Ознакомительная версия.
На ум пришло одно-единственное слово: «денди».
Но все это я отметил уже после того, как санитары придвинули каталку к дальней стене и покинули кабинет. В первую очередь мое внимание привлекло единственное окно кабинета, которое было забрано решеткой, как заведено в тюремных больницах. Это дало определенную пищу для размышлений, но с выводами я решил не спешить по той простой причине, что в остальном ничего необычного в обстановке не заметил: стол, шкаф, секретер. На стене – портрет ее величества императрицы Виктории с траурной лентой в уголке.
Так сразу и не понять, частная это клиника или государственная лечебница.
А профессор тем временем снял трубку телефонного аппарата и попросил:
– Доктор Эргант, зайдите ко мне. Да, это по нашему новому пациенту.
Вернув трубку на рычажки, он подошел к каталке и не сумел удержаться от брезгливой гримасы. Пахло от меня и в самом деле не лучшим образом, но никакого смущения по этому поводу я не испытал и сразу взял быка за рога:
– Где я нахожусь?
– В больнице, – спокойно ответил профессор Берлигер и улыбнулся. – Разве это не очевидно?
– В какой именно больнице я нахожусь?
– Ответьте лучше, как вы себя чувствуете? – перебил меня хозяин кабинета. – Боль или головокружение ощущаете?
– Ощущаю, – подтвердил я, поскольку самочувствие и в самом деле оставляло желать лучшего. Мысли путались, никак не удавалось сосредоточиться на чем-то одном, душу подтачивал изматывающий страх.
– Сухость во рту? Дать вам воды?
Меньше всего мне хотелось принимать подобные подачки, но пришлось наступить на горло собственной гордости.
– Дайте.
Профессор наполнил из графина стакан, напоил меня и поинтересовался:
– Чувствуете свое тело ниже ключиц?
– Не важно! – оскалился я, приподнял голову с каталки и потребовал: – Мне нужно поговорить с поверенным!
Берлигер убрал пустой стакан на подоконник и развел руками.
– Боюсь, не могу позволить вам этого сделать.
– Что значит – не можете? – опешил я.
– Общение пациентов с внешним миром запрещено правилами заведения.
– К дьяволу ваши правила! Позвоните моему поверенному немедленно!
– И не подумаю.
– Вы не имеете права удерживать меня помимо моей воли!
– А вот тут вы заблуждаетесь! – ответил профессор, взял со стола какой-то листок с синей гербовой печатью и поднес его к моему лицу. – Вердиктом судьи округа Кулон вы направлены на принудительное лечение в связи с острым расстройством критического мышления, представляющим опасность для окружающих.
Строчки перед глазами плясали и расплывались, и я лишь выдохнул:
– Что за ерунда?!
– Цитирую: «находясь в бессознательном состоянии, пациент высказывал угрозы и оскорбления в адрес ее императорского величества, перемежая их экстремистскими заявлениями религиозного характера».
– Нет! – рыкнул я. – Все было совсем не так! Я помню вас, вы заплатили, чтобы забрать меня сюда!
– На фоне ранения у вас развилось параноидальное расстройство психики.
– Дайте мне позвонить поверенному!
– Вы пробудете в нашей клинике до полного исцеления.
– Слушай, ты! – оскалился я. – Если не дашь позвонить, я тебя убью!
Профессор посмотрел на меня с неприкрытым презрением.
– Угрозы вам не помогут.
– Вовсе нет, – улыбнулся я, и по лопнувшей губе вновь заструилась кровь. – Это никакая не угроза.
– Что же это тогда?
– Обещание, профессор. Простое обещание.
Я потянул за краешек всколыхнувшегося в душе Берлигера страха, но в моей крови было слишком много морфия, и сосредоточиться на фобиях профессора не получилось. Головокружение сменилось острой головной болью, пришлось закусить губу и зажмуриться.
– Ваше заявление будет занесено в историю болезни, – пообещал Берлигер, и в этот момент в кабинет без стука вошел врач, который уже осматривал меня прежде.
– Вколите пациенту успокоительное, – распорядился профессор.
Доктор Эргант не стал интересоваться причиной такого решения, выставил на стол кожаный саквояж, приладил на стеклянный шприц новую иглу и наполнил его раствором морфия.
– Перестаньте! – потребовал я, но без толку. – Перестаньте немедленно!
Врач сделал инъекцию и повернулся к хозяину кабинета.
– Что-то еще, профессор? – спросил он.
– Полагаете, пациент готов к процедурам?
– Удивительно сильный организм, – ушел от прямого ответа доктор Эргант. – Раны заживают чрезвычайно быстро. В этом нет ничего сверхъестественного, но сталкиваюсь со столь мощной регенерацией впервые.
– Да или нет? – поставил профессор вопрос ребром.
– О, простите! – смутился врач. – Я отвлекся. Да. Без всякого сомнения – да. Можно начинать.
Я должен был спросить, что именно можно начинать. Я просто обязан был это сделать, но не смог.
Морфий в один миг разошелся по крови, стены кабинета исчезли, потолок выгнулся и превратился в купол серого из-за дымной пелены небосвода. Кругом, насколько хватало взгляда, простиралась выжженная, спекшаяся и покрытая пеплом земля. Кое-где продолжали плеваться огнем лужицы горящей жижи. Стоял удушливый запах серы, но дышалось при этом на удивление легко, жар совсем не ощущался, а глаза не слезились из-за едкого дыма.
Но все было еще впереди: я просто еще не провалился в видение до конца; откуда-то издалека продолжали доноситься голоса врачей, а через серое марево все так же просвечивал светлый прямоугольник окна.
– Ты и в самом деле убил его?
Я резко обернулся и вскинул руку, прикрывая от нестерпимого сияния глаза. Возникший за спиной силуэт человека был ослепительно-белым, словно его прорезали в сновидении напрямую в сердце солнца.
– Так ты убил его? – Странный голос, казалось, прозвучал в самой моей голове.
– Кого именно? – ответил я вопросом на вопрос. – Я много кого убил…
Доза морфия и нереальность происходящего развязали язык, ну да и что с того? Ни один суд не примет сказанные в подобной ситуации слова в расчет.
В подобной ситуации? Я только сейчас осознал, что стою полностью обнаженным посреди сожженной огненным дождем степи, босые ступни сминают рыхлый горячий пепел, а мне ничуть не жарко. И даже сияние странного собеседника перестало резать глаза.
Это был мой сон, и мне было в нем хорошо.
Дьявол! Здесь тело вновь повиновалось мне, как и прежде!
Ну почему морфий не решает всех проблем в реальной жизни?!
– Убил многих? – Силуэт человека едва заметно задрожал. – И скольких из них ты задушил? У многих ли при этом были связаны руки?
– Ты что, моя совесть? – оскалился я и немедленно схлопотал пощечину.
В следующий миг последовал новый удар, а потом наркотическое видение разлетелось на куски, и я вновь оказался в кабинете профессора.
Ознакомительная версия.
