Беловолосый удивленно воззрился на восставшего врага. Впрочем, он не сомневался в конечной победе. Оглушенный, в шоке — что сможет этот старикан сделать против него?
Соперник Блейда вновь встал в низкую стойку. И — в мягком движении, в точном соответствии с канонами школы «сетокан» («все части твоего тела движутся в одном направлении совершенно синхронно»), он не двинулся, не качнулся, а словно бы «полился» вперед.
Этого-то и ждал Ричард Блейд. Пришел его черед обмануть противника своей мнимой слабостью.
Вихрь вражеских кулаков был уже совсем рядом, когда странник внезапно прыгнул. Он потратил на это последние остатки сил; в этот удар он вложил все, что у него еще оставалось.
«Екагири» в прыжке вообще-то наносится с ходу, что увеличивает силу удара, но в этом случае роль движения сыграли отчаяние и неуемная жажда победы. Тело Блейда взвилось в воздух, словно подброшенное пружиной; до хруста растягивая связки, он выбросил ногу вперед и вбок, целясь в лицо соперника.
Он попал.
Белобрысого парня отшвырнуло куда-то в окружавшую темноту, в Хаос, в Ничто. Только что он был здесь, только что он атаковал, подобно смертоносному тайфуну, — и вот его нет, словно никогда и не было.
Блейд стоял, с трудом удерживаясь на ногах. Перед глазами все плыло, сливаясь в сплошную бешеную пляску изломанных цветных полос. И внезапно из этого хаоса появилось лицо соперника.
Он тоже двигался с трудом, этот странный противник Блейда. Лицо его превратилось в кровавую маску, можно было лишь удивляться, как выдержали шейные позвонки. Но тем не менее они выдержали, и, пошатываясь, шипя от боли, беловолосый тоже нашел в себе силы подняться и вновь двинуться в бой, собирая, как и Блейд, силы для последнего, решающего удара.
Оба противника ударили одновременно.
И оба попали.
Два тела грянулись на пол совершенно синхронно, словно связанные незримыми нитями. Судья прерывающимся голосом начал отсчет, но его слова тонули в диких воплях зрителей.
И все же какие-то слабые отзвуки достигли уже почти погасшего сознания странника. Опять цифры! Опять эти проклятые цифры! И значит, ему снова надо вставать…
Блейд поднялся при счете «девять». Его противник не поднялся вовсе.
В чувство странника привели руки Лиззи.
Окончательно Блейд пришел в себя только на следующее утро. Он лежал в постели, в своем гостиничном номере; первым ощущением было — зачем мне намотали на лицо эту марлю?
— Лежи смирно, — послышался знакомый голос. — Лежи, доктор наложил несколько швов. Пока они хоть немного не подживут, тебе лучше поменьше двигаться.
— Лиззи?! Ч-что ты здесь делаешь?..
— Ухаживаю за тобой, разве не видно? — сердито отозвалась девушка.
Блейд молча откинулся на подушку. Вчерашний бой дался ему очень и очень дорого. Вряд ли он был сейчас в состоянии выдержать еще один раунд против подобного противника.
Девушка хлопотала рядом, готовя какие-то мази и примочки. Что она здесь все-таки делает? Или ее хозяева настолько наивны, чтобы пребывать в уверенности, будто он, Блейд, не раскусит их детскую уловку?
— Забрала бы ты свои микрофоны, Лиззи, — странник пошел напролом. Не самый изощренный ход, но порой бывает очень эффективным.
— Микрофоны? — Если это удивление было притворным, то в Лиззи погибла великая актриса, достойная сцены Королевского шекспировского театра. — Какие микрофоны, Эмилио? Я не понимаю тебя.
— Вчера ты распихала по номеру жучки, — морщась от боли в ноющей челюсти, пояснил Блейд. — Я хотел бы знать, зачем ты это сделала. И не надо клясться, будто не имеешь к этому никакого отношения.
— Но… но я действительно не имею к этому никакого отношения… — пролепетала Лиззи с непритворным страхом.
Блейд задумался. Похоже, девчонка и в самом деле не лжет. Чтобы так сыграть изумление… Тем более, что доказательств у него никаких. Впрочем…
— У тебя есть с собой тальк?
— Есть, конечно, — озадаченно отозвалась девушка. — А зачем он тебе?
— Сейчас увидишь.
Профессионал должен уметь зафиксировать отпечатки пальцев при помощи любых подручных средств. Кисточкой для чистки электробритв Блейд осторожно смахнул лишний порошок с крошечной коробочки радиомикрофона. Лиззи взволнованно сопела у него над плечом,
— А теперь возьми в руку вон тот стакан… спасибо. Сейчас мы все узнаем.
— Теперь ты убедилась? — мрачно спросил Блейд девушку пятнадцать минут спустя. Отпечатков на микрофоне осталось немного, однако характерный шрам, рассекавший подушечку указательного пальца Лиззи, был одинаково четко виден и на микрофоне, и на стакане.
— Ты все еще будешь отпираться?
— Буду! — вскрикнула Лиззи. — Буду! Потому что я этого не делала, Эмилио, не делала! Я… я призналась бы тебе во всем, если бы мне было в чем признаваться! Но мне не в чем, не в чем, клянусь… клянусь всем святым!..
Все это кончилось бурными и самозабвенными рыданиями.
— Ты и впрямь отменно играешь, — медленно сказал Блейд. — Что ж, я на тебя не в обиде. Ты делала свою работу. Но скажи мне — для кого? Кто приставил тебя ко мне? Как вычислил, что я окажусь в баре Шэллоу?
— Я-а… не понима-а-ю-у… — донеслось сквозь рыдания.
Скрипнув от боли зубами, Блейд поднялся. Ребра как будто целы… а остальное — это пустяки.
— Нет, ты понимаешь! — Он схватил Лиззи за руку, чисто машинально закрываясь от захвата. — И ты скажешь мне — добровольно или нет! — он скорчил самую свирепую физиономию, на какую только был способен. — Ты думаешь, что я такой добряк?! Сейчас привяжу тебя к стулу и начну пытать — да так, что никаких следов не останется, и ты не сможешь даже обратиться в полицию. — Он как следует встряхнул девчонку за плечи. — Ну, будем, говорить? Или мне применить к тебе крайние меры?
— Применяй что хоче-ешь… А я-а-а все равно-о ничего-о не знаю-у-у…
Черт побери! Не пытать же эту пигалицу и в самом деле?!
— Ну, тогда пеняй на себя! — сурово произнес Блейд и принялся прикручивать слабо сопротивляющуюся девчонку к стулу простынями.
Закончив с этим, он принялся зажимать между ее пальцами карандаши, перекручивая все это тонким кожаным ремешком, снятым с головы самой Лиззи. Девушка наблюдала за этими приготовлениями, и глаза ее постепенно расширялись.
— Не забывай, что я из Аргентины, — зловещим тоном произнес Блейд. — Там у нас с подобными вещами очень просто. Это вы, европейцы, прямо-таки помешались на правах человека… Ха! Я смеюсь над этими правами! И сейчас я докажу тебе, что все красивые слова — не более, чем сотрясение воздуха. Видишь ли, я очень не люблю, когда за мной следят. Одного такого шпика я просто расчленил на части — еще дома, в Аргентине… Полиция его так и не нашла.
