у охотников эльфов, удалось ли им завершить начатое дело. Гилберта не интересовали ни танцы, ни музыка, ни обсуждения нарядов всех и каждого. Он танцевал с кем-то, потому что того требовал этикет, а сегодня – потому что королева была крайне рада видеть, что он уделяет внимание новой наследнице Сердца, а Шерая вообще обещала ему такое наказание за необдуманное использование рокота. Сегодня он не испытывал неимоверной усталости, что всегда прятал за учтивой улыбкой, но и не наслаждался вечером по-настоящему. Ему, как и всегда, было слегка тревожно, но Гилберт не мог найти ни одной достойной причины для тревоги.
Вернее сказать, причины были всегда, но они уже стали частью обыденности Гилберта, и воспринимать их как что-то сверхъестественное и
