Внезапно ее чуткий слух уловил непонятные звуки, явственный шорох где-то неподалеку. От неясного предчувствия по телу девушки пробежал озноб, и фитиль, горевший в центре чаши, которую она несла в руках, ощутимо задрожал. Ноги ее остановились сами по себе, и Адальджиза не могла заставить себя сделать хотя бы шаг вперед. Она пыталась убедить себя в том, что шум ей только послышался, что на кладбище в полночь никого не может быть, но…
Зловещее шуршание повторилось снова! Адальджиза беспомощно оглянулась назад, на храм, светящийся изнутри. Там, внутри, находилось много людей, но все они были так далеко…
Шум раздался совсем рядом с ней, где-то в кустах у ближайшего склепа. Сердце девушки дрогнуло, и она ринулась назад. Трещал по швам плотно облегающий тело каласирис, не хватало дыхания, и крики вырывались у нее из груди, но Адальджиза пыталась бежать, не выпуская из рук чашу с сакральным огнем.
Ей показалось в неясном свете лампы, что в кустах вился хвост огромной змеи, стелющийся по траве, растущей рядом с могильным склепом.
– Сет! – вырвалось у нее из уст проклятое имя Змея Вечной Ночи.
Сам Властитель Тьмы подстерег ее и пытался преградить путь со священным огнем. Она не смогла далеко убежать, через несколько мгновений нога девушки подвернулась, и Адальджиза не удержала равновесия и повалилась на гравий кладбищенской дорожки, роняя чашу. Сзади раздавался страшный звук чьих-то шагов.
– Помогите! – закричала она. – Помогите!
Девушка успела еще подняться на ноги и оглянуться, но тут же словно окаменела от того, что увидела за спиной.
– Помогите! – исступленно взывала Адальджиза.
На нее из темноты надвигался чудовищный монстр огромного роста. Девушка визжала от ужаса, но не могла стронуться с места, не могла сделать и шага из-за предательски ослабевших ног. Комок тошноты подступил к горлу Адальджизы, когда она увидела чешуйчатое лицо монстра, его горевшие злобной радостью красные глаза. Он неумолимо приближался к ней.
Девушка попыталась крикнуть еще раз, но из ее горла вырвалось лишь сдавленное сипение. От страха все ее тело точно окаменело и сжалось в комок.
Монстр хрипло засмеялся, откинув голову назад, если только дети Сета могут когда-либо смеяться, потому что это было похоже, скорее, на рычание голодного зверя. Он сделал шаг вперед и поднял руку.
Адальджиза еще успела заметить, как в неясном лунном свете что-то блеснуло, но тут же почувствовала боль, дикую боль в сердце…
* * *
Конан покинул лавку Хромого Риэго только поздним вечером. Как он ни грозил неисправимому болтуну, как ни обещал нарезать ремней из его дряблой зингарской спины, но примерить сапоги варвар смог только после захода солнца. Кожа гликона и в самом деле оказалась хороша – сшитые из нее сапоги удобно сидели на ноге, и было видно, что им не страшна ни морская волна, захлестывающая палубу во время бури, ни полуденный зной безжалостного южного солнца.
– День пропал из-за тебя, колченогий петух! – бурчал Конан, дабы скрыть удовольствие, что появлялось у него при каждом взгляде на новые сапоги. – Я сегодня собирался поговорить с советником насчет каперского патента… уже наступил вечер, а я все торчу в твоей вонючей конуре…
Как бы ни стенал сапожник о своей усталости, как бы ни утверждал, что никому еще на всем побережье не удавалось сшить такие огромные сапоги за такой короткий срок, в его хитрых зингарских глазах сквозило явное удовлетворение. Глядя на Риэго, становилось понятно, что Митра сегодняшним утром послал ему весьма привлекательного заказчика.
Зингарец по-собачьи преданно смотрел Конану в глаза и нахваливал свою работу:
– Почтенный месьор капитан нигде больше не увидит такую подошву! Пусть он специально покажет сапоги другим обувщикам! Каждый из них будет хвалить мою работу, клянусь Свежим Дыханием Митры и его Утренним Священным Взглядом! Вам ведь нравится, не правда ли?
– Нравится, нравится… – сквозь зубы замечал Конан, разглядывая новую обувь. – Только мне сказали, что шесть золотых для такой работы слишком много…
– Кто сказал это почтенному месьору? – изумленно таращил глаза Риэго. – Да пусть Владыка лишит того сна до конца жизни! Пусть Податель Жизни пошлет ему мужское бессилие, а жене его любовную трясучку! Да я еще сделал скидку!
Он делал вид, что рвет свои жидкие черные волосы, и тут же предложил:
– А не хочет ли почтенный месьор приобрести еще и пояс из кожи речного гликона? Если он купит пояс вместе с замечательными перчатками, это будет стоить всего два золотых… Клянусь…
Варвар не смог уже дальше терпеть безостановочную болтовню хромого шельмеца, поэтому выложил на скамью полновесные золотые монеты и направился к двери, с удовольствием впечатывая в пол подошвы новых сапог.
«Кром, – скрежетал он про себя, – после этого хромоногого бандита и золота-то почти не осталось»!
Но что оставалось делать? Можно было бы, понятно, не платить, а просто размозжить зингарцу голову и уйти, не попрощавшись. Но никто в хайборийском мире никогда не поверил бы, что он, сын гордой Киммерии, способен на такое! Эти руки принадлежали некогда искусному вору, пирату и воину, но они никогда бы не поднялись на немощного ремесленника, почти весь день корпевшего над огромными сапогами.
Сумерки длились в Зингаре недолго, и черная ночь наступала всегда стремительно, точно Хранитель Света Митра в один момент задувал невидимый светильник. Солнце очень быстро скрывалось за морем, и на городских улицах появлялись фонарщики с лестницами – их зажженные фитили заставляли вспыхивать уличные лампы в богатых кварталах. Узкая улочка, на которой находилась сапожная лавка Риэго, никогда не освещалась такими фонарями, поэтому Конан, шагнув за порог, оказался в полной темноте. Все вокруг уже смолкло до утра, и городской народ устроился на ночлег, прочитав перед сном благодарственные лауды Митре Всемогущему.
Киммериец прошел несколько кварталов, не встретив никого на пути. Тишину городских улиц нарушали только звук его шагов да лай собак, выпущенных на ночь во внутренние дворы зажиточных херридских жителей. Он двигался в сторону гавани, к постоялому двору «Западный ветер», где еще утром договорился о ночлеге за умеренную плату.
Несмотря на темноту, варвар прекрасно ориентировался в городском лабиринте и готов был поклясться, что возвращается тем же путем, каким следовал и днем, когда наткнулся на лавку Хромого Риэго, чтобы Митра лишил его всех ресниц…
Поэтому изумлению его не было предела, когда очередная улица вывела его на запертые ворота, возле которых к тому же оказалась ночная стража. Звякнуло оружие, небольшой отряд ощетинился копьями и длинными зингарскими ламирами, а грубый голос спросил:
