У тунеядцев было приподнятое настроение. Утром была торжественная оргия с черной икрой, французским коньяком и валютными шлюхами, а сейчас в машине находилась простая девушка "из черни", с которой можно поразвлечься как душе угодно. Это ‑ не то, что проститутки. Это ‑ "клубничка" более высокого порядка...
"Новые хозяева жизни" внесли Надю в подвал. Он представлял собой оборудованную "по последнему слову техники" пыточную камеру. Раздев девушку и положив ее на специально оборудованное ложе, они закрепили ее руки и ноги и сделали ей укол. Надя открыла глаза и обнаружила себя раздетой и привязанной к ложу. Извращенцы тем временем неторопливо доставали из шкафов оборудование, аккуратно раскладывали инструменты. От ужаса Надя закричала:
‑ Мамочка! Максим! Помогите!
Подонки захохотали. От возбуждения у них выпучились глаза. Ее крики только распаляли их гнусную похоть.
‑ Пожалуйста, пощадите! Пощадите! Ради всего святого!
Эйдельман приблизился к ней и провел рукой по телу.
‑ Смотрите, эта сука беременна! Вот проклятые гои! Вам, русским свиньям, что было сказано? Пятнадцать миллионов! Пятнадцать! А вы всё размножаетесь, как скот! Мы, что ли, должны сокращаться? Ну ничего! Не хотите сами сокращаться ‑ мы вам поможем! А щенка твоего мы прямо сейчас вынем из тебя и башку ему отрежем! И в рот тебе запихнем!
Надя начала шептать молитву "Отче наш", но Эйдельман в бешенстве ударил ее по лицу:
‑ Ах ты, проклятая "нохри"! Как ты смеешь в моем присутствии поминать распятого "покойника", да еще в священный шабат?!
‑ Молись не молись, детка, никто тебе тут не поможет! Ты в Барвихе настоящей столице России! Такие, как ты, тут появляются только в виде нашего лакомства! Тут многие богатые господа так развлекаются! ‑ с лицемерной грустью произнес Ароншпиц.
‑ К нам сегодня приходил зоо‑некро‑педофил, ‑ скривив рожу в дегенеративной ухмылке, подал свой отвратительный, нарочито писклявый голос Хавкин, ‑ мертвых маленьких собачек он с собою приносил... У‑ти, какая лапочка! ‑ ущипнул ее за грудь.
‑ Доктор прописал операцию, ‑ облачаясь в белый халат, спокойно провозгласил именинник...
...Только через пять невыразимо долгих часов Надя умерла...
Изуродованное почти до неузнаваемости, многократно изнасилованное, с содранной кожей и вынутыми заживо внутренностями и костями, вынесли "новые русские" тело Нади, упакованное в полиэтиленовый мешок, и запихнули в багажник. Они не были голодны ‑ ведь на глазах умиравшей в страшных муках жертвы выродки отрезали у нее мясо, тут же готовили его на микроволновке и пожирали. Все это они тщательно снимали на видеокамеру...
‑ Ну что, закопаем ее где‑нибудь? ‑ спросил Ароншпиц.
‑ Напротив, пусть валяется на видном месте! ‑ жестко возразил Гнилов. ‑ Покажем быдлу всю силу нашей власти!
Отец у Нади умер еще десять лет назад, а мать, узнав от обстоятельствах случившегося, выбросилась с девятого этажа и разбилась насмерть. Преступников все же нашли, как ни странно: по рапорту лейтенанта ГИБДД прокуратура арестовала ублюдков, но, разумеется, менее чем через час они уже были на свободе. На следующий день по устному распоряжению генерального прокурора Устинова уголовное дело в отношении Бориса Гнилова, Моисея Эйдельмана, Израиля Ароншпица и Андрея Хавкина было прекращено "за отсутствием состава преступления". В тот же день все материалы дела бесследно исчезли. Еще через день был взорван "москвич" с находившимся в нем Павлом Светловидовым, его женой и двумя дочерьми. Еще через день иномарка без номеров насмерть сбила офицера дорожно‑патрульной службы, а еще через два дня и в мою семью пришла новая страшная трагедия...
Не отдавая себе отчета в своих действиях, я бесцельно бродил по ночным московским улицам. Нет нужды говорить о своих чувствах ‑ да и все равно этого не передать словами. То я присматривался издалека к компании характерного вида молодчиков, не решаясь, однако, пока обратиться к ним по поводу покупки пистолета, то у меня возникало желание покончить с собой... В четыре часа уже начало светать. Я дождался открытия метрополитена и поехал домой.
У подъезда стояли машины пожарной охраны, службы спасения и скорой помощи. Из окон находившейся на втором этаже нашей квартиры клубами валил густой черный дым. На носилках вынесли моих родителей. Включив сирену, машины "скорой" понеслись по улице. Страшно звучит, но я уже привык к трагедиям... В каком‑то полубессознательном состоянии я попытался войти в выгоревшую дотла квартиру, но мне не позволили. Пожар еще не был до конца потушен.
Позже я узнал, что в окна были брошены бутылки с зажигательной смесью и сигнальные ракеты. Все произошло точно так же, как и за несколько дней до этого в Южно‑Сахалинске. Там рыбная мафия "заказала" генерала‑пограничника, из‑за принципиальности которого она недосчиталась десятков миллионов долларов... Тут, конечно, действовали другие ‑ достойные ученики сахалинских бандитов... Исполнителей, как всегда, не нашли, да и не искали. А заказчики и так были ясны. Отец и мать получили несовместимые с жизнью ожоги и умерли в тот же день в институте Склифосовского.
Но в ту минуту я этого еще не знал. Выйдя на улицу, я увидел пожилого человека, стоявшего в стороне и внимательно смотревшего на меня. Его лицо мне напоминало кого‑то, но я так и не мог вспомнить, кого.
‑ Здравствуйте, Максим, ‑ тихо обратился он ко мне, когда я подошел к нему поближе. ‑ Я Светловидов Виктор Иванович, отец Паши. Он вел дело об убийстве вашей жены. Я только что похоронил Пашу и его семью. Я хотел познакомиться с вами, но приехал сюда, когда тут уже полыхал пожар. Я думал, вы сгорели...
Да, он очень похож на своего сына.
‑ Вы думаете, за этим стоят эти суки?
‑ Безусловно, кто же еще? Надежда и опора новой России!.. Вы, конечно, догадываетесь, что пытались убить вас?
‑ Да, разумеется... Но почему? Ведь у них и так связи в генпрокуратуре, они неприкосновенны.
‑ Ну, во‑первых, хотят показать свою власть и испытать удовольствие; во‑вторых, они ездят без охраны и не желают постоянно испытывать ощущение нависшей смерти из‑за угла. Вы ведь наверняка хотите их пристрелить?
‑ Конечно. У вас ведь есть пистолет? Я умею неплохо стрелять из него. Дайте мне, и я отомщу и за Надю, и за родителей, и за вашего сына.
‑ Успеется. Еще постреляем. Гниловская семейка задумала одно преступное дельце. Надо его сорвать. У меня созрел план. Вы со мной?
‑ Это и так ясно. Мне терять уже нечего.
