— Откуда ты можешь знать, что у женщины это не получилось бы лучше, если никогда ни одна из них не была ярлом деревни?
Альфадас испытывал удовлетворение от того, что обычно столь красноречивый священнослужитель вот-вот проиграет Асле, как это постоянно случалось с ним, когда они спорили на эту тему.
— На юге есть королевства, где правят женщины, — заметил Гундар. — И видишь, что с ними происходит? Старый Хорза Крепкощит каждое лето посылает войска, чтобы разорять их границы и выжимать из них дань.
— О да, я знаю. И мой муж ведет воинов Хорзы от победы к победе. Но разве поэтому королевы плохо правят? Разве их вина в том, что у них есть воинственный сосед, который каждую весну спускает с поводка орды своих псов?
Альфадас негромко откашлялся.
— Думай о том, как говоришь о короле. Мы не одни.
— Теперь я еще и не хозяйка в собственном доме? Нам следовало бы…
Она умолкла на середине фразы. Альфадас почувствовал, как напряглось все ее тело. Невольно он проследил за ее взглядом.
Кадлин выползла из своей спальной ниши и схватила мозговую косточку, которую грызла Кровь.
— Ни звука! — прошипел Альфадас. — Нельзя ничем пугать эту бестию.
Казалось, Кровь спит. Кость она держала между передними лапами.
Кадлин оторвала немного волокнистого мяса и засунула себе в рот.
Ярл нащупал на поясе нож.
— Разговаривай с Аслой, как будто ничего не произошло, — попросил он священнослужителя. — Из гостей еще никто не заметил того, что случилось.
Он заставил себя успокоиться. Сердце колотилось, но нельзя было и виду подать. Нельзя пугать Кровь. Огромная псина может убить Кадлин одной лапой. Никто в доме не окажется рядом с ней настолько быстро, чтобы предотвратить нападение псины.
— Пожалуйста, сделай же что-нибудь, — прошептала Асла. — Мы ведь не можем просто смотреть…
— Молись за нее. — Гундар побледнел как смерть. — Жизнь твоего ребенка в руках Лута.
— Я не буду…
Альфадас рукой зажал рот Аслы и заставил ее сидеть на месте.
Кровь открыла глаза. Они были янтарного цвета. Собака холодно разглядывала маленького ребенка. Кадлин почти выпрямилась и тащила к себе большую кость. Она раздраженно что-то бормотала себе под нос, поскольку не могла вытянуть ее из-под тяжелых лап.
Альфадас взвесил в руке нож. Его дочь выживет только в том случае, если Кровь умрет в мгновение ока. Нож слишком легок, чтобы пробить толстый собачий череп. Вот если он попадет в глаз… Там кости тоньше. Но на пути у него стоит Кадлин. Если девочка вдруг шевельнется, клинок поразит ее. Альфадас проклял себя за то, что просто-напросто не прогнал Оле прочь вместе с его тварью.
Кровь потянулась и подняла лапу. Кость оказалась у Кадлин, и та плюхнулась на попку.
— Боги всемогущие, ребенок! — вдруг вскрикнула какая-то женщина.
Тут же все разговоры стихли. Кровь подняла взгляд, подняла губу и заворчала.
— Не шевелитесь! — приказал Альфадас. — К собаке никому не подходить! — Краем глаза он увидел, как Оле протиснулся мимо крестьян и вынул из-за пояса плеть. — Стой на месте, — зашипел разъяренный ярл. — Тебя я хочу видеть рядом с собакой меньше всего.
Кадлин заметила, что внезапно наступила тишина, и огляделась. А потом протянула руку и, ухватив Кровь за нос, поднялась на ноги. Альфадас задержал дыхание. Крохотные пальчики Кадлин гладили окровавленный шрам на морде. Собака заморгала. Потянула голову вперед, а потом вдруг лизнула лицо малышки своим огромным языком.
Зал выдохнул, но опасность еще не миновала. Альфадас протянул дочери руку.
— Иди сюда, Кадлин. Иди ко мне.
Малышка чмокнула Кровь в нос. А затем подбежала к Альфадасу и гордо произнесла:
— Ава!
Ярл отпустил Аслу. Та прижала Кадлин к себе.
— Что ты творишь, девочка моя? Никогда так больше не делай. Пожалуйста… — Слезы душили ее.
Остальные женщины собрались вокруг них.
Оле положил плетку на лавку рядом с Альфадасом.
— Можешь оставить тварь себе. Теперь мне никто не поверит, что это кровожадная бестия, способная разорвать волка.
На это Альфадас не смог ничего ответить. Он чувствовал себя измотанным до предела, и теперь, когда напряжение спало, он дрожал всем телом.
— Собака подчиняется руке ребенка. Это четвертое знамение за четыре дня, — негромко произнес священнослужитель.
— Это ты, Олловейн? — Оримедес наклонился, чтобы лучше видеть лицо эльфа. — Что за маскарад? Думаешь, такой шлем поможет, если на голову упадет огненный шар?
— Тихо! — Олловейн посмотрел на остальных кентавров, стоявших немного в стороне на набережной рядом с паланкином. Мастер меча опустил голову, чтобы шлем, который он надел, лучше скрывал его лицо. — Прикажи своим ребятам подняться по сходням на барку. У нас есть раненые, которым не выжить в море. Мы должны отнести их обратно во дворец. Хольды еще на борту?
— Большинство этих мучителей убежали, когда начался обстрел гавани. На борту только Гондоран и еще парочка хольдов.
— Прогони их или проследи, чтобы они не могли покинуть лодку после того, как на барку положат раненых.
Оримедес вопросительно посмотрел на него.
— Приступай, ты же понял мои указания!
И, не дожидаясь реакции князя кентавров на свои резкие слова, Олловейн развернулся и побежал вверх по сходням. Чем меньше детей альвов будут знать о том, что здесь происходит, тем лучше. Они должны попасть во дворцовую башню. Там они смогут легко защититься от превосходящего числом противника.
Мастер меча пригнулся, когда огненный шар, шипя, пролетел над ним. В гавани тем временем полыхала большая часть кораблей. Поднялся ветер, горячим дыханием обдавая лицо. Мелкие хлопья пепла, словно черный снег, плясали над набережной.
Эмерелль снесли по сходням, уложили на щит одного из воинов. Шелковое покрывало укрыло ее сожженное платье. Лицо королевы опухло и было настолько искажено ранами, что ее едва можно было узнать. Олловейн обеспокоенно глядел на огромное кровавое пятно, все больше и больше распространявшееся по покрывалу.
На коленях рядом с Эмерелль стояла Линдвин. Она держала в своих ладонях руку раненой, глаза ее были закрыты. Помогает ли она Эмерелль? Или она достаточно фанатична для того, чтобы просто сидеть и ждать, когда королева умрет, хорошо понимая, что это будет означать и ее собственный конец? На Линдвин теперь тоже был простой зеленый камзол солдата королевской гвардии.
Мастер меча в отчаянии огляделся. Набережная опустела. Потоки беженцев запрудили улицы города. Не было другой целительницы… У него не было выбора, кроме как довериться женщине, которая была в его глазах предательницей.
