единственного выхода, особо выбирать царевичу было не из чего.
Перед заплывшими глазами Карны вновь встало веснушчатое лицо Марзааны, обрамленное рыжими волосами. Я не должен был втягивать ее во все это. Знал ли император, что она связана с их безрассудным планом? И если бы узнал, удовлетворился бы ее изгнанием или все было бы намного хуже. Она выживет. Она была самой находчивой женщиной, которую он знал.
Возможно, для разнообразия мне стоит подумать о том, как выжить самому. Если бы он мог, он бы рассмеялся. Но спасительных мыслей не было. Его разум уже столько раз метался, как лягушка в горячей воде, отчаянно выискивая выход из ловушки, в которую они так глупо попали. Может, ему стоит попробовать провести переговоры со своими тюремщиками? В конце концов, охранники назвали его «важным пленником». Он хмыкнул. С Пракар Марденом он уже пытался поговорить – и теперь оказался в положении куда более невыгодном, чем у «Толстухи».
Его неизбывно преследовала странная уверенность. Уверенность в собственной смерти. Пусть он даже десять раз «важный пленник», но стоит тюремщикам один раз взглянуть на знак решта на шее, и любая надежда на защиту истает, как туман на холмах. И что мне делать? Убить как можно больше этих южных полукровок голыми руками? Нет. Он должен уйти с достоинством. Как настоящий Верховный Магистр. А может, ему следует подождать, пока его отведут к похитителю, и рискнуть напасть на него? Или на Мати, если она там. Ведь это же она спланировала эту ловушку? Сучка.
Карна потерял счет времени. Он пытался измерять его по смене караула, но он уже несколько часов, а может, и дней не слышал ни звука снаружи. И сейчас, в этом безумии слепоты, разум Карны отказывался оставаться неподвижным, он бился, как лань, пойманная в сеть, – и от этого Карна мучился столь же сильно, как и от кандалов.
Он опустил голову. Он растратил свою жизнь, и все впустую. Арджуна. Он все еще задавался вопросом, случайно ли Царевич Луков пронзил стрелой голову Судамы. Или это была вина Шишупала? А может, его собственная? Он должен был понять, что это состязание не приведет ни к какому результату, кроме самого очевидного, – пусть Дурьодхана и казался оптимистом. Имело ли это вообще значение? Нельзя было винить за все произошедшее одного лишь Арджуну. Забери меня Бездна!
Какой-то отдаленный грохот заставил его вскинуть голову. Он почувствовал, как в воздухе разлилась какая-то тяжесть: тяжесть неба перед разрушительной бурей. В замке повернулись ключи. Он прищурился, повернув голову в направлении звука, но единственное, что разглядел, когда дверь распахнулась, – это вспышку резанувшего по глазам света. Прищурившись, он увидел, как по ступеням спускается огромный силуэт, освещенный мерцающим светом факелов, которые держали люди, стоявшие позади него. Тяжелые ботинки скребли по влажному полу – и звук этот звучал угрожающе.
– Я надеюсь, наше гостеприимство заставило вас почувствовать себя желанным гостем, Верховный Магистр, – сказал ровный голос.
Он исходил не от гиганта, а из-за его спины. Наконец заговоривший шагнул вперед. Он выглядел так, словно Богиня Жизни выжала из его плоти каждую унцию жира, оставив лишь кости, кожу и волосы. Его глаза казались осколками камня и были столь же темны и остры. Запястья прятались в огромных рукавах черных одежд, а на груди виднелась золотая брошь в виде льва. На шее висели четки из рудракаши, а талию обвивал пояс из отбеленной крокодиловой кожи. Карна видел его на праздновании. Нараг Джестал. Его тюремщик. Главный жрец Унни Этрала.
– Димвак, если тебе не трудно… – мягко сказал Джестал.
Димвак отдал едва слышную команду. Довольно скоро вспыхнули факелы, и их свет пополз по покрытым мхом стенам, скользким от влаги. Теперь огня было столь много, что камера стала освещенной настолько, что глазам было так же больно, как до этого от темноты. Карна оглянулся, стараясь оценить свои шансы, – скорее по привычке, чем на что-то надеясь. Штукатурка на стенах, покрытых зеленой плесенью, давно пошла пузырями. Длинное кровавое пятно на полу, которое когда-то пытались отмыть, да так и не смогли, осталось немым свидетельством произошедшего. А еще поодаль виднелась каменная плита, заставленная нехитрыми инструментами тюремного ремесла.
Джестал подошел к плите, провел пальцем по ее холодному краю, достал из рукава водяные часы и, найдя единственное свободное место, поставил их на стол вверх ногами.
– Итак… кто ты такой?
Карна не видел смысла не отвечать.
– Я сказал вашим людям сотни раз. Я Карна, Верховный Магистр Анга из Союза Хастины!
– А твой друг, которого мы поймали, – царевич Дурьодхана, наследник престола Союза? – Джестал ухмыльнулся. – Да, мы это уже слышали.
Поймали! Карна не знал, радоваться ли, что Дурьодхана пережил падение, или ужасаться тому, что он оказался в другой камере, такой же, как эта.
– Он царевич. Он неприкосновенен…
Джестал вскинул руку:
– Избавь меня от своих воплей. Попробуем по-другому. Почему ты здесь?
– Я уже вам говорил.
– То есть ты утверждаешь, что Царевич Союза, Верховный Магистр и шлюха решили тайком пробраться в наш город?
Карна застыл. Они поймали и Марзаану.
– И пробрались тайком, потому что ты не говоришь, с какой целью вы это сделали. Давай предположим, что за вашим проникновением стоит благородный мотив. И все же вы попали в империю без сопровождения воинов, готовых вас защитить. – Джестал вскинув брови, уставился на Димвака, который пожал плечами.
– То есть либо так и есть, либо вы шпионы, работающие на матхуранцев и проникшие сюда, чтобы убить императора и возложить вину на Союз, в то время как ваши хозяева продолжат свою грязную работу. Так что из этого покажется более вероятным?
Карна вытянул руки, стараясь не обращать внимания на то, как боль прошила все его тело.
– Юноша, я десятилетиями был жрецом Этрала и видел, как люди унижаются, лгут, обманывают и исповедуются. И что я понял за все это время, так это то, что наиболее вероятный ответ обычно является самым верным.
– Я говорю правду!
– И как ты объяснишь свою… волшебную броню? – Он произнес слово «волшебную» с явным отвращением. – Это самое странное. Ведь странно, что Верховный Магистр носит на груди золото, а царевич рядится в одеяния слуги.
– Я родился в ней.
Димвак хмыкнул, подошел к жаровне и присел рядом с ней на корточки. Затем нетерпеливо подул на угли, и огонь отбросил на его лицо алые отблески.
Джестал же, словно разочаровавшись в многообещающем ученике, печально покачал головой:
– Рештский пес, рожденный в золотых доспехах?
