молодого бамбука. По обе стороны потянулся сплошной частокол растущих едва ли не впритирку стволиков, сливаясь в единую зеленую массу, расчерченную частыми вертикальными линиями. Закончились бамбуковые заросли шагов через тридцать так же резко, как начались: словно их мечом обрубили.
Впереди простирался обширный болотистый луг. Слева сочилось прядями тумана кладбище. И ветер этот туман не берёт! Справа начинался лесок. Сосны и криптомерии здесь росли как на подбор — словно состязались, кто из них вымахает прямее и выше.
А на другой стороне луга на невысоком каменистом холме стоял храм. Он вырастал из холма, казался его естественным завершением. Серый камень стен понизу оброс мхом; крыша цвета мокрой земли походила на шляпку гриба мацутакэ [18]. Ступени, ведущие к храму, были вытесаны из плоти самого холма, составляя с ним одно целое.
До слуха донеслось знакомое журчание. Я различил тусклый блеск ручья, извивавшегося у подножия.
«Приведите разносчика в храм у кладбища Санъюри. Я буду ждать вас там на исходе Часа Дракона [19]».
Это ж в какую рань должен был подняться святой Иссэн, чтобы оказаться здесь, на другом конце города, к исходу Часа Дракона? К слову, я сегодня тоже встал рано, так что начало Часа Дракона храмовый колокол возвестил лишь недавно. Выходит, это я буду ждать настоятеля в храме, а не он меня. Ничего, подожду. Вот опоздание с моей стороны было бы воистину непростительно.
— Это что же, храм? Зачем — храм?
Если возле кладбища в голосе разносчика звучал страх, то сейчас он, похоже, готов был удариться в панику. Что это с ним сегодня?! Заявиться в управу, врать в глаза дознавателю — не побоялся. А тут…
— Здесь с тобой встретится святой Иссэн.
Я обернулся к Мэмору. Заговорил медленно, раздельно, выговаривая каждое слово с предельной чёткостью, как будто имел дело с глуховатым дурачком:
— Идём. Ты же хотел поскорее всё выяснить?
— Хотел, да, хотел…
Он замедлил шаг:
— Выяснить, да… Только не в храме! Зачем — в храме? Не надо — в храме! Может, прямо тут, а? Я тут подожду, а вы святого Иссэна приведёте…
— Шевелись, кому сказано!
Тропинка петляла змеёй в сочной траве. Не успел я сделать и пяти шагов в полной уверенности, что разносчик следует за мной, как Мэмору с невероятной прытью сорвался с места и помчался к опушке леса. Первым моим порывом было броситься за стервецом в погоню. Я даже сделал два поспешных шага — и нога по щиколотку увязла в болотистой почве. Какой там бежать! Тут и идти не особо получится.
А Мэмору всё нипочем! Несётся, едва касаясь сандалиями земли, — и не вязнет. Гляди, уже добрался до опушки…
— Стоять!!!
Куда там! Так он меня и послушал.
«Возьмите с собой несколько крепких помощников…» Какой же я глупец! Меня ведь предупредили, а я? Решил, что люди станут смеяться, понадеялся на себя, дурака… Смотри теперь, как он удирает, и кляни свою гордыню!
Что я скажу настоятелю?!
В тот момент, когда от невыносимого стыда я уже готов был свести счёты с жизнью, Широно сорвался с места. Мэмору оказался на диво проворен, но я ещё ни разу не видел, чтобы кто-то бегал так, как мой новый слуга. Шаги его, и без того широкие, удлинились неимоверно, а ноги замелькали с такой скоростью, что слились в призрачный веер. Слуга буквально поглотил расстояние между тропой и опушкой — и нырнул в лес вслед за беглецом.
Сосны и криптомерии стояли редко, подпирая стволами небо. Лес был на удивление светлый — несмотря на отсутствие солнца — и я хорошо видел, что там происходит. Заметив погоню, разносчик прибавил ходу, запетлял меж стволами. Широно же, оказавшись в лесу, будто слился с ним, попав в родную стихию. Рыба в воде, он не бежал — скользил, тёк. Казалось, он движется по прямой, не сворачивая, а деревья сами уступают бегуну дорогу.
Мышь и ястреб, пришло на ум.
Ястреб настиг мышь играючи. Пал на добычу, мощным пинком сбил разносчика с ног. Мэмору перевернулся на спину, отчаянно заверещал, брыкаясь и отбиваясь. Словно молот, взлетел и опустился увесистый кулак: один, всего один раз. Мэмору обмяк, растянувшись на земле. На миг я даже испугался: не перестарался ли Широно?
Не убил ли беглеца?!
Как ни в чём не бывало слуга вскинул тщедушное тело на плечо и направился обратно — быстрым шагом, но уже не бегом. По ухваткам можно было не сомневаться: проделывать такие штуки для Широно не впервой. На службе у господина Абэ натаскался, не иначе. Опыт не спрячешь, а значит, и удар был отмерен точнёхонько.
Жив разносчик, просто сознания лишился.
— Мерзкий каонай!
В первый миг я решил, что Мэмору очнулся. Но нет, жалкое тельце продолжало кулем свисать с плеча Широно. Руки и ноги разносчика безвольно болтались при каждом шаге моего слуги. И тем не менее Мэмору отчаянно вопил и ругался.
— Отпусти меня, дрянь! Грязная тварь! Гадина!
Голос у него сделался нутряной, нечеловеческий:
— Гадюку тебе в печёнку! Земли могильной полный рот!
Затем я услышал знакомый старушечий визг:
— Чтоб вы все сдохли! Все!..
Когда Широно подошёл ближе, я разглядел, что глаза Мэмору закрыты. Лицо — оплывшая маска. Рот приоткрыт, из него тянется, покачиваясь в такт шагам Широно, ниточка слюны. Губы разносчика не шевелились — так, слабо подёргивались. Тем не менее, изо рта Мэмору продолжали извергаться брань и проклятия, словно их выкрикивал не разносчик, а некто, спрятавшийся внутри него.
У меня по спине прошёл невольный холодок. Я знал, кто там, внутри. По крайней мере, думал, что знаю. Заткнуть ему рот, чтоб не орал? А вдруг задохнется? Ну его! Перетерплю, не помру. А там — как святой Иссэн скажет.
— За мной, — велел я Широно.
И направился по тропинке к храму.
Глава шестая
Мне нет прощения
1
Не страсть, а наказание
— Доброе утро, Рэйден-сан.
Он стоял на ступенях храма, сложив руки перед грудью — не в молитве, а так просто, по привычке. Он едва заметно улыбался. Ряса цвета шафрана из простой грубой ткани, соломенная шляпа, лицо изрезано многочисленными морщинами. К левой ноге настоятеля, словно ластящаяся кошка, льнула вместительная котомка. Судя по виду — весьма увесистая. Как и дотащил-то?! Неужели не мог послушников в помощь взять?
Кроме настоятеля, никого видно не было. Может, сопровождающие сейчас в храме?
— Доброе утро, Иссэн-сан! Я думал, буду вас ждать. Но вы
